Андрей Дашков - Собиратель костей

• Название: Собиратель костей
• Автор: Андрей Дашков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-009869-3

Это – легенда о Собирателе костей. О человеке, мечтавшем обрести бессмертие. Обрести – любой ценой. Даже – ценой договора с… с кем? Кто он – зовущий себя ангельским именем Габриэль, но силу свою черпающий от Тьмы? Кто он – взявший человека, мечтавшего обессмертии, в ученики и оруженосцы?.. Двое начинают Путь. Путь к человеческим костям, без коих невозможен тайный, страшный обряд древней магии. Путь к власти, могуществу, силе. Но – труден такой Путь, и лежит он – через кровь сражений и опасность поединков. Ибо – тяжек жребий Служителя мрака. Ибо – многие встанут на дороге Собирателя костей.

---

О беспорядочная смена фигур и масок в сломанном проекторе моей памяти! Тряпьё английской королевы, пропахшее нафталином… Бело-золотые одежды ангелочка… Трико паяца… Самка леопарда в дворцовом зверинце… Дельфин среди акул… Ах ты, дитя природы, естественное и простое, но что можно было считать ПРИРОДОЙ среди развёрнутых ландшафтов и что можно было считать ЕСТЕСТВОМ?..

Однажды я отправил её тело скитаться на нижние этажи – просто так, шутки ради. Потом я с трудом отыскал его. Оно было (пряталось?) среди восковых фигур. Я не мог не заметить, что фигуры изменили свои позы с тех пор, как я видел их в последний раз, а один из экспонатов и вовсе исчез… По-моему, после воссоединения души и тела дикарка слегка тронулась рассудком. Зато она стала куда более покладистой.

О чистое, пречистое создание! О цветок лотоса! Наша грязь не приставала к тебе. Блаженное неведение спасло тебя от чёрного безумия. А вот белое безумие – чем оно отличается от тихого сна посреди суеты? И ты спала, будто заколдованная принцесса в хрустальном саркофаге своей чуждости, среди своего невнятного мира, скользя в сумерках жизни…

Балы, медленные танцы, мелодия «шингха»… Моя пухлая рука на ошейнике, украшенном бриллиантами и чёрными жемчужинами… Мы с нею – в вывернутом наизнанку ландшафте «боди». И диковинные микробы в расселинах живой «земли». И цветы, прорастающие сквозь кожу. И объятия горизонта. И поцелуи глаз-лун. И журчание сока жизни. Пей… Пей… Пей… И забудь обо всем… Сумерки жизни.

Она вдохновляла меня на поиски того, чего не было и не могло быть в моем окружении. Я ждал, когда в её глазах вспыхнет хотя бы призрачная искорка интереса. Тщетно. Она оставалась полуживотным, брошенным зачем-то в звериное чистилище. Кажется, она ждала удобного момента, чтобы убить меня и сбежать. Это придавало определённую остроту однообразному существованию. Опасность быть зарезанным или загрызенным развлекала меня. Поскольку дикарка выжидала, а не бросалась слепо на моих телохранителей, я считал её небезнадёжной. Дурацкий юношеский романтизм, болезнь переходного возраста. Теперь я предпочитаю держаться подальше от любых дверей, за которыми таится неизвестность…

– О чем задумался, Санчо? – прервал Габриэль цепочку моих бесполезных размышлений и заодно монолог о себе, любимом. – Неужто решил отравить меня, скотина?

Он, как обычно, вовремя напомнил мне о том, что в жизни все повторяется и лишь фигуры иногда меняются местами. Теперь я сам был варваром и игрушкой в руках извращенца. Меня будто окатили струёй ледяной воды, и даже расхотелось идти в сортир.

– Ещё нет. – Я позволил себе отшутиться. – По крайней мере пока не отъемся и не получу свою ослицу.

– Получишь, получишь, – заверил хозяин. – И кое-что сверх того, если до завтрашнего вечера найдёшь Риту.

Очередной кусок застрял у меня в горле. Габриэль наслаждался сигарой, но ни на секунду не упускал из виду главное. Я-то знал, о ком идёт речь.

О бывшей подружке Шёпота.

5

Прежде чем мы покинули ресторан, я все-таки сбегал в сортир, поразивший меня тонким благоуханием и обилием живых цветов, высаженных на террасках. И тут же журчал элегантный фонтан, настраивая на нужный лад. Я и забыл, что цветы лучше всего растут среди дерьма и на могилах…

Когда я вернулся в зал, певичка уже выгибалась возле нашего столика. Застывшие дюны её форм были освещены серебристой искусственной луной, медленно спускавшейся с потолка. Под аккомпанемент скрипки и рояля красотка жаловалась на одиночество и стужу, капканом схватившую сердце.

Габриэль положил крупную купюру в бокал, на дне которого ещё оставалась рубиновая капля. Он выуживал деньги из кармана сюртука с непринуждённостью балаганного фокусника. Не сомневаюсь, что и доставались они ему так же легко. Ещё легче, чем женщины.

Мы оба – певичка и я – смотрели, как купюра медленно розовеет. Вино поднималось по капиллярам, будто кровь, струящаяся по жилам, и лицо на портрете принимало апоплексический вид. А потом красные слезы потекли из глаз…

Габриэль отложил сигару и вытащил из внутреннего кармана самопишущую ручку с золотым пером. Это была ещё одна антикварная вещица, которая символизировала целую эпоху. Он чиркнул ею пару слов на салфетке, сложил салфетку вчетверо и сунул певичке под платье. Меня нисколько не удивило, что он решил пополнить свою коллекцию этим мотыльком, однако я не ожидал, что его аппетит проснётся так скоро. Впрочем, эта история не получила логического завершения.

В следующую секунду с улицы донёсся отрывистый грохот, и я подскочил на стуле от неожиданности. В кабаке возник лёгкий переполох – недаром это местечко считалось спокойным и респектабельным. Дамочки, как положено, завизжали; одна даже, кажется, хлопнулась в обморок. Возле бара сошлись жирноватые импотенты и принялись с солидным видом что-то обсуждать. Клиенты помоложе бросились к окнам и выглядывали наружу сквозь щели между шторами. Большей частью они напоминали потревоженных тараканов.

Толстяк-администратор, старавшийся не приближаться к нашему столику без крайней необходимости, отрядил парочку своих подопечных для выяснения обстановки и дал знак заткнувшемуся пианисту. Тот заиграл «Плачущего Ромео».

Мой хозяин безмятежно посасывал сигару. Певичка погладила то туго обтянутое тканью место, которое обжигали каракули Габриэля, и удалилась, показав нам татуированную спину.

Поскольку я изрядно набрался, мне было море по колено. Я вспомнил, для чего меня наняли, и решил отработать свою сегодняшнюю булку с маслом. Да ещё и с икрой. Я сделал попытку встать и предложил:

– Пойду посмотрю, что случилось.

Габриэль усадил меня на место одним движением пальца.

– Ничего особенного, – сказал он. – Какой-то ублюдок только что подстрелил мою лошадь.

– И вы так спокойно об этом говорите?

– А что же мне – волноваться из-за пустяков?

Мне стало стыдно за наших местных уродов. Это была слишком мелкая месть. Не найдя смелости поднять руку на хозяина, не смея даже взглянуть ему в лицо, они обратили свою злобу против ни в чем не повинной твари и потешили таким образом уязвлённое самолюбие.

Габриэль продолжал лениво:

– С одной стороны, мне оказали услугу, избавив от этой клячи. С другой стороны, мне нанесли оскорбление действием. А кроме того, животина честно таскала свою нелёгкую ношу и была верным товарищем. Примерно как ты, Санчо. Пожалуй, она не заслужила такой смерти. Пойдём! – Он вдруг резко вскочил со стула и забросил раку за плечи. При этом кости издали глухой перестук.

(Его намерения порой менялись с калейдоскопической быстротой. Иногда мне это нравилось, но чаще раздражало. Очень редко случалось, что он управлял временем, растягивая его или сжимая в соответствии с собственными потребностями. И лишь однажды я заподозрил, что он умеет перемещаться в какой-то другой мир, где события протекают в иной последовательности. Если мы все плывём по реке, имеющей два русла – видимое и подземное, то Габриэль умудрялся оказываться там, где оба русла сливаются. Таким образом, он управлял, предвидел и знал. А мне оставалось верить ему на слово и надеяться на то, что ложь, стекающая с его губ, не слишком отличается от правды.)

Он рванулся к выходу, шагая так широко, что я с трудом поспевал за ним. Меня шатало; зал качался, искрился, и все казалось облитым расплавленным золотом. Это была эйфория, которая, как я знал, продлится не более пяти минут. Затем начнёт тяжелеть и болеть голова. В конце концов меня охватит тупое сонное безразличие. Это был привычный способ забыться, просто раньше я использовал более дешёвые «лекарства»…

Едва мы оказались на улице, как увидели мальчишку-слугу с залитым кровью плечом. Его правая рука висела как плеть. Он смертельно боялся наказания, но не посмел сбежать. Он был белее мела и сначала не мог говорить. Габриэль положил ладонь ему на голову. Я приготовился к худшему, но это всего лишь развязало мальчишке язык.

По его словам, мимо ресторана промчался экипаж, запряжённый парой вороных. Самый обычный экипаж, каких сотни на улицах Боунсвилля. Паренёк обратил на него внимание только потому, что лошади неслись слишком быстро. Кучер был закутан в плащ; на голове – широкополая шляпа, надвинутая до самых бровей (мальчишка поднял дрожащий грязный палец и робко пролепетал: «Точно такая шляпа, хозяин…»). Окна кареты были затянуты чёрными шторками. Зато малец заметил, как между шторками блеснули стволы.

Потом раздался двойной выстрел из дробовика. Почти весь заряд попал лошади в шею. Мальчишка как раз чистил её щёткой, и одна или две дробинки засели у него в плече. Под конец своего рассказа он расплакался.

Я посмотрел туда, где толпа зевак обступила издыхающую кобылу. Из ран толчками выплёскивалась кровь. Кто-то предложил прикончить её, чтоб не мучилась.