Андрей Дышев - Разведрота (сборник)

• Название: Разведрота (сборник)
• Автор: Андрей Дышев
• Жанр: Боевик

Автор служил в Афганистане в 1983-1984 годах в составе 201-й дивизии, дислоцировавшейся в северной провинции Кундуз. Журналист по образованию, он описывает войну с документальной точностью, в его прозе нет ничего придуманного, раздутого в угоду читательским пристрастиям и "законам жанра". Но именно правда делает картину тех давних событий страшной, отчего мучительно сжимается сердце и страдает душа. Герои книги – офицеры и солдаты, погибшие и живущие ныне, которые до конца исполнили свой воинский долг в далекой мусульманской стране.

---

– Ростовцев! – сделал он удивленное лицо. – А вы почему здесь?

– А где я должен быть? – не очень вежливо – вопросом – ответил Гешка.

– В столовой! Идите и помогайте наряду накрывать завтрак. Ваши товарищи с боевых пришли, сейчас все в первую очередь для них!

«Подумаешь, геройство – ночь на камнях пролежать, – съязвил в уме Гешка, чувствуя, как стремительно портится у него настроение. – Полежали бы они ночку на леднике…»

– Витя, я не трус, понял! – крикнул Гешка, снова залетев в каптерку Гурули.

Прапорщик чесал смуглую волосатую грудь, сидя на столе в одних брюках.

– Чего орешь?

– Меня Игушев ненавидит! Рыбаков, как последнего чмыря, в столовку хлебушек раскладывать посылает! Я в гробу такую службу видел! Сынка из меня делаете?

– Радуйся, дурачок, – ответил Гурули и зашлепал босыми ногами к двери. – Ты стопроцентно домой вернешься…

Перед тем как уснуть, Гешка долго думал о Тамаре. Он впервые после расставания почувствовал острую тоску по ней. «Интересно, – думал он, – она победила в конкурсе красоты?» Он рисовал ее в воображении своей невестой – в белой фате, поверх которой сверкала золотом корона. Он представлял ее раздетой. Он видел, как она ходит по ковру на отцовской даче. «Так будет, – думал Гешка, – и это действительно лучше, чем не спать на засадах». Облегчения или радости, однако, эта мысль ему не приносила. Он не мог даже предположить, что не вернется.

* * *

Рыбаков исполнял обязанности командира разведывательной роты уже третий месяц подряд. Прежнего командира роты комиссовали по ранению в голову, нового еще не прислали. Замполиту было двадцать пять, но без знаков различия он внешне почти не отличался от солдат. Два года назад, когда его впервые представляли роте, кто-то из строя выкрикнул: «Вешайся, парень!» Рыбаков покраснел до медного оттенка.

Неделю он знакомился с личным составом. Вызывал к себе в комнату по одному человеку, записывал в тетрадь индивидуальной работы сведения о родственниках, друзьях, чертах характера, увлечениях и пагубных привычках. Таким образом он хотел вычислить наглеца, крикнувшего из строя. Как ни странно, ни один из солдат и сержантов, если верить их словам, не имел пагубных привычек.

После боевого крещения, которое заключалось в двухчасовом ползании под пулями среди вязких борозденок весенней пашни, замполит Рыбаков завел новую тетрадь индивидуальной работы, в которой описал поведение каждого солдата в пережитом бою. А первую тетрадь он выкинул.

Поведение в бою стало для Рыбакова мерилом всех человеческих ценностей. Иногда могло показаться, что его интересует не столько результат боя, как его процесс, хотя разведрота в большинстве случаев оправдывала возлагаемые на нее надежды. К бою Рыбаков относился как к архиважному, торжественному событию, принять участие в котором – высокая честь. Он настолько приучил к этой мысли солдат, что для многих из них стало верхом позора не пойти на войну без уважительной причины. Находчивый от природы Рыбаков, подметив такое явление, умело превратил его в действенный рычаг воспитания, то есть в поощрение и наказание.

В отношении Гешки Ростовцева замполит получил, разумеется, от командира полка категорическое указание не брать на боевые. Но сделал вид, что такое решение принял сам, – да, взял грех на душу, слукавил немножко, зато на третий раз общения с замполитом Гешка выучил девиз соревнования и даже фамилии высшего комсостава.

Вообще-то Гешка сам не до конца разобрался, хочет он на боевые или нет. Его желания выворачивались наизнанку по несколько раз за день. Обычно во второй половине дня, ближе к ужину, Гешка настолько накручивал себя героическими и самолюбивыми мыслями, что начинал едва ли не мечтать о пропыленном комбезе и тяжелом «бронике» на плечах. Он, хотя и не подавал виду, смертельно завидовал тем, кто уходил на ночь в засаду. Однажды в каптерке у Гурули, когда старшина вышел, Гешка примерил бронежилет и безрукавку с карманами, разглядывая себя в осколок зеркала. «Неплохо бы в таком виде сфотографироваться», – подумал он и, выдавив из себя звериный вопль, обрушил на несчастную дверцу фанерного шкафа удар ногой.

Но уже перед отбоем и особенно в койке интерес к войне у Гешки стремительно угасал. Чувство тоски и одиночества особенно усиливалось, когда Гешка начинал думать о Тамарке или ослепительно белых кавказских ледниках. К утру пацифистские мысли уже безраздельно владели Гешкой и даже перерастали в идею: «Перейду в хозвзвод, отслужу и с чистой совестью вернусь в Москву». Эту фразу он повторял в уме как заклинание. Однако начинались занятия, Гешка надрывался на строевой, стрельбе или в поте лица постигал одиночные действия в бою и снова начинал завидовать солдатской вытренированности Игушева, его бордовым орденским планкам. «Орденок, конечно, нужен, – с другой стороны подходил к своей идефикс Гешка. – Одна такая штуковина, и не только МАИ – МГИМО обеспечено».

Поднималось солнце, и окончательно разрушались пацифистские цели, которые Гешка выстраивал под одеялом. И заклинание казалось уже утешением для слюнтяев. «Трус, чмо болотное, – ругал он себя. – Тамарка бы презрела меня, если бы подслушала мои мысли. Эх ты, бесстрашный скалолаз, снежный барс, так тебя да разэтак!»

Такая беспощадная самокритика подталкивала Гешку к двери кабинета замполита. Когда Гешка вторично напомнил Рыбакову, что хочет в бой, тот холодно и жестко ответил:

– Ростовцев, мне неприятно разговаривать с вами на эту тему.

Словно оплеванный, Гешка попятился спиной к двери.

Этим же вечером рота снова вышла на боевые. «Ну и черт с вами! – думал Гешка, лежа в опустевшей казарме. – Моя совесть чиста, я сделал все, что мог. Меня не берут потому, что я сын генерала. А генеральских сыновей мало, их надо беречь. Они – будущие конструкторы и дипломаты, от них судьбы мира зависят…» Он хохотал, и смех этот страшно, нелепо звучал над пустыми койками. Яныш, охранявший со штык-ножом пустую оружейную комнату, заглянул в помещение.

– Ты чего ржешь, конь? Крыша поехала? – Гешка притворился спящим.

Наутро в подразделение зашли два молоденьких, одетых во все новенькое капитана. С порога они вежливо, но длинно отчитали Яныша за то, что тот сидел на тумбочке и читал книгу, после чего поинтересовались, где командир роты.

– А у нас его вообще нету, – с трудом скрывая удовольствие, ответил Яныш.

Капитаны тогда попросили вызвать замполита.

– А замполит на засаде.

Посовещавшись вполголоса, капитаны спросили о наличии старшины.

– А все на засаде. Никого нет! – вздохнул Яныш, чувствуя моральное удовлетворение.

Капитаны снова посовещались, после чего один из них сказал:

– Ну и ладно, обойдемся без них… Мы из политотдела, товарищ солдат.

Офицер выждал паузу, необходимую, наверное, для того, чтоб Яныш до конца осознал, кто перед ним. Но широкое румяное лицо Яныша не дрогнуло.

– Нам поручено провести у вас осмотр личных вещей солдат и сержантов на предмет товаров, которые приобретены в дуканах.

– И в качестве трофеев тоже, – добавил второй капитан, с прищуром глядя на Яныша, отчего тому захотелось тут же вывернуть карманы.

Капитаны прошли по коридору, уверенно распахнули дверь каптерки, Гешка, примерявший в очередной раз горный комбез, вздрогнул от неожиданности и стал быстро стаскивать с себя чужую одежду.

– А вот и помощничек, – сказали капитаны, оглядели стеллажи и показали Гешке на самую верхнюю полку. – Вот оттуда начинайте по одному снимать рюкзаки.

В дверях выросла фигура Яныша. Он прислонился плечом к косяку, с любопытством наблюдая, как капитаны развязывают ремни рюкзаков и высыпают на пол их содержимое.

– А что, нельзя дуканские вещи иметь солдатам? – спросил он.

– Нельзя, – ответил один из капитанов и сказал своему коллеге: – Записывай: брелоки с «мадонкой» – пять штук, кусачки для ногтей – три, браслет магнитный – три…

Гешка кашлял под потолком, чихал от пыли.

– Со следующей полки тоже? – спросил он.

– Да, все до единого.

– …ручки китайские – семь штук, часы – одна штука.

– Японские?

– Нет. Штамповка, Гонконг. Дальше – кассета с «Пупо» – одна… А вот и презервативы! – Капитаны минуту рассматривали картонную коробочку с фотографией девушки в узких трусиках.

– Такую гадость записывать не надо, – сказал один капитан.

– Как же не надо! – возразил другой. – Напиши так: американское изделие – одна упаковка.

Яныш хрюкнул от смеха. Капитаны недоброжелательно покосились на него.

– Товарищ капитан, – резко обратил смех в вопрос Яныш, – а офицерам разрешается иметь дуканские товары?

– Офицерам разрешается, – ответил капитан, поймал очередной рюкзак, покрутил его в руках, отыскивая бирку, и прочитал вслух: – Сержант Игушев. Что ж, посмотрим на моральный облик сержанта Игушева.