Валентин Пикуль - Фаворит. Том 1. Его императрица

• Название: Фаворит. Том 1. Его императрица
• Автор: Валентин Пикуль
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-9533-1047-1

Роман «Фаворит» – многоплановое произведение, в котором поднят огромный пласт исторической действительности, дано широкое полотно жизни России второй половины XVIII века. Автор изображает эпоху через призму Действий главного героя – светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, фаворита Екатерины II; человека сложного, во многом противоречивого, но, безусловно, талантливого и умного, решительно вторгавшегося в государственные дела и видевшего свой долг в служении России.

---

– Что за вранье! – отвечал Петр, велев Перфильеву заслонить его с наветренной стороны. – Я хожу по улицам в любое время дня и ночи без охраны. Если бы русские хотели сделать мне зло, они бы давно прибили меня. Но этого же не случилось!

Волков сказал, что братья Орловы – главные зачинщики бунтов в гвардии, а их стоит бояться.

– Перфильев, ты знаешь Орловых?

– А кто ж их не знает?

– Тогда не торчи здесь, а ступай и войди к Орловым в дружбу. Я дам тебе денег. Играй в карты, пей водку и предупреждай об опасности… Чего мне бояться? – продолжал Петр. – Скоро я задам всей России такую хорошую трепку, что русским не хватит времени даже выспаться как следует…

Он покинул старый Зимний дворец, перебрался в новый – растреллиевский, хотя стены его были еще в паутине строительных лесов. Но никто не знал, как избавиться от многолетней свалки мусора на Дворцовой площади. Выручил сообразительный барон Корф:

– Завтра утром здесь можно будет гладить белье…

Через герольдов оповестили окраины, что никому не возбраняется брать с дворцовой стройки все, что там лежит, и наутро перед Зимним образовалась гладенькая площадь: бедные горожане не только хлам, но даже кучи извести растащили. Романовы заселили новое обиталище. Петр сам распределял – кому где жить. Лучшие апартаменты отвел для Лизки Воронцовой, а императрицу с сыном загнал в самый угол дворца. И хотя Екатерина снова была оскорблена, но в глубине души радовалась отдаленным комнатам: здесь удобнее рожать, чтобы никто об этом не знал… Боясь, вскрикнуть, она родила сына (будущего графа Бобринского), и верный Вася Шкурин, замотав младенчика в тряпки, будто сверток с бельем, тишком вынес его из дворца. Теперь, освободясь от плода, Екатерина могла действовать более решительно…

Она отказалась присутствовать на пьянственном пиру по случаю заключения «вечного» мира с пруссаками, и ближе к ночи Петр ворвался к ней в спальню, стал кричать, что она несносна, упряма и зла, в ней сокрылся целый легион коварства и распутства.

– Но я заставлю вас повиноваться! – И с этими словами, прилипнув спиною к стенке, он до половины обнажил шпагу.

– В таком случае, – вспыхнула Екатерина, – если мне угрожают оружием, я не должна оставаться беззащитной. – Из соседней комнаты она вернулась с длинным эспантоном. – Давайте испытаем судьбу, – сказала женщина, присев в «ангард» для боевой терции. – Так и быть, первый выпад шпаги за вами.

– Сумасшедшая! – крикнул Петр, убегая…

* * *

Екатерина съездила в Ораниенбаум – посетить свой садик, где вызревала посаженная ею клубника. Огород был вытоптан будто стадом. Ламберти сказал, что вчера наехала компания с графиней Елизаветой Воронцовой – все грядки обчистили.

– Это уже свинство! – обозлилась Екатерина. – Не она сажала, не она поливала, не ей бы и лакомиться…

В ночь на 3 июня императрица проснулась от чудовищного треска, ее палаты были охвачены красным заревом. Началась страшная гроза, небесные хляби разверзлись над Петербургом, молнии быстрыми росчерками метались над крышами столицы, по Неве, все в пламени, плыли в море горевшие баржи с зерном. Из соседних покоев вышел проснувшийся от грохота Никита Панин.

– Давненько не было такой бури, – сказала Екатерина.

– Да. Но цесаревич спит, слава богу…

Екатерина повела далее словесную игру:

– Через десять ден двор разъедется. А мне передали, что мой супруг, отвергнув меня, венчается с Елизаветой Воронцовой. Не знаю, чем кончится комедия, но прошу вас сделать так, чтобы сын мой, яко наследник престола, остался в городе.

Мальчик был козырной картой в предстоящей партии, и выпускать его из столицы, конечно, нельзя. Панин снова завел речь о том, что согласен способствовать заговору против Петра при неукоснительном условии – царствовать будет не она, а ее сын и его воспитанник. Екатерина изворачивалась в разговоре, как угорь в сетях, чтобы не дать ему прямого ответа. Красные от пламени баржи уносило прямо в грозу… Панин отправился досыпать. Если бы вельможа сейчас обернулся к Екатерине, он бы невольно вздрогнул – такая лютая ненависть светилась в глазах женщины…

9 июня, по случаю обмена ратификаций с королем прусским, во дворце состоялся торжественный обед на 400 кувертов, при залпировании из пушек, при беглом огне из ружей. Усаживаясь за стол подле графа Александра Строганова, императрица сказала:

– Кажется, Саня, нам уже не выплыть из бурного моря застолий, а закончится сей пир жестоким объедением и похмельем.

Напротив нее расположился прусский граф Горд.

– Вы очаровательны, ваше величество, – сказал он.

Екатерина, выдернув из прически пышную розу, грациозным жестом перебросила ее через стол – пруссаку:

– Очаровывать – это все, что мне осталось…

За окнами крутились фейерверки, от грохота выстрелов дребезжали оконные стекла. Петр, как и следовало ожидать, напился с быстротой, вызвавшей удивление врагов и друзей. Но, естественно, когда вещает император (пусть даже пьяный), все должны внимать его величеству с приличествующим подобострастием.

– Почему от меня прячут наследника Павла? – бормотал он. – Этот плутишка меня любит… жалую его в капралы гвардии!

Его взгляд замер на воспитателе сына – Панине:

– А тебя сразу в полные генералы… ты слышал?

– Слышал, но не понял – за что мне такая милость?

– Вот, – обратился Петр к прусскому послу фон дер Гольцу, – после этого и верь людям! Мне все уши прожужжали, что Панин умный. Но только олухи могут отказываться от генеральского чина…

Он подослал к жене своего адъютанта Гудовича:

– Государь изволят передать вам, что вы… вы…

Гудович покраснел и умолк. Екатерина сказала:

– Продолжайте. Я вас слушаю.

– Он велел… что вы… извините – дура!

Фейерверки опадали на сизую воду Невы разноцветными хлопьями. Гудович уже пошел обратно. Но тут император, боясь, что холуй не осмелился донести его слова до Екатерины в их первозданной ясности, через весь стол крикнул жене:

– Ты – дура! Дура, дура… дура!

Глаза женщины увлажнились от слез.

– Не обращай внимания, Като, – шепнул ей Строганов, – и ты останешься мудрейшей за этим столом.

Послы делали вид, что поглощены едою, и гора салата из раковых шеек таяла быстрее, чем снежный сугроб на солнцепеке.

– А тебя – в ссылку! – велел император Строганову…

Граф Горд переслал через пажа Екатерине записку: «На выходе из-за стола вы будете арестованы». Екатерина обратилась к принцу Георгу Голштинскому, властно напомнив, что ее мать, герцогиня Ангальт-Цербстская, тоже вышла из Голштинского дома:

– Если меня решили подвергнуть арестованию, то соизвольте, как родственник, сделать так, чтобы не страдало мое самолюбие.

– Успокойтесь. Он скоро протрезвеет…

Эта «дура», повисшая над императорским застольем, эта «дура», о которой посольские курьеры завтра же оповестят все газеты Европы, эта «дура» сделала обед 9 июня 1762 года обедом исторического значения: теперь для захвата престола Екатерине не хватало лишь слабого толчка…

Интересно: с какой стороны он последует?

* * *

Через три дня император со свитою отъехал в Ораниенбаум; когда он подсаживал в карету многопудовую Лизыньку, фельдмаршал Миних дальновидно напомнил:

– Вы, государь мой, покидая столицу, должны брать с собою не метрессу, а наследника престола – Павла.

– С сыном остается моя мегера.

– Вот именно, что она-то и остается. Императрица остается, престолонаследник остается, а вы берете в дорогу свою телку, арапа, винный погреб да еще меня, старого каторжанина…

С отбытием императора Петербург заметно опустел. Григорий Орлов находился под надзором Степана Перфильева, а связь с гвардией Екатерина поддерживала через Алехана. В эти дни он доложил, что казну Артиллерийского ведомства Гришка (по чину цалмейстера) уже разворовал. Екатерина от души засмеялась:

– А что генерал-фельдцейхмейстер Вильбоа?

– Он догадывается, куда пошли эти денежки.

– Но молчит, и я благодарна ему за молчание…

17 июня в понедельник она отправилась в Петергоф, сразу за Калинкиным мостом ей встретилась карета гетмана Кириллы Разумовского (их секретные конфиденции были скрываемы даже от Орловых).

– Желаю вам успеха, – сказал гетман. – Я уже велел отнести в подвал Академии печатный станок… Манифест о вашем восшествии на престол будет опубликован сразу же, без промедления.

– Вы меня еще любите, граф? – спросила Екатерина.

Разумовский промолчал. Она вздохнула.

– Благодарю за то, что вы меня любили. – Женщина с силой захлопнула дверь кареты, крикнув кучеру: – Вперед, черт побери!