Уильям Коллинз - Черная ряса

• Название: Черная ряса
• Автор: Уильям Коллинз
• Издательство: Бастион
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-85417-001-9, 5-85417-059-0

Это произведение одного из зачинателей детективного направления в литературе У. Коллинза не публиковалось в России многие годы.

В романе «Черная ряса» представлена история молодого богатого наследника, попавшего в сети католической церкви. Только преданность жены и любовь к сыну позволили Луису Ромейну скинуть тяжелые путы и принять верное решение.

---

Он взял меня за руку.

— Не сердитесь на меня, — просил он, — я постараюсь думать, как вы. Но будьте и вы снисходительны. Посмотрите, как я проведу сегодняшнюю ночь. Завтра утром я сообщу вам, что обещал сказать на пароходе. Согласны?

Конечно, пришлось согласиться. Комнаты, где мы спали, сообщались дверью. По его просьбе я оставил ее отворенной.

— Если окажется, что я не могу спать, — объяснил он мне, — то все-таки мне хочется сознавать, что в случае надобности я могу позвать вас.

Три раза я просыпался в эту ночь и, видя свет в его комнате, приходил к нему. Во время путешествия он всегда возил с собою несколько книг. И теперь я застал его за чтением.

— Должно быть, я выспался в вагоне, — сказал он, увидел меня. — Но это ничего, то, чего я боялся, не случилось. Я привык к бессонным ночам. Ложитесь и не беспокойтесь обо мне.

На следующее утро он снова отложил объяснение.

— Согласны вы подождать еще немного? — спросил он.

— Если хотите…

— Сделайте мне это одолжение. Вы знаете, что я не люблю Лондон. Уличный шум мешает мне заниматься. Кроме того, я должен сообщить вам, что шум стал мне еще неприятнее со времени… — он запнулся в замешательстве.

— С того времени, как вы смотрели в помещение машинного отделения? — спросил я.

— Да. Мне не хочется подвергать себя случайностям, оставаясь в Лондоне на вторую ночь. Я хочу оказаться в совершенной тишине. Не поедете ли вы со мной в Венж? Как ни скучно там, вы найдете себе развлечение: там, как вам известно, хорошая охота.

Час спустя мы выехали из Лондона.

VII

Аббатство Венж, по моему мнению, самое уединенное поместье в Англии. Если Ромейн нуждался в тишине, он не мог сделать лучшего выбора.

Возвышаясь в северной части Йоркшира, на одном из холмов дикой равнины, поросшей вереском, развалины старого монастыря видны со всех четырех сторон света. Предание рассказывает, что в то время, когда в аббатстве жили монахи, оно было окружено многочисленными деревнями и гостиницами для принятия богомольцев, стекавшихся со всех стран христианского мира.

От всех этих построек не осталось и следа. Набожные жители покинули свои жилища, как говорят, во времена Генриха VIII, который, уничтожив монастыри, отдал аббатство и обширные земли Венжа своему верному другу сэру Милю Ромейну. Сын и наследник Миля построил дом, пользуясь без стеснения материалом из крепких монастырских стен. За исключением некоторых незначительных изменений и переделок, дом стоит в прежнем виде и до сих пор.

На последней станции железной дороги нас ждали верховые лошади. Была прекрасная лунная ночь, и мы значительно сократили дорогу, проехав равнину по тропинке. В десятом часу мы прибыли в аббатство.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как я был в гостях у Ромейна, но ничто, казалось, не изменилось ни в доме, ни вокруг него. Добродушный северянин буфетчик и его жена, шотландка, казалось, нисколько не постарели. Они встретили меня так, будто я уезжал дня на два и снова вернулся жить в Йоркшир. Мне приготовили мою прежнюю спальню, и безукоризненная старая мадера приветствовала нас, когда мы сошлись с хозяином в средней зале, служившей столовой.

Мы сидели друг против друга за хорошо сервированным столом, и я уже надеялся, что влияние его деревенского жилища начало действовать успокаивающим образом на расстроенную душу Ромейна. В присутствии своих старых верных слуг он, казалось, находил силу не поддаваться гнетущим угрызениям своей совести. Он говорил со слугами спокойно и ласково и выражал удовольствие, что снова видит в своем старом доме давнишнего друга.

Незадолго до окончания ужина случилось происшествие, испугавшее меня. Я только что передал вино Ромейну, и он наполнил свой стакан, но вдруг побледнел и поднял голову, будто прислушивался к чему-то неожиданному. В комнате не было никого, кроме нас, и я в эту минуту не говорил с ним. Он подозрительно оглянулся позади себя на дверь, ведущую в библиотеку, и позвонил в старинный колокольчик, стоявший возле него на столе. Когда вошел слуга, он приказал ему затворить дверь.

— Вам холодно? — спросил я.

— Нет. — Но, одумавшись, тотчас же дал другой ответ, совершенно противоречащий первому. — Да, вероятно, огонь в библиотеке погас.

Сидя по другую сторону стола, я видел огонь: камин был полон пылающих дров и угля. Я не сказал ничего. Его внезапная бледность и противоречивый ответ возбудили во мне подозрения, которые, как я надеялся, уже никогда более не вернутся ко мне.

Он оттолкнул свой стакан с вином и не спускал глаз с растворенной двери. Его поза и выражение лица указывали, что он прислушивался. К чему он мог прислушиваться?

Помолчав несколько минут, он вдруг спросил меня:

— По-вашему, сегодня тихая ночь?

— Такая тихая, какой только может быть, — отвечал я. — Нет ни малейшего ветра — даже огонь не трещит. Всюду полная тишина, в доме и на дворе.

— На дворе? — повторил он и неподвижно смотрел на меня, будто в уме его пробудилась новая мысль.

Я спросил его, как бы мимоходом, что удивило его в моих словах? Вместо ответа он вдруг вскочил с ужасным криком и выбежал из комнаты.

Я не знал, что делать, невозможно было, если он не вернется тотчас, не обратить внимание на его странный образ действия. Подождав минут пять, я позвонил.

Вошел старый буфетчик и с изумлением остановился перед пустым стулом.

— Где же барин? — спросил он.

Я сказал ему только, что Ромейн встал и, не произнеся ни слова, вышел из-за стола.

— Он, может быть, почувствовал себя дурно, — прибавил я. — Вы старый слуга, и недурно будет, если вы пойдете посмотреть, что с ним. Если он спросит меня, скажите, что я жду его здесь.

Минуты тянулись медленно, я так долго оставался один, что уже начал беспокоиться и взялся было за колокольчик, как кто-то постучался в дверь. Я думал, что это буфетчик, но в комнату вошел грум.

— Гарсвейт не может прийти к вам, сударь, — сказал он. — Он приказал сказать: не угодно ли будет вам взойти к нему на бельведер?

Дом, расположенный треугольником, был двухэтажный. Плоскую крышу, доступную благодаря нескольким террасам и окруженную каменным парапетом, называли бельведером, так как оттуда открывался прекрасный вид на окрестность. Опасаясь сам не зная чего, я взобрался по лестнице на крышу. Ромейн встретил меня резким, внезапным хохотом — грустным, притворным хохотом, под которым скрывается замешательство.

— Представьте себе! — закричал он. — Старик Гарсвейт, кажется, вообразил, что я пьян, и ни за что не хочет оставить меня одного.

Не отвечая на это странное замечание, буфетчик удалился. Проходя мимо меня, он шепнул:

— Приглядите за барином! Поверьте мне, сударь, к нему сегодня залетела под шапку пчела.

Хотя я сам родом не из северных местностей, но я знал значение этого выражения. Гарсвейт подозревал, что барин сошел с ума!

Когда мы остались одни, Ромейн взял меня под руку и начал медленно ходить взад и вперед по бельведеру. Месяц в это время стоял низко над горизонтом, но его мягкий, таинственный свет все еще лился на крышу дома и на высокую покрытую вереском местность вокруг него. Я внимательно смотрел на Ромейна. Он был смертельно бледен, его рука, лежавшая на моей, тряслась. Других признаков волнения я не замечал. Ни взгляд, ни манеры — ничто не указывало хоть на малейшее умственное расстройство. Быть может, какое-нибудь его слово или поступок напрасно встревожили верного слугу. Я решился тотчас же рассеять это сомнение.

— Отчего вы так внезапно ушли из-за стола? — спросил я. — Вы почувствовали себя дурно?

— Нет, я испугался, — отвечал он. — Посмотрите на меня: я и теперь еще не отделался от страха.

— Как мне понимать вас?

Вместо ответа он повторил свой давнишний странный вопрос:

— По-вашему, сегодня тихая ночь?

Принимая во внимание время года и положение дома, стоявшего на юру, — ночь была почти неестественно тиха. По всей обширной равнине вокруг дома не проносилось ни ветерка. Ночные птицы разлетелись или молчали. Когда мы остановились, прислушиваясь, до нас доносился один только звук — спокойное журчание речки, скрытой от взора в глубине долины, к югу от дома.

— Я уже вам говорил, что не помню такой тихой ночи в йоркширской равнине, — отвечал я.

Он положил руку мне на плечо.

— Что сказал про меня бедный мальчик, брата которого я убил? Какие слова были слышны среди туманной измороси?

— Советую вам не думать об этих словах и отказываюсь повторить их вам.

— Мне все равно, повторите вы их или нет, я и в эту минуту слышу голос мальчика там, — отвечал он, указывая на северную часть парапета.

И он повторил ужасные слова, считая пальцем промежуток между ними, будто слышал звуки:

— Убийца! Убийца! Где ты?

— Боже мой! — воскликнул я. — Неужели вы в самом деле слышите голос?

— Вы слышите, что я говорю? Я так же ясно слышу мальчика, как вы меня. Голос доносится до меня через лунную ночь, как доносился сквозь морской туман. Вот опять. Я слышу его везде. Теперь там, где свет падает на вершину башни. Прикажите слуге, чтобы утром лошади были готовы. Завтра же уедем из Венжа.