Мариано Асуэла - Те, кто внизу

• Название: Те, кто внизу
• Автор: Мариано Асуэла
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1970

Первым произведением, открывшим новую эпоху в истории, латиноамериканского романа, стала книга Мариано Асуэлы «Те, кто внизу», увидевшая свет в 1910 году, в разгар гражданской войны, охватившей Мексику. Асуэла не был сторонним наблюдателем событий, развертывавшихся у него на глазах. Он вступил полевым врачом в один из отрядов, входивших в армию Вильи, и вместе с ним проделал весь путь этой армии вплоть до ее трагического разгрома в 1915 году. Художественным воплощением всего увиденного и пережитого писателем стал роман «Те, кто внизу». Это история стихийно возникшего крестьянского отряда, одного из тех, что во множестве создавались по всей бурлящей Мексике. Проникнутый эпическим духом, роман Асуэлы остался непревзойденным в мексиканской литературе памятником общенародной героической драмы.

---

– Падение Сакатекаса[28] – это «Requiescat in pace» [29] генералу Уэрте, – с непривычной пылкостью уверял Лупе Сервантес. – Мы просто обязаны соединиться с Натерой[30], прежде чем начнется штурм города.

Тут на лицах Деметрио и его товарищей отразилось такое удивление, что Луне понял: для повстанцев он все еще оставался пустым местом.

Однако на следующий день, когда повстанцы отправились разыскивать лошадей для нового похода, Деметрио подозвал Луиса Сервантеса и сказал:

– Вы впрямь собираетесь с нами, барчук? Но вы же совсем из другого теста, и, по чести говоря, я в толк не возьму, как вам может нравиться такая жизнь. Вы, верно, думаете, что мы здесь ради собственного удовольствия? Конечно, – к чему зря отрицать? – кое-кому нравится шум: но суть не в этом. Садитесь, барчук, садитесь. Я вам одну историю расскажу. Знаете, почему я взялся за оружие? До революции у меня даже собственная земля была, и, не сцепись я с доном Монако, касиком из Мойяуа, я бы сейчас возле волов крутился, чтобы поскорее запрячь их и в поле отправиться… Панкрасио, подай-ка нам пару бутылочек пива – одну для меня, а другую – для сеньора барчука. С вашего позволения, брат милосердия… Пивцо-то уж не повредит, верно?

ХIII

– Родом я из Лимона, ранчо это в двух шагах от Мойяуа, прямо в каньоне реки Хучипилы. Был у меня свои дом, коровы, клочок пахотной земли – чего еще желать? Надо вам сказать, сеньор, у нас, ранчеро, есть привычка раз в неделю спускаться в селение. Отстоит человек мессу, послушает проповедь, затем идет себе на рынок за луком, помидорами и прочим, что нужно. Заглянет с приятелями в кабачок Лопеса-Старожила, перекусит, пропустит рюмочку. Иной раз разохотится и начнет хлопать стопочки одну из другой. Хмель ударит в голову, а человеку одно удовольствие: смеется, кричит, поет, коль охота есть. И все прекрасно, потому как вреда от этого никому. И вдруг к вам начинают привязываться: полицейский торчит под дверями и ухо к ним прижимает, а комиссару или его помощничкам взбредет в голову лишить вас удовольствия… Ну уж тут, извините: в жилах-то кровь, а не вода, и душа у вас есть. Приходите в ярость, поднимаетесь и выкладываете им начистоту, что вы о них думаете! Если они образумятся, слава богу! Опять тишь да гладь, вас оставляют в покое, и делу конец. Но случается иногда, что они начинают брать за горло и руки распускать. Однако ведь и наш брат не робкого десятка. Человеку может не понравиться, что его шпыняют. Вот тут, сеньор, и хватаешься за нож, а то и за пистолет. А потом в горы, и мыкайся там, пока о покойничке не забудут.

Вот какие дела. Но вы спросите: а что же с доном Монако случилось? Да сущие пустяки. С другими не такое бывало. Даже до поножовщины дело не дошло. Просто я плюнул ему в бороду, чтобы не в свое дело не лез, и весь сказ. Но только вот из-за этого и пришлось мне идти воевать с федералистами. Вы, должно быть, знаете столичные слухи про то, как убили сеньора Мадеро[31] и еще одного – не то Феликса, не то Фелипе Диаса[32]. Так вот, этот самый дон Монико собственной персоной отправился в Сакатекас за конвоем, чтобы арестовать меня. Он наболтал там, будто я за Мадеро и собираюсь поднять бунт. Но мир не без добрых людей, меня вовремя предупредили, и, когда федералисты явились в Лимон, Масиаса и след простыл. Потом ко мне примкнул кум Анастасио: он кого-то вроде убил; затем Панкрасио, Перепел, другие друзья и знакомые. Мало-помалу народу понабралось, и сами видите – деремся, как можем.

– Командир, – помолчав и подумав, начал Луис Сервантес, – вам уже известно, что неподалеку отсюда, в Хучипиле, стоят люди Натеры. Хорошо бы нам присоединиться к нему до того, как возьмут Сакатекас. Мы явимся к генералу…

– Не но сердцу мне это. Не люблю я под началом ходить.

– Здесь, в горах, с кучкой ваших людей вы так и останетесь незначительной фигурой. Революция неизбежно победит. Но как только она закончится, вам скажут то же, что сказал Мадеро всем, помогавшим ему: «Большое спасибо, друзья; теперь разъезжайтесь по домам».

– А я сам хочу, чтобы меня оставили в покое и не препятствовали вернуться домой.

– Об этом и речь. Но я еще не кончил. Вам скажут: «Постоянно подвергая свою жизнь опасности, постоянно рискуя оставить своих жен вдовами и детей сиротами, прозябающими в нищете, вы добыли мне пост президента республики, вы привели меня к моей цели. Теперь снова беритесь за кирку и лопату, опять живите в вечной нужде, а мы, те, что наверху, будем грести миллионы».

Деметрио тряхнул головой, улыбнулся и почесал затылок.

– Святая правда, Луисито! Истинная правда! – поддакнул цирюльник Венансио.

– Я уже сказал, – продолжал Луис Сервантес, – кончится революция, кончится все. А ведь жаль – загублено столько жизней, осталось столько вдов и сирот, пролито столько крови! И ради чего? Ради того, чтобы разбогатела кучка мошенников и все было по-старому, а то и хуже прежнего. Вы – человек бескорыстный н твердите: «Я хочу вернуться на свою землю». Но разве справедливо лишать вашу жену и детей богатства, которое само провидение дает вам в руки? Разве справедливо оставить родину беспомощной в грозный час, когда она особенно нуждается в своих скромных, но самоотверженных сынах, чей долг – спасти ее и не отдавать вновь во власть касикам, вечным ее притеснителям и палачам? Нет, не к лицу человеку забывать о самом святом, что есть в мире, – о семье и родине!

Масиас улыбнулся, глаза его заблестели.

– Значит, нам есть расчет примкнуть к Натере, барчук?

– Не только расчет, – убежденно воскликнул Венансио. – Это наш долг, Деметрио.

– Командир, – продолжал Сервантес, – с тех пор, как я Узнал вас, вы пришлись мне по душе, и с каждым днем я люблю вас все больше, ибо знаю вам цену. Позвольте же быть с вами совершенно откровенным. До сих пор вы не поняли своего подлинного высокого и благородного призвания. Вы человек скромный, чуждый честолюбия, и не желаете замечать той важнейшей роли, которая выпадает да вашу долю в этой революции. Вы говорите, что ушли в горы из-за дона Монако, местного касика. Неправда! Вы восстали против власти всех касиков, разоряющих наш народ. Все мы – капли великого социального потока, который возвеличит нашу отчизну. Мы – орудие самой судьбы, орудие, с помощью которого она заявит о священных правах народа. Мы боремся не за свержение одного презренного убийцы, а против тирании как таковой. А это значит бороться за принципы; это значит исповедовать высокие идеалы. За это борются Вилья, Натера, Карранса; за это сражаемся и мы.

– Правильно! Я сам думаю точно так же, – восхищенно поддержал Венансио.

– Панкрасио, дай-ка нам еще по бутылочке нива…

XIV

– Знал бы ты, кум Анастасио, как барчук все складно объясняет, – сказал Деметрио, у которого из головы не выходило то, что он смог понять утром из слов Луиса Сервантеса.

– Я его речи уже слышал, – ответил Анастасио. – Конечно, кто умеет читать да писать, тот во всем хорошо разбирается. Одного никак не могу взять в толк: как это вы, кум, предстанете перед сеньором Натерой, когда у вас так мало людей.

– Ну, это дело поправимое! Отныне мы начнем действовать иначе. Говорят, Криспин Роблес заходит в селения, забирает подчистую все оружие и лошадей, выпускает из тюрем арестантов и не успевает оглянуться, как людей у него больше чем достаточно. Сказать по правде, кум Анастасио, здорово мы наглупили. Хочешь верь, хочешь нет, а этот барчук объявился здесь, чтобы нам мозги вправить.

– Вот что значит уметь читать и писать!…

Оба печально вздохнули.

В хижину с кучей народу ввалился Луис Сервантес, – узнать, когда же поход.

– Выступаем завтра, – решительно ответил Деметрио.

Перепел предложил пригласить на прощанье музыкантов из соседнего селения и устроить танцы. Предложение привело всех в восторг.

– Уходим! – с тоской воскликнул Панкрасио. – Я уйду не один. Ну, у. меня тут зазноба, я ее с собой прихвачу.

Деметрио признался, что и он с превеликим удовольствием взял бы с собой одну красотку, только ему страсть не хочется, чтобы их здесь потом поминали лихом, как федералистов.

– Разлука будет недолгой. Вернемся – все уладится, – негромко вставил Луне Сервантес.

– Вот как? – удивился Деметрио. – А говорят, у вас с Камилой…

– Враки, командир. Она любит вас, только побаивается.

– Честно, барчук?

– Честно. И мне кажется, вы очень разумно говорите: не стоит, чтобы нас поминали недобрым словом. Вот победим, тогда все повернется по-иному, вам за это даже благодарны будут.

– Ох, барчук, ну и хитрец же вы! – отозвался Деметрио, ухмыльнувшись и похлопав Луиса но спине.

На исходе дня Камила, как всегда, отправилась за водой к реке. По той же тропинке навстречу девушке поднимался Луис Сервантес.

Камила почувствовала, что сердце у нее вот-вот выпрыгнет из груди.

На одном из поворотов Луис Сервантес, видимо не заметив ее, неожиданно исчез за камнями.