Михаил Угаров - Смерть Ильи Ильича

• Название: Смерть Ильи Ильича
• Автор: Михаил Угаров
• Жанр: Драматургия

История пьесы М.Ю.Угарова «Смерть Ильи Ильича» – по мнению многих, лучшей пьесы современности, – достаточно интересна: говорят, что автор сочинял пьесу «Смерть Ильи Ильича» («Облом-оff») как раз для МХАТа, но после смерти Олега Ефремова она оказалась там не нужна. В результате автор поставил пьесу сам в «Центре драматургии и режиссуры». Последствия хорошо известны: премия на фестивале «Новая драма», премия «Гвоздь сезона» от московского отделения СТД и приз зрительских симпатий на «Золотой маске». Тут же пьесу приняли к постановке в театре им.Р.Симонова и выпустили под названием «Облом ОК». А потом состоялась-таки премьера во МХАТе.

Угаров, человек, как известно, не ленивый (пишет сценарии для телесериалов, руководит «Театром.doc» и т. д.), хорошо объяснил, зачем ему (и всем нам) нужен сегодня Обломов: для профилактики – чтобы противостоять «злой энергии», сопровождающей почти любую активную деятельность; так на узких улицах кладут «лежачих полицейских» – иногда надо сбрасывать скорость. Угаровский совет энергичным людям: залезать в шкаф и сидеть там тихо по 20 минут каждый день – много будет пользы. По Угарову, деятельности в нашей жизни стало столько, что важно культивировать противоположный миф. 

---

ОБЛОМОВ. В сажени – три аршина, а ты говоришь, что аршин знает все про сажень.

ЗАХАР (заплакал). Да полно вам, батюшка, томить-то меня жалкими словами!

ОБЛОМОВ. Как ты мог? Как сорвалось это у тебя с языка? Ты огорчил барина. Ведь огорчил?

ЗАХАР. Огорчил.

ОБЛОМОВ. Иди, Бог с тобой!

Захар, всхлипывая, уходит.

Обломов ложится на диван.

(Качая ногой.) Дроби придумали арабы. Зачем? Чтобы делить. А что им было делить? Чернотелому человеку в жарких странах, голому негру – что делить? Неужто себя?

Пауза.

(Кричит.) Захар!

Входит Захар.

Черт знает что, Захар! Вот захочется пить, возьмешь графин, а стакана нет.

ЗАХАР. Можно и без стакана напиться.

ОБЛОМОВ. Где стакан?

ЗАХАР. Должна же вещь иметь конец, хоть будь она железная, не век ей жить.

ОБЛОМОВ. Разбил… Вечно ты! Велят снять нагар со свечи, так он снимет. Но с такой силой, будто ворота отворяет. Поди отсюда.

ЗАХАР. Вот вы сердились, что письмо затерялось. А Захар его нашел.

Подает письмо Обломову.

Только вы его не читайте! Будете читать, – головка заболит, тошно сделается, кушать не станете. Завтра или послезавтра успеете – не уйдет оно.

Обломов, отмахнувшись, распечатывает письмо.

ОБЛОМОВ. Ишь, точно квасом писано. (Читает.) «Отец наш и кормилец, барин Илья Ильич… Доношу твоей милости, что у тебя в вотчине все благополучно. Пятую неделю нет дождей, яровое так и палит, словно полымем. Все, что есть, высохло аки прах. Горох червь сгубил, овес – ранние морозы, рожь кони вытоптали, улья высохли. О себе не заботимся – пусть издохнем, а тебя, авось, Господь помилует. Нынче еще три мужика ушли. Я баб погнал по мужей: бабы те назад не воротились. Все на Волгу, на барки ушли – такой нынче глупый народ стал, кормилец ты наш, батюшка, Илья Ильич! Холста нашего сей год на ярмарке не будет. Сушильню и белильню я запер и приставил Сычуга смотреть, да чтобы не стянул чего, я сам смотрю за ним денно и ночно. Другие больно хворают, иные пьют, и все воруют. Нынешний год пошлем доходцу немного, батюшка ты наш, благодетель, помене против того года. Только бы засуха не разорила вконец, а мы, разнесчастные, по ка мест живется, по та мест и жить станем! Аки зыхалу унесли так порхало дуде не бу пряснится донесут щело.»

Обломов прочитал тёмное место еще раз, почесал голову.

(Кричит.) Захар!

ЗАХАР (входя). Конца-то свету всё нет для меня!

ОБЛОМОВ. Захар, послушай-ка. (Читает.) «Аки зыхалу унесли так порхало дуде не бу пряснится донесут щело»? Тёмно пишут. Что бы это значило?

ЗАХАР. Известно, что. Богу жалуются.

ОБЛОМОВ. И без тебя я это понял. Да что такое – щйло?

ЗАХАР. Должно быть – смерть.

ОБЛОМОВ. Пошел ты к чёрту, азиатская душа!

Обломов глянул в конец.

«Староста твой, всенижайший раб Прокопий Вытягушкин собственной рукой руку приложил. А писал со слов оного старосты шурин его, Демка Кривой.»

Обломов опускает ноги на пол, садится.

Накрывает голову ладонями, – он «в домике».

Сцена третья.

Обломов на диване.

Возле него Захар.

ЗАХАР. Эк спит-то! Словно дитя невинное. Илья Ильич! Вишь, сопит, словно младенчик! Вставайте!

ОБЛОМОВ. Меня нет дома.

ЗАХАР. А где же вы?

ОБЛОМОВ. Ушел.

ЗАХАР (испугался). Как можно? На улице собака укусит! И пролётки ездят. Лошади на сторону бросаются!

Обломов стонет.

Народ глупый – кто взад, кто вперед. Долго ли затеряться среди толпы? А дорогу назад кто ж знает? Бегай потом, Захар, с фонарями, ищи – нипочем не найдешь! Разве можно? Ведь это ж проститься навек!

Обломов стонет во сне, мечется.

Полезайте, барин, на высокое место и стойте стоймя, пока Захар не найдет…

Обломов затих.

В дверях – Штольц.

Он разразился звонким хохотом.

ЗАХАР. Андрей Иваныч!

ШТОЛЬЦ. Захар! Кто это такой лежит?

ЗАХАР. Как кто? Это барин. Илья Ильич.

ОБЛОМОВ (не открывая глаз) . Джентльмен. Джентльмен – тот же барин.

ШТОЛЬЦ. Нет, Илья! Джентльмен сам надевает чулки. Сам снимает с себя сапоги.

ОБЛОМОВ. Потому что у англичан слуг не очень много.

ШТОЛЬЦ (смеясь). Recht gut, mein lieber Junge! (Очень хорошо, мой дорогой мальчик.)

Обломов наконец открыл глаза.

Проворно спустил ноги на пол.

ОБЛОМОВ (радостно) . Штольц! Штольц!

Штольц делает резкие выпады, как будто бьет Обломова.

Обломов пугается, накрывается одеялом.

Бокс – английская драка!

ОБЛОМОВ (из-под одеяла) . Полно тебе, Андрей! Оставь!

ШТОЛЬЦ (колотит его по спине) . Я задам тебе феферу! Ты есть Lotter (Лоддэр)!

ОБЛОМОВ. Ах ты, штуки-шпеки-немецки человеки! Да ты мальчиком без синего пятна домой не ворачивался! Без носу до крови!

ШТОЛЬЦ. Что за барчонок, если он ни разу носу себе не разбил? Или товарищу?

ОБЛОМОВ. Где ты? Что ты? Откуда? Говори! По-прежнему участвуешь в компании? Отправляешь товары за границу? По-прежнему – гешефтмахером?

ШТОЛЬЦ. А ты? По-прежнему на тебе один чулок нитяный, а другой бумажный?

Обломов смотрит на ноги.

Смеются оба.

Что это на тебе за шлафрок? Такие давно не носят.

ОБЛОМОВ. Это не шлафрок. А халат.

В комнату стремительно входит молодой человек в синей форме – блондин с приглаженными маслом волосами.

Он, не обращая внимания на хозяина, подает Штольцу листок синего цвета.

ШТОЛЬЦ (глянув в листок). Сколько?

ПЕРВЫЙ ПОСЫЛЬНЫЙ. Сто двадцать пудов.

ШТОЛЬЦ. По скольку?

ПЕРВЫЙ ПОСЫЛЬНЫЙ. По два с полтиною.

ШТОЛЬЦ. Уменьшим, – шестьдесят пудов. Но увеличим цену – по три рубля. Зато обозы наши.

Посыльный, взяв листок, стремительно уходит.

ОБЛОМОВ. Кто это, Андрей?

ШТОЛЬЦ. Посыльный. Ну, как ты, Илья? Что ты? Расскажи! Что жизнь?

ОБЛОМОВ. Жизнь? (Поискал ответа.) Трогает.

ШТОЛЬЦ (смеясь) . И слава Богу!

ОБЛОМОВ. Помнишь, как, бывало, в школе пристают к тем, кто посмирнее? То ущипнут исподтишка, то вдруг бросят песком прямо в лицо… Везде рогатки да машинки для препинания. Мочи нет!

ШТОЛЬЦ (оглядываясь вокруг) . Захар!

ЗАХАР. Вас волен зи дох?

ШТОЛЬЦ. Погляди-ка на окна! Грязи-то, грязи-то на них! Зги Божией не видно!

ЗАХАР. Не я же их грязью-то мазал. Это пыль, с улицы нанесло.

ШТОЛЬЦ. А ты мой, убирай, – и не будет ничего!

ЗАХАР. Так Илья Ильич все дома сидит, – как при них станешь убирать? Уйдет на целый день, так и уберу.

ОБЛОМОВ. Вот еще что выдумал – уйти! Поди-ка ты лучше к себе.

Захар уходит.

А меня, брат, ячмени одолели. Только на той неделе один сошел с правого глаза, а теперь вот садится другой.

ШТОЛЬЦ. Это ты наспал себе.

ОБЛОМОВ. Изжога мучит. Доктор говорит – удар может быть. Поезжайте, мол, в Америку…

ШТОЛЬЦ. И поезжай! В наши времена другие скорости – до Европы шнельцугом – за четыре дня, а в Америку – за три недели.

ОБЛОМОВ. Да я не усну на новом месте! А как встану, да увижу вон напротив вместо вывески токаря что-нибудь другое… Или вон ежели из окна не выглянет эта стриженая старуха перед обедом… Так меня тоска и загрызет.

ШТОЛЬЦ. Зачем тогда строят новые железные дороги? Зачем пароходы? Если сидеть на месте? Подай-ка, Илья, проект, чтоб всё остановилось – ведь ты не поедешь!

ОБЛОМОВ. Мало ли управляющих, купцов и чиновников, у которых нет угла? Пусть ездят себе!

ШТОЛЬЦ. Илья! Ты посмотри на себя – все лежишь, все спишь. А вокруг всё кипит, – жизнь!

ОБЛОМОВ. Кипит… Один пристал ко мне – читал ли я речь какого-то там депутата? И глаза вытаращил, когда я сказал, что депутатов не знаю. И не читаю газет. Как пошел рассуждать о Лудовике – Филиппе, точно тот ему отец родной! Потом привязался – отчего это Мехмет-Али послал корабль в Константинополь? Ведь не просто же так? Ночей не спит, голову ломает, будто Мехмет-Али ему тесть! Вдруг войско послали на Восток, – батюшки, загорелось! Лица на нем нет, бежит, кричит, как будто на него самого войско идет. Там роют канал, – опять покоя нет. Отчего, зачем, ведь не просто же так!… А у самого дочь куксится, в девках засиделась… Сын не учён, галок гоняет… У жены зоб, а ее лечат кумысом… И это ему – ничто! Где жена? Где сын и дочь? Ему депутат роднее родного, и восточный вопрос!