Марина Дяченко - Шрам

• Название: Шрам
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Фэнтези

«Когда первое в твоем сердце станет последним, и на пять вопросов ты ответишь – да…» Таково условие, чтобы бывший доблестный гуард Эгерт Солль мог сбросит с себя заклятие, превратившее его в жалкого труса. Он не имеет право ошибиться, ему дан один только шанс. Но, воспользовавшись им, он рискует потерять свою любовь… Роман «Шрам» признанных звезд российской фэнтези Марины и Сергея Дяченко, второй в их тетралогии «Скитальцы», поражает глубиной проникновения в психологию героев, интригующим сюжетом и стилистическим изяществом отточенной прозы.

---

Подмастерье занес ногу в третий раз, но в этот момент не выдержали нервы лейтенанта Дрона. С нечленораздельным рычанием он рванулся вперед, и кулак его врезался портняжке в подбородок. Без единого звука подмастерье, очень удивленный, опрокинулся назад – и так и остался лежать, посапывая.

Эгерт перевел дыхание. Он стоял, облитый грязью с головы до ног, и десять пар глаз потрясенно глядели, как эта грязь стекает по золотому галуну мундира.

Первым нарушил молчание Дрон:

– Ты бы его убил, Эгерт, – сказал он виновато. – Как тебя скрутило… Его, может быть, и стоило бы убить, но не здесь же, не сейчас… Надрался, дубина такая, что возьмешь – простолюдин… Эгерт, ты слышишь?

Солль стоял, глядя в лужу – как до этого подмастерье. Светлое небо, Дрон решил, что Эгерта парализовал приступ ярости!

Его тронули за мокрый рукав:

– Эгерт… Ну что тебя заклинило?! Не убивать же, Дрон прав… Если всех убивать, так и мастеровых не останется… Пойдем, Эгерт, а?

Оль и Бонифор уже переминались у дверей трактира, нетерпеливо оглядываясь на остальных; кто-то взял Солля под руку.

– Минутку, – уронил Карвер. На него удивленно оглянулись.

– Минутку, – повторил тот громче. – Дрон, и вы, господа… По-вашему, лейтенант Солль поступил правильно?

Кто-то фыркнул:

– Что за ерунда, что за речь перед строем, правильно-неправильно… Никак не поступил, и ладно, что дубина эта жива осталась…

– Неправильно, что озверел, – заметил Дрон примирительно. – Хватит, Карвер, пойдем…

Тут случилось странное. Проскользнув между гуардами, Карвер оказался вдруг прямо на том месте, где стоял до того поверженный портняжка. Несильно размахнувшись, Карвер ударил в лужу ботфортом.

Стало тихо, как в давно забытой могиле. По телу Солля прошла судорога; свежая грязь налипла на мундир, потеками заструилась по щеке со шрамом, сосульками склеила светлые волосы.

– А? – глупо спросил кто-то. – Аг…а?

– Эгерт, – сказал Карвер тихо. – Ты так и будешь стоять?

Голос его то приближался, то отдалялся – уши Солля будто заложило ватой.

– Он так и будет стоять, господа, – так же тихо пообещал Карвер и снова окатил Солля зловонной жижей.

В ту же минуту Карвера схватили с двух сторон Лаган и Дрон; тот не сопротивлялся и дал оттащить себя от лужи:

– Да не волнуйтесь так, господа… Посмотрите на Солля, он же не от ярости трясется… Он болен-таки, и болезнь его знаете как называется?

Эгерт с трудом разлепил губы, чтобы выдавить жалкое:

– Замолчи…

Карвер воодушевился:

– Вот-вот… Вы слепы, господа, прошу прощения, но вы слепы как компания кротов…

И, пользуясь тем, что Лаган и Дрон растерянно выпустили его руки, Карвер поспешил к луже и, почти опорожняя ее, снова окатил Солля.

Из окон и дверей «Верного меча» торчали, как грибы из лукошка, головы любопытных.

– Да он пьян! – панически выкрикнул Бонифор. – Гуард на гуарда…

– Солль больше не гуард! – рявкнул Карвер. – Его честь замарана, как его мундир…

Тогда Эгерт поднял глаза и встретился с Карвером взглядом.

Он был невиданно наблюдателен, этот друг-вассал. Долгие годы вторых ролей научили его смотреть и выжидать. Теперь, примерявшись, он угодил прямо в яблочко, он выиграл, он победил, и в уставленных на Солля жестких глазах Эгерт прочитал всю длинную историю их верной дружбы.

Ты всегда был храбрее меня, говорили глаза Карвера. Ты всегда был сильнее и удачливее, и разве я не расплачивался за это верностью и терпением? Вспомни, я сносил бестрепетно самые злые шутки; я сносил их по справедливости, я чуть ли не радовался твоим насмешкам! Жизнь переменчива; теперь я храбрее тебя, Эгерт, и справедливо будет, если ты…

– Да ты рехнулся, Карвер! – выкрикнуло сразу несколько голосов.

…Справедливо будет, если ты, Солль, займешь то положение, к которому обязывает тебя твоя трусость…

– Это дуэль, Солль! – хрипло произнес Дрон. – Ты должен вызвать…

Эгерт увидел, как друг его мигнул; где-то по дну сознания Карвера пронеслась шальная мысль: что, если все-таки просчитался? Если вызовет? Если дуэль?

– Это дуэль, Солль… – носилось в воздухе вокруг Эгертовой головы. – Вызывай… Сейчас или завтра, как хочешь… На рассвете, у моста… Дуэль… Дуэль… Поединок…

И тогда Эгерт ощутил тот самый симптом страха, о котором умолчала в разговоре Фета; от каждого слова «дуэль» ему становилось все труднее и труднее.

Карвер увидел и понял, и глаза его, устремленные на Солля, полыхнули сознанием полной и окончательной безопасности.

Дуэль… Дуэль… Поединок…

Где-то в глубине Эгертовой души метался прежний Солль, исходя бессильной яростью, приказывая немедленно выхватить шпагу и провести в грязи у ног Карвера черту… Но страх уже полностью подчинил себе бывшего лейтенанта, сломил его, парализовал и толкнул на самое постыдное для мужчины преступление: отказ от поединка.

Эгерт отступил на шаг; темное небо крутилось над его головой, как сумасшедшая карусель. Кто-то ахнул, кто-то предостерегающе закричал; и тогда лейтенант Эгерт Солль повернулся и побежал.

В тот же вечер, оставив в отчем доме облепленный грязью мундир и прихватив с собой только дорожный саквояж, гонимый невыносимым страхом и еще более тягостным стыдом, Эгерт покинул город.

3

За мутным окошком быстро вечерело. Дилижанс жалобно постанывал на ухабах; Эгерт сидел, забившись в угол, и безучастно смотрел на серую, однообразную, без устали бегущую назад обочину.

Со дня, а вернее, с ночи его бегства из Каваррена прошло недели три; чувство окончания света и окончания жизни, овладевшее тогда Эгертом и бросившее его прочь из дому, из города, из мундира и собственной шкуры – это ужасное, мучительное чувство теперь притупилось, и Солль просто сидел в пыльном углу дилижанса, подмостив руку под подбородок, глядя в окно и стараясь ни о чем не думать.

Саквояж его не поместился на багажной полке, и теперь путался в ногах, мешая спрятать их под сиденье; все багажное отделение заполнено было узлами и корзинами, принадлежавшими странствующему торговцу. Сам торговец, желчный и жилистый старик, сидел теперь напротив; Эгерт прекрасно понимал, что имеет полное право потеснить его вещи ради собственного саквояжа – но не решился сказать и слова в свою защиту.

Место рядом со стариком занимала хорошенькая, юная, несколько робкая особа – по-видимому, девица преждевременно вылетела из отчего гнезда, чтобы отправиться на поиски работы, мужа и приключений. Заинтересовавшись было Эгертом и не получив с его стороны ни малейшего ответа, бедняжка теперь обиженно водила пальчиком по стеклу.

Бок о бок с Соллем сидел унылый, неопределенных лет субъект с висящим, как капля, сизым носом и короткими, сплошь в чернилах пальцами. Эгерт про себя определил его, как бродячего писца.

Плавно покачивалась туша дилижанса; купец прикорнул, навалившись лицом на раму, девица безуспешно ловила назойливую муху, писец, не отрываясь, глядел в пространство, а Эгерт, у которого от неудобной позы ныла спина и затекали ноги, думал о прошлом и будущем.

Прожив двадцать лет в Каваррене и никогда не удаляясь от него на сколько-нибудь значительное расстояние, он получил теперь возможность увидеть мир – и эта возможность более пугала, нежели радовала. Мир оказался неуютным, бесформенным средоточением городишек, селений, постоялых дворов, дорог, по которым бродили люди – угрюмые, иногда опасные, чаще равнодушные, но неизменно неприятные Эгерту незнакомые люди. Солль чувствовал себя неухоженным, измученным, затравленным; сейчас, прикрыв глаза в мерно покачивающемся дилижансе, он в который раз отчаянно пожелал, чтобы все происходящее с ним оказалось дурацким сном. На какое-то мгновение он искренне поверил, что сейчас проснется в своей постели и, разлепив глаза, увидит кабанов на гобеленах, и позовет слугу, и умоется чистой водой над серебряным тазом, и будет прежним Эгертом Соллем, а не жалким трусливым бродягой; он так искренне в это поверил, что потрескавшиеся губы сами собой улыбнулись, а рука провела по щеке, будто прогоняя дремоту.

Пальцы его наткнулись на длинный рубец шрама. Эгерт вздрогнул и открыл глаза.

Торговец глухо похрапывал; девица поймала наконец муху и, зажав насекомое в кулаке, с интересом прислушивалась к звукам, издаваемым несчастной пленницей.

Светлое небо! Вся жизнь Солля, вся счастливая и достойная жизнь его тысячей осколков летела в невообразимую пропасть, позади него оставались позор и боль, которые страшно было вспоминать; впереди его ждала серая, мутная, тошнотворная неизвестность, о которой страшно было помыслить. За что?!

Солль снова и снова задавал себе этот вопрос. В корне всех обрушившихся на него бед лежала трусость, внезапно проснувшаяся в душе храбреца; но как, почему, каким образом стало возможным такое перерождение? Откуда пришла болезнь?