Александр Мазин - Чистильщик

• Название: Чистильщик
• Автор: Александр Мазин
• Жанр: Боевик

Когда у Валеры Васильева прямо посреди Невского умыкнули девушку, он понял, что мир изменился. И в этом мире больше нет достойного места для славного, неглупого парня Валеры.

Но он – не из тех, кто согласен барахтаться за бортом. Но чтобы добыть и отстоять место на верхней палубе «корабля жизни», Валере Васильеву надо научиться драться насмерть.

---

Новый год встретили под звездами у переливающейся гирляндами елки. Выпили, поорали, покружили хоровод. Морозец был слабый: градусов пять. Сыпал крупный редкий снежок. Лепота. Отхороводив, притащили ящик с огненными забавами, пуляли в небо ракетами и пускали огненные фонтанчики. Когда пиротехника кончилась, решили кататься. Взяли санки, пошли на лысую гору. По дороге потеряли Грету. Васильев с Борисом пошли ее искать. Нашли немку в сугробе, в прекрасном настроении. Вытащили, подняли наверх. Наверху трудолюбивые немецкие парни уже разожгли костер. Костерище. В два человеческих роста. И вознамерились прыгать. Слыхали они, что русские этим в Рождество развлекаются. Удержали. Разъяснили, что через костры прыгают летом, на Ивана Купалу. Прыгают, купаются и язычески совокупляются в бузинных кустах. Немцы пришли в восторг. Заявили, что непременно приедут и совокупятся.

Пока дискутировали, потеряли Лотту. Нашли, привели, посадили на санки на пару с Борисом. Разогнали и столкнули под жизнерадостный визг. Фриц и Ганс тоже взгромоздились на сани, прихватили Лизу, поехали, перевернулись, долго и жизнерадостно гоготали.

Валерий на больших санях никогда не катался, но по санному делу в юности слыл виртуозом. Поэтому Алинку прокатил с ветерком и лихим разворотом. В общем, веселились все. Борис по очереди сплавлял вниз то Лотту, то Грету. На горку санки тащили немки.

– Им полезно,– заявил Борис Васильеву.– Верно, фройляйн?

Фройляйн шумно соглашались. Они были счастливы. Герры Фридрих и Йоганнес тоже были счастливы. Один таскал санки, второй – Лизу. Здоровые лоси. Тоже менялись грузом. Чтоб все по-честному. Васильев предположил, что и в постели они тоже честно поделятся. Ошибся, как потом выяснилось.

Накатавшись (кстати, и костер догорел), вернулись в дом. Морозец пробудил аппетит. Поели, выпили, сплясали русские пляски. Главным образом, Борис с Лизой. Немки тоже старались, кружились лебедушками. Потом как-то незаметно исчезли. Вместе с Борисом. И танцы стали более современными. Фриц и Ганс по очереди топтались с Лизой, Васильев и Алинка оторвали мумбу-юмбу под добрую старую «Аббу». Зрители хлопали. В процессе танца Алинка нащупала Васильевскую кобуру. Обрадовалась. Потребовала продемонстрировать немцам. Васильев продемонстрировал, предусмотрительно разрядив. Алинка гордилась: «Я же говорила, что бандит!»

Что бандит, немцам понравилось, а вот к «макарке» отнеслись презрительно. Оказалось, что дома у обоих тоже есть пистолеты, а у Ганса – даже помповое ружье. Ба-бах – и ваших нет. Базука, а не ружье.

Васильев охотно верил. Поскольку не далее как три дня назад пострелял из Монплезирова «ремингтона». Все плечо отбил с непривычки.

Немцам же пояснил: «помповуха» и автомат, конечно, лучше «макарки», но носить неудобно. Слишком заметно. Немцы согласились: да, заметно. Вообще, между ними и Васильевым обнаружилось полное понимание. На уровне языка жестов.

Вернулись Грета и Лотта. Счастливые и порозовевшие. Немедленно стали кушать и пить. Борис появился чуть погодя. Подмигнул Васильеву. Уселся. Свернул косячок, попыхал, предложил Васильеву, но тот отказался. Оно конечно конопелька не героин, но штука неполезная. Реакция портится, концентрация. Бойцу – сплошные проблемы. А вот немецко-подданные обоих полов «травке» явно обрадовались. И Лиза с Алинкой – тоже. Богема, ясное дело.

– Попробуй,– уговаривала Валерия Алинка.– Под «травкой» такой секс!

– Ничего, с такой девочкой, как ты, мне и так будет сладко! – заявил Васильев.

Алинка была польщена.

– Ты скучал без меня?

– Еще как! – соврал Валерий.

Борис набил еще один косячок, взял гитару… и выдал класс.

Действительно, класс. Гитаристом он оказался великолепнейшим. И голос ничего. Пел исключительно на английском. И исключительно регги.

Захватил всех. Васильев «поплыл», мир сгустился и перевернулся. Все вокруг обрело сродство. Черная головка Алины на плече, мерцающие огни, мерцающие звуки…

– Гениально,– прошептала Алина, когда Борис отложил гитару.– Пошли наверх, а?

И они пошли наверх, прихватив бутылку шампанского и охапку красных парниковых роз. Для экзотики.

Любили друг друга прямо на ковре. Жадно и долго. Алина, нагая, без пышных одежек и длинных каблуков оказавшаяся совсем маленькой, тоненькой и гибкой (Васильев за год успел ее забыть), отдавалась ему вся целиком и чувствовала его, как, наверное, свою скрипку. И Валерий чувствовал мельчайшее ее желание. Куда лучше, чем раньше. Потом, размышляя над этим, он пришел к выводу, что умение ощущать женщину чем-то сродни умению угадывать противника на татами. Только там – угадывать и опережать, а здесь – угадывать и отдаваться. Неважно, мужчина ты или женщина. Настоящий кайф – это когда отдаешь себя целиком. Вот тогда – подлинное наслаждение.

– Какие у тебя мускулы,– прошептала Алинка, припадая к его влажной груди.– И какой ты… весь. Раньше ты так не умел. Кто эта женщина? Я ее знаю?

– Какая женщина? – Васильеву было слишком хорошо, чтобы удивляться.

– Которая тебя научила.

– О! – Васильев усмехнулся, представив себе Егорыча в роли «женщины».– Это что-то особенное. Но ты – намного женственнее. Слово!

Алинка аж замурлыкала от удовольствия.

– Пойдем, попьем чего-нибудь. Не спиртного.

– Пойдем,– согласился Васильев.

Оба знали, что еще вернутся на этот ковер. Желание не ушло, только спряталось. На время.

Внизу обнаружились четверо спящих. Фриц с Гансом и Грета с Лоттой. Лотта с Гретой – в обнимку на диванчике, Фриц – на столе, а Ганс – под столом.

Борис с Лизой отсутствовали.

– Крепок мужик,– одобрил Васильев.

– Угу,– рассеянно проговорила Алинка, наливая себе соку.– Борька – гигант. Но ты лучше, не сомневайся.

От широты русской души Васильев решил позаботиться об иностранных гостях. Добыл одеяло, переложил обоих аккуратно, на бочок, стащил с арийских ног пудовые башмаки, подумал: цивилизация, бля. В уличной обуви по коврам шастать. Хорошо хоть снежок на дворе, а не осенняя грязь.

Алине пришло в голову посетить ванную. Так сказать, заодно и помоемся. Обломилось. Ванная оказалась занята. Изнутри доносились смех и хлюпанье.

– Присоединимся? – игриво предложила Алинка.– Ребята не против, я их знаю.

– Нет,– решительно заявил Валерий.– Я тебя делить не собираюсь.

Групповушку не жаловал. Не возбуждала.

– Ну и ладненько,– не опечалилась его подружка.– Тогда пошли наверх. Там душ есть.

Кувыркались еще часа два. До полного изнеможения. Но спать совершенно не хотелось. Опустошенные, невесомые и какие-то прозрачные спустились вниз. Немцы дружно сопели в восемь дырочек: смотрели свои немецкие сны. В огромном кресле вдвоем устроились Борис с Лизой. Борис перебирал струны, Лиза – его волосы. Перед ними горела толстая красная свеча.

Валерий с Алинкой не стали им мешать. Пристроились к столу, заморили червячка, прополоскали горло сухоньким. Поправились.

Борис отложил гитару.

– Пошли погуляем? – предложил он.– Новый год все-таки.

Снегопад прекратился. На ветвях новогодней елки лежали белые рукава. Разноцветные огоньки отражались от игольчатого снега. Утопая по колено в снегу, взобрались на соседний холм. Брошенные санки занесло снегом – три маленькие горки на одной большой.

– Давайте снеговика сделаем! – сказала Лиза.

Сделали. Огромного и важного. Похожего на Чебурашку. Потом играли в снежки. Три на одного. Одним был Васильев. Он же оказался победителем, а когда «противник» перешел в рукопашную, Валера снова показал себя героем и вывалял в снегу всех троих. С Борисом, правда, пришлось повозиться. Волосатый гитарист оказался на диво ловок и цепок. Но легкий, что тут поделаешь. Вернувшись домой, смеха ради достали из сарая лопату и завалили снегом двери. И окна тоже залепили. Прикололись. В дом попали по лестнице, через второй этаж. Расползлись по спальням и тут же уснули.

Проснулись от зычного германского смеха на улице. Солнце уже вскарабкалось почти на максимальную высоту. Полдень.

– Выспалась? – спросил Валерий.

Алинка потянулась сладко и тут же протянула к нему все четыре игривые лапки…

…Она никогда не закрывала глаз. Даже когда с губ уже срывалось жаркое протяжное: «А-а-ах!» – черные глаза блестели из-под дрожащих век.

Немцы, бодрые и жизнерадостные, успевшие позавтракать, покататься на санях и вдосталь вываляться в снегу, встретили заспавшихся аборигенов жизнерадостным гоготом. Прикол со снегом германцы оценили. А еще говорят, у них чувства юмора нет. А вот похмелья у них, точно, не наблюдалось. Здоровые европейские печенки без проблем перерабатывали алкоголь.

После завтрака Васильев порылся в сарае и нашел целый ворох лыж. Там же на веревке висели ботинки. Как сушеная рыба. Подобрали на всех. Тщательно смазали – тепло, снег липкий.

Перед самым выходом появился вчерашний мужик, директор. Причем не на автобусике (дорогу занесло), а на настоящих розвальнях, влекомых мохнатой лошаденкой. На розвальнях приехала лосиная нога. За ногу директор желал двести марок.