Андрей Уланов - Раз герой, два герой...

• Название: Раз герой, два герой...
• Автор: Андрей Уланов
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03719-5

Как становятся Героями, настоящими, бесстрашными, с мечом в руке и принцессой в сердце? У Шаха из Дудинок вышло прям по поговорке: не пей из копытца, козленочком станешь, однозначно. Выпил – и стал. Правда, не совсем козленочком – заснул Шах слегка перебравшим молодого вина деревенским олухом, а проснулся Героем. Скажете, так не бывает? Да, действительно, над Шахом слегка подшутили односельчане, выставив его победителем двух драконов, но ведь он был не в курсе и поэтому сразу отправился подтверждать свою репутацию. И вскоре в том, что Шах – Великий Герой, не сомневался и последний гоблин. Страшные монстры Запустенья затрепетали, опасаясь за свою участь. А дорога к славе так и льнула к геройским стопам. Оставалось только по ней идти…

---

Так вот, расстояние, отделяющее выгон от ворот в укрепленном частоколе, который жители Дудинок именовали “оградой”, легко одетый подросток преодолевает бегом за восемь минут. Троим взрослым мужчинам в доспехах времени на это потребовалось вчетверо больше.

Нельзя сказать, чтобы новость о возможной кончине старого Грау обрадовала Дудинского старосту Вислоуха Обера очень уж сильно. Можно даже сказать, что она обрадовала его не совсем.

Дело даже не в том, что Вислоух вообще не любил новостей. Все-таки, будучи верховной деревенской властью, он волей-неволей должен был выработать определенную широту кругозора. Он даже допускал, что новости иногда бывают и хорошие. Более того, однажды он предположил, что, возможно, где-то хороших новостей бывает не намного меньше, чем плохих.

Но весть о предполагаемой кончине Грау – это Вислоух мог сказать абсолютно точно – относилась к разряду тех, которых Обер предпочел бы не получать вовсе.

С одной стороны, конечно, взимаемые, точнее, выжимаемые Грау налоги ложились весьма тяжким бременем на тощий дудинский бюджет. Однако, с другой стороны, Грау был злом очень хорошо – за последние триста с лишком лет – известным и знакомым, а вот его будущий преемник, который непременно объявится в очень близком будущем, – нет. И вообще: “Лучший способ избавиться от драконов – это завести своего”.

Припомнив в очередной раз это, давным-давно подслушанное им на ярмарке и запавшее глубоко в душу высказывание, староста вдруг вспомнил, что у их бывшего господина имелись родственники. Другие драконы. Которые, кстати говоря, могут весьма заинтересоваться обстоятельствами гибели своего, пусть и далекого, родича.

А раз так – требовалось незамедлительно принять все возможные меры, дабы господа драконы чего-нибудь…

Например, обеспечить господину Грааугржимерюкангу достойные похороны. А заодно и его сопернику – на всякий случай.

* * *

Додуматься до идеи вырыть “достойную” могилу двум, причем не самым мелким при жизни драконам, как выяснилось, намного легче, чем воплотить ее в жизнь.

– Клянусь дохлым огром, – выдохнул Жаба Партигген, с трудом переваливая содержимое своей лопаты через край ямы, – так мы и до завтрашнего утра не управимся.

– Вот еще – до утра, – отозвался Ушастый Вассеризель. – Как бы не так. Чего бы там Обер не изрекал, – на самом деле Ушастый выразился грубее, – а на этом поле меня после захода солнца и в помине не будет.

– Если до захода не успеем зарыть, – поддержал его Маультир, – то на эти туши такое сбежится… Такое…

– Угу, – согласился Жаба, вываливая очередную лопату. – Еще бы. Шоб на такие туши – и не сбежалось?

– Как я так смекаю, – задумчиво произнес Кругляк Зенгер, – что на частокол ныне, ну, в смыслах, ентой ночью, надо будеть двойную стражу поставить. Иль тройную – для пущего спокоя.

– “Для спокоя, для спокоя”, – передразнил его Вассеризель. – Будет тебе спокой, как же. Вот теперешнюю стражу бы сюда – тогда, глядишь, аккурат к темноте бы и закончили.

– А на частокол кого?

– Баб. Твою, к примеру, женку… – Ушастый заржал. – Как возьмет оглоблю…

Остальные – за исключением, понятно, самого Кругляка – тоже заулыбались, живо припомнив, как не далее третьего дня Зенгерова жена гонялась за муженьком по всей деревне, размахивая при этом если не оглоблей, то уж здоровенным дрыном наверняка, и поминутно охаживая этим самым дрыном точно промеж кругляшиных ушей.

Впрочем, надолго этих приятных воспоминаний не хватило.

– Обера бы сюда, – мстительно процедил Хромой Таузендфус, с остервенением вгрызаясь лопатой в неподатливую глину. – Пусть бы поковырялся. Глядь, жир бы и подрастряс.

– И то верно. – Партигген перевалил наверх очередную порцию грунта, воткнул лопату в дно ямы, оперся на нее и попытался рукавом рубахи стереть с лица пот, но добился исключительно того, что покрывавший его рожу слой грязи распределился по ней чуть более равномерно. – Пусть бы и сам староста эту землицу поковырял. Небось не загнулся бы от напряга. А то…

– Нет, ну клянусь дохлым орком! – взвился Ушастый. – Стража на частоколе, Вислоух, кузнец с подмастерьем, старичье, звонарь… Это ж сколько народу еще можно сюда пригнать! Так нет же! А мы тут надрывайся, как неродные!

– Шаха еще нет, – сообщил Маультир.

– Как нет?! – возмутился Вассеризель. – Почему нет?

– А он еще того… После вчерашнего… Дрыхнет еще, – ехидно заметил Жаба. – Небось до вечера так и проваляется.

– Проваляется?! – Ушастый швырнул лопату под ноги и принялся выбираться из ямы. – Я ему сейчас покажу “проваляется”! Я его всю дорогу до пастбища на пинках…

– Стой! – Кругляк попытался придержать Ушастого за край рубахи, но получилось это у него не совсем удачно – Вассеризель съехал вниз вместе с полупудом земли, за которую он цеплялся. – Праздник же у парня.

– Праздник был вчера, – хмуро заметил Жаба. – И вообще – пить надо меньше. А то дорвался, понимаешь. Правы были Отцы-Основатели – рано вас, сопляков, в семнадцать к спотыкаловке подпускать.

– Это его дядюшка Короед постарался, – встрял Маультир. – Выставил бочонок молодого вина, ну, того, что в позапрошлом месяце с ярмарки привез. А у него, у вина-то, нрав ведь известно какой коварный – льется в пасть, словно вода родниковая, а потом бах – и с копыт долой. А Шах-то…

– Сам-то ты, – проворчал Партигген, – можно подумать, давно усами обзавелся. Думаешь, девки не видят, что они у тебя углем подведенные?

– Ха! – Ушастый наконец выкопался из-под устроенного им обвала, но, к немалому удивлению остальных, не стал извергать по этому поводу проклятий, а наоборот – радостно осклабился.

– Я тут подумал, – сообщил он. – А ведь во всех Дудинках один Шах про это, – Ушастый мотнул головой в сторону драконьих туш, – ничегошеньки не знает. Вот смеху-то будет, когда он вечером проснется!

На этой реплике достоверно восстановленный ход беседы обрывается и вряд ли когда-либо будет продолжен. Если до нее показания всех говоривших были четкими и непротиворечивыми, то после слов “вот смеху-то будет” они моментально становятся сбивчивыми и путаными. Поэтому точно определить, кому же именно принадлежала та злосчастная идея, оказавшая столь большое влияние на дальнейшую судьбу как дудинцев, так и многих других обитателей Запустенья и иных земель, установить невозможно. Может быть (и даже вероятно), тайна сия ведома богам, но, как известно, боги очень неохотно делятся своими тайнами с кем бы то ни было, в том числе и с другими богами.

* * *

За всю свою жизнь Шах никогда раньше не предполагал, что самый обычный луч солнца – не такой уж и яркий – может вызвать столь жуткий приступ боли, причем не только в глазах, но и в голове. Вслед за головой взвыло все остальное тело. Шах было попытался озвучить эти ощущения соответствующим воплем, но звук, который он сумел выдавить наружу, даже за слабый стон мог сойти лишь с очень большой натяжкой.

– Вроде просыпается, – произнес кто-то, стоявший в изголовье, и эти слова мигом принялись грохочущим эхом носиться от одного шахова уха до другого: “Просыпается, просыпается, рыпается, ается…”

– Точно, просыпается, – согласился второй голос. – Ишь, какую рожу-то скорчил. Ему б щас кисленького чего-нибудь али солененького.

– Да где ж я после вчерашнего-то возьму солененького с кисленьким? – возразил первый голос, в котором Шах, несмотря на громыхание, начал узнавать что-то до боли – и еще какой! – знакомое. – Все, почитай, что было, то и подмели. Разве что у соседей спросить…

– И то верно. Слышь, Хеннок, сгоняй-ка к Плющикам…

Прозвучавшие имена показались Шаху смутно знакомыми, но попытка вспомнить что-либо поподробнее немедленно аукнулась еще более жутким приступом головной боли.

– Но я ж тоже хочу видеть…

– Цыц! – прикрикнул второй голос. – А ну дуй… Когда старшие говорят.

До Шаха донесся дробный топот, после чего на некоторое время воцарилась совершенно замечательная, можно даже сказать, блаженная тишина.

В какой-то момент Шах даже попытался провалиться обратно в забытье, из коего его вывело нечто холодное и мокрое, настойчиво тыкавшееся прямо в губы.

– Откушай огурчика-то, – настырно бормотали сверху. – Он хороший, огурчик-то. Враз полегчает.

Невероятным усилием Шах сумел разжать стиснутые намертво зубы и даже слегка прикусить просунувшийся между них предмет.

Первая капля холодного огуречного рассола, попавшая на раскаленную пустыню языка, должна была, по идее, немедленно испариться. Но за ней последовали другие, которые проделали в пересохшей гортани Шаха восхитительно влажную дорожку.

– Ы?

Так и не выпустив из зубов огурец, Шах медленно сел и попытался приоткрыть глаза.

Собравшиеся в комнате, числом не менее десяти, дудинцы переглянулись между собой и дружно начали выпихивать вперед дядюшку Подсмейла Корюшку.