Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис

• Название: Роль грешницы на бис
• Автор: Татьяна Гармаш-Роффе
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21887-5

Это произведение – прекрасный образец абсолютной гармонии разных литературных форм – романа с его драматическим повествованием о жизни и судьбе человека и детектива, с его динамикой и интригой расследования. После прочтения этого романа понимаешь, что на рынке популярной литературы появился эталон под названием «детективный роман». И что теперь это определение можно приложить далеко не ко всякой книге, претендующей на звание детективного романа...

Жизнь и судьба великой актрисы и череда убийств высокопоставленных персон… Реалистичность образов, шокирующие правила жизни советской элиты и номенклатуры, уставшей жить «как все»… С трагическими для некоторых героев книги последствиями эпохи, как и в других романах ТГР, разбирается частный детектив Алексей Кисанов. Логика преступлений, ложные их версии, дамоклов меч над любимым человеком, … все это вместе с героями переживает читатель, на каждой странице.

Почему героев убивают отравленной иглой? Почему все пути расследования ведут к чистому и доброму человеку, который не может быть плохим? Кто убийца? И почему автор так обошелся с главным героем романа, явно рискуя огорчить читателя? Совсем это не по правилам развлекательной литературы. Только после прочтения понимаешь, какой необычайно глубокий и умный роман написала Гармаш-Роффе. Виват автору!!! Так держать! Читайте и не пожалейте себя, и свой сон. Потому что заснуть с этим романом вам не придется!

---

Странно, но после этого открытия падения прекратились.

Вот и сейчас, ведомая спасительным инстинктом самосохранения, Александра заставила себя вынырнуть из огромного, смертельного по силе космоса чувства, оторвала Алексея от своих колен, взяла его лицо в руки, спросила:

– Ты голоден?

– Голоден, чертовски голоден! Сашка, как хорошо, что ты здесь. Пойдем в ресторан? Отпразднуем мое возвращение!

– Да тебя только два дня не было! – со смехом ответила Александра.

– Так это же целая вечность, Сашенька…

…Александра не переставала изумляться насыщенности их чувств, каждой их встречи. Иногда она задавала себе вопрос: когда это закончится?.. Это почему-то всегда кончалось, у всех. Если вообще было.

Но у них все было не как у всех. И даже не как у них самих в другую эпоху, в другой жизни, которая называлась «до встречи»… Хотя что встреча? Ничего особенного, частный детектив со смешным прозвищем Кис явился однажды за правдой к ней и к Ксюше, младшей сестре Александры…[6]

Сестры тогда затеяли небольшой спектакль для завоевания красавца француза Реми, в которого влюбилась Ксюша. Да только розыгрыш обернулся кошмаром, сочиненный ими вымысел – жуткой правдой. Две неосторожные затейницы, легкомысленные авторши, как они полагали, водевиля превратились в персонажей, в действующих лиц нешуточной драмы, которая дальше стала диктовать развитие сюжета сама… А Реми и Кису из частных детективов пришлось перевоплотиться в спасателей и вытаскивать сестричек из смертельной опасности. Герои! Рыцари! Принцы на белом коне, черт побери…

Впрочем, для Ксюши Реми и впрямь оказался и героем, и рыцарем, и принцем, и сказка о спасении невинной принцессы увенчалась, как и положено сказкам, счастливой свадьбой в Париже…

Но Кис… Александра сразу почувствовала, что она ему нравится, – да кому же она только не нравилась? Это, что называется, «еще не повод для знакомства»! Более того, она его почти возненавидела: этот смешной, напористый, иногда неожиданно жестко-агрессивный детектив влез в ее жизнь, перетряхнул ее тайны, самые интимные, самые охраняемые – самые постыдные тайны… И себя, себя тоже возненавидела, увидев эти постыдные тайны при свете дня, на который этот чертов детектив их безжалостно вытащил… Понадобилось время, чтобы Александра оценила его. Сначала неожиданную деликатность, с которой он обошелся с ее секретами. Ощущение его бережного, ненавязчивого сочувствия… Родилось доверие, которое потихоньку превратилось в дружбу. Ну, дружба – она была относительной, Александра, как любая женщина, мгновенно учуяла, что детектив влюблен в нее. Но он молчал. Он был другом. И однажды Александра поняла, что ближе этого человека у нее никого нет. И лучше никого нет. И что она хочет иметь его всегда рядом.

Нет, она не признавалась ему в любви: она заставила в ней признаться его. Для себя же это слово Александра вычеркнула из лексикона – оно ничего не значило, оно было затаскано до дыр, до полной потери смысла. Под ним подразумевалось все, что угодно, – незначительная влюбленность или физическое влечение, им обозначалось кладбище давно умерших чувств, которые связывали большинство супружеских пар, – это слово не стоило и не означало ничего. Александра предпочитала говорить «хочу» – это слово, по крайней мере, было всегда честно. И она предложила Алексею союз, основанный на «люблю» с его стороны и на «хочу» – с ее. Неравный? О нет, этот самоуверенный нахал заявил ей, что непременно наступит день, когда она ему скажет о любви! Он нисколько не сомневался, что его любовь взаимна, и даже, кажется, особенно не печалился, что слово ему не довелось услышать!

Негодник, он был прав. Когда Алексея во время телепередачи в прямом эфире под дулом пистолета взяла в заложники некая юная обольстительная девица, когда он практически исчез из жизни Александры на две долгие недели, когда ей пришлось пережить тот убийственный страх потерять его навсегда, – вот тогда слово «люблю» и родилось, прорвав все лингвистические запреты ее сознания[7]

И оказалось, что с ним легче жить. Да, оно бедное, да, оно убогое, но все же не было другого слова в нищем человеческом языке. А вещь, которая не названа, – не существует: «Вначале было Слово»… С него началась жизнь, началось воплощение сущностей в предметы.

Но на пути амнистированного и легализованного слова неожиданно возникло непредвиденное препятствие: длительный запрет на него придавал теперь слову столь немыслимый, столь шокирующий вес, что она так и не отважилась произнести его вслух. Александра не раз представляла, как было бы радостно выдыхать его иногда на ухо Алеше. Но, увы, она уже хотела, но все еще не могла произнести слова о любви…

– Эй, ты о чем думаешь? Слышишь, пойдем ужинать в ресторан?

– Мне статью надо закончить, – с сожалением ответила Александра.

– Много еще?

– Только если после ресторана ты мне дашь поработать…

– Клянусь! Буду спать в гордом одиночестве и не помышлять о плотских радостях. По крайней мере, до тех пор, пока ты не придешь… А вообще-то я тебе завтра же куплю портативный компьютер.

– Ты назначил мой день рождения на завтра? – рассмеялась Саша.

– Нет, объявил войну с бескомпьютерщиной!

– У нас уже два: твой у тебя и мой у меня!

– Так будет третий! Из него одного целых две выгоды: во-первых, ты не будешь занимать мой, а во-вторых, ты сможешь взять его в постель!

– И тогда я больше не напишу ни одной статьи!

– Ты в чем меня подозреваешь? В покушении на творческий процесс? Нет уж, милая, я такого греха на душу не возьму: ты будешь мирно стучать у меня под боком, а я буду мирно храпеть у тебя под боком. Идет?

– Свежо предание, да верится с трудом…

– Неблагодарная! Я тебе цифровой диктофон купил? Купил! Я тебе мешаю, когда ты среди ночи вскакиваешь и начинаешь в него бормотать? Нет! Я благородно начинаю храпеть изо всех сил, чтобы ты не боялась, что меня разбудишь!

– То-то я потом ничего расслышать в записи не могу: все храп перекрывает!

– Сашка! Если мы не идем немедленно в ресторан, то я примусь за тебя! – грозно клацнул зубами Алексей, надвигаясь на нее…

…Летописцам славной Кисовой жизни осталось неизвестным, что именно было у детектива на ужин в тот вечер.

* * *

– Цве-е-етик! Слышь? Цветик-Семицвети-и-ик!

– Чего шебуршишься? Спать не даешь!

– Цветик, а папка придет? Скажи, придет?

– Нет.

– Потому что умер?

– Да.

– А почему умер?

– Головой стукнулся о бочку с водой и умер.

– А почему стукнулся?

– Пьяный был, споткнулся и стукнулся.

– Не, это я его толкнул.

– Что ты глупости говоришь! Тебя и дома-то не было!

– А вот и было!

– Ты кончай, а? Нафантазируешь тут, а я и не знаю, чего думать!

– Я пошутил, Цветик. А мертвые обратно не приходят?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда. Спи.

* * *

На следующий же день Кис озадачил фотографиями с Урала редакцию газеты-нанимателя, затребовав информацию о каждой «морде лица». С адресами, телефонами и «с кратким жизнеописанием» («М-м-м, по возможности», – лояльно добавил Кис).

Первые сведения поступили в тот же день, и Кис принялся размышлять, с кого ему начать. В списке из ныне здравствующих были уже знакомые актриса Измайлова (народная) и певица Тучкина (народная), а также писатель (маститый), кинорежиссер (маститый), работник Госкино (высокопоставленный), академик-химик (известный), бывший зам бывшего министра культуры (на пенсии) и ряд других достаточно высокопоставленных персон.

Тучкина, как свидетельствовал рапорт газеты, несмотря на почтенный возраст, вела вполне активный образ жизни и имела открытый дом, в котором получали поддержку и отеческие (материнские?) наставления подрастающие таланты. Измайлова, напротив, отличалась замкнутостью, журналистов не принимала никогда (значит, Сашу просить договориться о встрече будет лишним), да и вообще не принимала. Ни-ко-го. Писатель отсутствовал: поехал в Венецию за вдохновением, режиссер поехал по соседству, во Флоренцию, – на съемки фильма. Бывший замминистра находился на даче, а местонахождение господина-товарища из Госкино установить пока не удалось: по сведениям, он был в Москве, но его телефоны не отвечали ни дома, ни на работе.

Переложив на плечи Александры задачу выбить рандеву с мужчинами, он принялся за Тучкину, сочтя ее наименее трудной для взятия крепостью, чем нелюдимая звезда экрана. Ее телефон, однако, был упорно занят. Между двумя наборами к нему прорвалась Александра и заявила, что на страже академика стоит его жена и что лучше Кису пустить в ход весь свой мужской шарм: «Ты же у нас шармёр[8], Алеша», – издевательски усмехнулась она. Александра всегда с неподражаемым ехидством называла его этим словом, глядя, как мучается Алексей, пытаясь придать голосу несвойственные ему интонации, а лицу – несвойственное выражение. В натуральном виде лицо и голос были нейтральными – Алексей был сдержан в выражении эмоций, и люди, поверхностно его знавшие, предполагали в нем полное отсутствие оных. Иногда, в особых случаях, взгляд его становился особенно внимательным, еще реже – сочувственным и совсем редко – нежным. Когда останавливался на Саше.