Сергей Герасимов - Логика прыжка через смерть

• Название: Логика прыжка через смерть
• Автор: Сергей Герасимов
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Иди сюда, – позвала она пассажира. – Смотри. Ты там ничего не видишь?

– Только черные палки.

– А в палках?

– Ничего.

– Вон там, белое. Может, это зверь.

Коре нагнулся к стеклу и вгляделся.

– Это пятнышко не шевелится, – сказал он.

Клочок белизны не шевелился. Нет, это не могут быть звери, – подумала водитель трамвая, – звери не умеют сидеть в засаде. Им нужно постоянно двигаться. Говорят, что от них можно даже спастись, если стоять на месте и отскакивать в сторону в последний момент; не приведи Господи мне так спасаться…

Она посмотрела в зеркальце и увидела, что сзади, по полотну, к ней движется зверь. Она видела зверя на картинках и в кинофильмах, там он казался совсем нестрашным, но вот так, когда он надвигается на тебя… Трамвай дернулся и понесся. Зверь чуть отставал. Пролетая мимо кустов, водитель трамвая успела заметить неясное копошение, но не смогла ничего рассмотреть, только вот белое пятнышко оказалось обрывком газеты. Водители трамваев, не проходите крутые повороты на предельной скорости, не проходите. Ведь трамвай ваш может сойти с рельс, а неровен час, даже и перевернется. Тогда любому зверю будет нетрудно достать вас.

– Помедленнее! – крикнул Коре, но было поздно: трамвай громко лязгнул, заскрежетал, зашуршал по щебенке, наклонился и перевернулся на бок. Второй вагон остался вверху, на каменной насыпи.

Водитель успела вскрикнуть только один раз. Значит, теперь она без сознания или мертва. Коре пошевелился и отодвинул стальной цилиндр, упавший ему на спину. Такие цилиндры используют, чтобы брать трамваи на буксир. Тяжелая штучка. Килограмм восемьдесят, а то и больше. Цилиндр упал прямо на спину Коре, но ничего не повредил. Коре уже начинал привыкать к собственной неуязвимости.

Он встал и под ногой проломилось стекло. Вагон лежал на боку. Коре прикинул, можно ли выбраться через нижние окна и решил пока не пробовать – слишком узкая щель. Да и вагон постоянно вздрагивает, как будто он в агонии. Через верх вылазить тоже неудобно. Может быть, через переднее стекло.

Он посмотрел в сторону кабины и увидел зверя. Существо стояло, качаясь, будто раздумывая: броситься сейчас или обождать. Зверь был не один. Очень похож на самодвижущийся рычаг, – подумал Коре, – на кибернетическую игрушку, которую изобрел Иван Петров. А качается он потому, что не может стоять на месте – это было самым интересным в игрушке: она не умела останавливаться. Изготовленный рычаг включался и отпускался в леса, где он и рыскал, иногда выскакивая на дороги. Пробовали рычаги ловить, но разве их поймаешь, если они никогда не стоят на месте. Иван Петров даже премию обещал тому, кто его рычаг поймает.

Вот и эти такие же, но шире, мощнее и вооружены режущими инструментами.

Рычаг прекратил качаться и бросился вперед. Стекло разлетелось на осколки, тело водителя схвачено и брошено, еще удар – и рычаг оказался в вагоне.

Он продвинулся вперед и снова отступил назад. Он осматривался. По маслянистой станине двигались вверх-вниз зубатые инструменты. Вот длинное сверло включилось и выключилось. Посыпались искры электросварки: вагон резали сразу с нескольких сторон.

Коре шевельнулся и рычаг бросился вперед. Загудело сверло, направленное прямо в грудь. Патрон бешено вращался, от него даже дуло как от вентилятора – две тысячи оборотов в минуту, не меньше. Конец сверла прорвал ветровку на груди; не успев сообразить, Коре схватился пальцами за вращающийся патрон.

Послышался жалобный треск умирающего металла; патрон со сверлом отломился, изнутри зверя выползла желто-синяя раскаленная стружка, потекло масло. Зверь издал крик, похожий на крик слона, и дернулся в сторону пролома. Выскочив из вагона, он сделал два с половиной круга по грунту, как колесо, теряющее скорость, и повалился на бок. Зубчатые клешни медленно открывались и закрывались. Горело масло.

Коре вышел из вагона. Невдалеке лежало тело женщины. Было видно, что женщине уже ничем не поможешь. Три зверя убегали в сторону засыпанного оврага, четвертый медленно ворочался в лужице горящего масла. Коре посмотрел на сверло с куском металла, которое он держал в руке. Для того, чтобы сломать металл, ему деже не пришлось сильно напрягаться. Кожа ладони не была счесана.

Он бросил сверло на землю и слегка ударил кулаком в стенку вагона. Стена ответила гулким звуком. Он ударил чуть сильнее – стенка прогнулась. Он ударил изо всех сил, так, чтобы счесать косточки – и кулак пробил металлическую стенку как снаряд. Вот как. Значит, ничто материальное не может повредить моему нематериальному телу, – подумал он. – А если так?

Он развел руки перед грудью и ударил кулаком по кулаку. Раздался щелчок, похожий на звук от столкновения двух булыжников. Кожа на косточках осталась цела. Никакой боли. Впрочем, именно этого и следовало ожидать.

Для последней проверки он вырвал из мертвого зверя стальную трубку сантиметра три в диаметре и сжал трубку в кулаке. Вначала трубка не поддавалась, но, как только пальцы побелели от напряжения, она сплющилась как пластилиновая.

Он оторвал кусок трубки, смял его в кулаке и положил в карман, на пямять о звере. Былинные дурачки тоже вырезали языки из змеевых голов. Он шел в сторону близкой Ыковки и его ветровка была разорвана на груди косой полосой – так, будто по ней прошлись пилой или тупым лезвием.

…А бабка Березуха стояла на остановке и ждала прибытия трамвая. На поводке она держала собачку, маленькую, беспородную, светлого окраса.

Собачка сидела печальная, с выражением покорности судьбе. Кончики ее ушей отвисали в стороны. Трамвай всегда приходил точно, в час сорок пять. И точно к часу сорока пяти бабка Березуха копила лучшие ругательства, придуманные за ночь и точно в час сорок пять она их изливала. Изливала на водителя трамвая, на женщину с большими губами и коровьим взглядом. Все же они были знакомы и немало проездили вместе – как же можно обойти вниманием старую знакомую? Но в час сорок пять трамвай не приехал. Не приехал он и в час сорок семь. Бабка Березуха ругнула разок пустой горький воздух и почувствовала такую тоску, что впору вешаться. Ругнула воздух еще раз и повеселела. Правда, воздух не отвечал, но в жизнерадостной бабке Березухе было столько энергии, что ответа и не требовалась. И она пошла прочь от остановки, самоуслаждая себя очередной матерной арией. На повороте к площади Центральной она увидела человека в разорванной на груди куртке, перепрыгнувшего через стену. Бабка Березуха взвилась, вспомнив свои лучше ругательства. Начав фразу с бессмысленного набора слов, для разгону, она закончила ее, высказав намерение сплясать на могиле встречного.

Коре остановился и дослушал конец фразы.

Почему бы и нет? – подумал он. – Такая тварь вполне заслуживает смерти.

Стоит проверить это предположение не только на речных раках. Раки раками, а окончательные эксперименты всегда ставятся на людях. Нужно лишь точно свормулировать пожелание.

– Если бы я был этой собачкой, – сказал он, произнося слова четко и внятно, – я бы не задумываясь перегрыз тебе горло.

И бабка Березуха осеклась, вдуг почувствовав незнакомую силу в этих словах.

Она взглянула на собачку и собачка взглянула на нее. Взгляд собачки стал беспутным, не задумчивым, плоским. Собачка тявкнула и стала гоняться за своим хвостом.

22

Спичечник Еня знал что такое счастье. И не то чтобы он был особенно счастливым человеком, наевшимся счастья всласть и теперь размышляющим о причинах счастья, о его последствиях и сокровенной сути, не был он и философом, охочим до пустых размышлений. Просто сегодня с утра его осенила идея и в свете той идеи спичечник Еня просто и совсем буднично понял, что он счастлив.

Создав за годы своей сознательной жизни четыре тысячи восемьсот сорок девять произведений спичечного искусства (изб, домов, церквей, соборов, замков, дворцов, сараев и заборов – все из спичек), Еня вдруг понял, что создал абсолютно все, и пути к новым творческим достижениям просто нет, просто нечего больше достигать. Это размышление вначале повергло его в глубокую печаль.

Немного ободрился он после того, как склеил из спичек палатку. После палатки – ящик для инструмента. Но, уже заканчивая ящик для инструмента, он понял, что творческий его гений на излете, склоняется к закату, стоит на краю пропасти, поражен тяжким недугом, повеяло зимним холодком, слышны звоночки – Еня полдня пытался выразить словами свое чувство, но так и не выразил. Чувство было гнусным.

Нужно отметить, что Еня был признанным авторитетом в своей области и славой родной деревни; имел он семь премий «го-хью» – главных премий по спичечному мастерству. Премии присуждались за лучшую идею, за лучшее исполнение, за минимальное количество материала, за самое крупное спичечное сооружение, за дизайн и за лучшую передачу средствами спичек общественной идеи.