Ольга Громыко - О бедном Кощее замолвите слово

• Название: О бедном Кощее замолвите слово
• Автор: Ольга Громыко
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-93556-299-5

Связываться с женщинами – себе дороже! Особенно если это дипломированная ведьма, разъезжающая по белорским лесам и весям в поисках работы, а пуще того – приключений. Но и от Василисы Премудрой ничего хорошего ждать нельзя! И будь ты хоть сам Кощей, брать ее в жены категорически не рекомендуется, иначе горько пожалеешь о своем бессмертии!

В общем, спасайтесь, кто может! В противном случае вы рискуете умереть… от смеха.

---

Прасковья Лукинишна так вокруг Кощея и увивается, лакомый кусок подсунуть норовит:

– Костюша, испей молочка! А вот рябчик печеный с брусницей, отведай! Попробуй расстегайчиков с осетриной! Что ж ты пирожок с капусткой не ешь, касатик?

Непонятно мне сие: от батюшки моего волхв велит кушанья подальше ставить и медами хмельными вне очереди не обносить, потому как у царя мера в еде-питье такова: есть, сколь влезет, и пить, покуда закусь не всплывет, опосля чего всенепременно требует гусли, бренчит на них без ладу, горько плачет и заставляет бояр да послов ему подпевать. Наутро самолично обходит темницу и отмыкает тех бояр, что давеча пели не складно, перед послами очень извиняется, особенно ежели которых за неуважение к пьяному царю на дыбе вздернуть успели.

Кощей же на кушанья глядит равнодушно, от каждого отщипнет да отставит, я и то больше съела. Зато воевода за троих уписывает, его и потчевать не надобно – руки загребущие через весь стол тянет.

– Съезжу-ка я, Кощей, в дружину, учения какие устрою, проверю, чем они там без меня занимались – на полатях лежали аль мечи держали.

– Поезжай, – отвечает Кощей, – заодно зашли в степь кого из парней пошустрее на коне легконогом, пускай поездит вокруг орды басурманской, повыспрашивает в селениях окрестных, не обижают ли их басурмане.

– А где ваша дружина? – Не утерпела я. – Покамест слыхом не слыхать, видом не видать!

Кощею разговаривать со мной не в охотку, на воеводу глянул, тот мне отвечает:

– У дружины стан свой посреди поля широкого, чтобы не мешать никому и самих чтобы от дела ратного не отвлекали. Увидишь еще, успеется…

Тут стряпуха в разговор встряла:

– А что это Костюша дверь в опочивальню запирать начал, а? Я ему на зорьке оладушек пшеничных, молочка парного в постель принесла, а он изнутри затворился и на стук не отзывается, пока я голос не подала!

– Захлопнулась дверь… случайно… – Неохотно проворчал Кощей, на меня взгляд косой кинул – не проговорюсь ли? Я сор из избы выносить не горазда, смолчала. – Нашел я в книге старинной заклятье одно полезное, да чернила от времени повыцвели, половину слов не разобрать, додумывать надобно. Прасковья Лукинишна, ежели меня кто спрашивать будет – я в покое колдовском сыщусь, да без нужды гляди не тревожь.

– Ты, Костюша, поаккуратнее там, – просит стряпуха, – а то прошлым разом весь терем дрянью какой-то просмердил, челядь распугал и сам до зелени нанюхался, еле откачали…

– Что ты выдумываешь, Прасковья Лукинишна, – сердится Кощей, – ну, посмердило чуток и выветрилось…

– Выветрилось, как же! – Бубнит неугомонная старуха. – От колдовства твоего один убыток – давеча щи варила, крышку с горшка сняла, а оттуда как полезет всяка пакость, гады ползучие да прыгучие, ужо я их половником бить умаялась, тьфу-тьфу, вспомнить противно!

Кощей в ответ огрызается:

– А ты реактивы у меня не таскай и щей ими не соли, сто раз говорил!

– Каки-таки ративы, что я, соли не спознаю? Взяла чуток, а ты уж крик поднял, чисто режут тебя…

– Хорошо еще, что сама тех щей прежде не отведала! – Махнул рукой Кощей, с тем и ушел, старуху не переспоривши.

Поглядела я в оконце: ладный денек выдался, теплый да солнечный. Дай, думаю, выйду, двор разведаю – много ли мне воли отведено?

Нет у Кощея во дворе ни частокола с черепами заместо горшков, ни поленницы из костей, из погребов крики не доносятся и воронье над телами молодцев порубленных не кружит. Тишь да гладь, летняя сонная благодать. Из-под ног куры разбегаются, Прасковья Лукинишна им зерна ячменного насыпала, черный кобель возле погребов на солнце греется, зарычал на меня лениво. У амбара огородик махонький притулился, плетнем обнесенный – по верху белье развешено, на ветру полощет. Котеныш белый, пушистый, сам с собой в догонялки играет, за хвостом по кругу бегает. Увидал меня – мяукнул потешно, глазенки озорные так и светятся. Я за ним. А котенышу поиграть охота – в руки не дается, дразнится, отбежит да встанет, отскочит да к земле припадет. До самых ворот довел, а они нараспашку – Матрена корову в поле погнала, за собой закрыть не удосужилась. Один шаг за порог ступить осталось. Тут мне ровно на ухо кто шепнул: «Не ходи за ворота!». Отдернула я руку, выпрямилась. Зашипел котеныш злобно, уши прижал, не успела я сморгнуть – его и след простыл. Не по себе мне стало, ровно кто пером мокрым вдоль хребта провел. Отступила я от ворот, пошла дальше двор смотреть. В конюшню забрела – поперек дверей на охапке сена конюх спит крепко, храпит громко, семь коней лощеных, один другого краше, траву луговую жуют, водой ключевой запивают, а в самом дальнем нечищеном углу стоит перед пустым корытом конь-огонь, семью стальными цепями прикованный. Повесил, горемычный, голову, грива золотая до самой земли свесилась. Жалко мне его стало, подошла я поближе, по шее крутой погладила:

– Ах ты, лошадка бедная…

Молвил тут конь мрачным голосом человеческим, от корыта взгляд недовольный отводя:

– Лошадки на деревне навоз возят. А я – конь богатырский, не видно, что ль? Глаза протри, жалельщица белобрысая…

Я так и села.

– Ты что, говорящий?!

– Нет, разговаривающий! – Огрызнулся конь еще ехидней. – Говорить и скворец выучится, ежели долбить ему одно и тоже по сто раз на дню! А ты кто такая?

– Жена Кощеева, Василиса Прекрасная!

– Что-то не похожа… – Недоверчиво проворчал конь. – То есть, на жену. А ну, покажи палец!

Я показала.

– Другой, бестолочь! Этот палец только разбойники дружинникам показывают! – Обиделся конь. – С кольцом венчальным!

Я выпростала из-под платья цепочку с кольцом и черепом.

– Вон оно как… – Уважительно протянул конь. – Хозяйка, значит, моя новая… Извиняй тогда, ежели нагрубил… А то ходят тут всякие, потом у Кощея плетки пропадают. Прошел, вишь ты, слух, что ежели на берегу реки плеткой Кощеевой три раза налево махнуть – мост вырастет, направо – пропадет. Думают, тут им прям в конюшне раритеты колдовские бесценные по стенам развесят, еще и подпишут, что к какому месту прикладывать!

Я усмехнулась.

– Тебя-то как звать-величать, конь богатырский?

– Сполох. – Гордо фыркнул жеребец, тряхнув гривой. – Можно просто Паша.

– А скажи мне, Паша, – попросила я, – зачем Кощей своих жен со свету сживает?

Жеребец заржал – засмеялся по-лошадиному.

– Кто? Кощей?! Окстись, царевна! Меньше всего Кощея бойся – у него ты в великом почете до самой смерти ходить будешь!

– Тогда… челядь Кощеева? – Предположила я.

– Пылинки с тебя сдувать будет! – Заверил конь. – Только без Кощея за ворота не ходи, хозяйка, и цепочку не в коем разе не снимай. В черепе-обереге сила Кощеева заключена, она тебя никому в обиду не даст, испепелит злодея на месте.

– Отчего же сей оберег других жен не защитил? – Не поверила я. – Или Кощей прежде не давал его никому?

– Всем давал, да все его ослушались. – Зловеще заржал конь. – А за воротами оберег всякую силу теряет, ежели Кощея рядом нет…

– Тоже мне, чернокнижник – толкового оберега измыслить не может. – Проворчала я, кидая череп за ворот. – Тебя-то он за что на цепях держит, голодом морит?

– Да он, скотина, с утра третье корыто овса отборного выжрал, а ежели его семью цепями не приковать, удерет и всех кобылиц в округе перепортит! – Встрял в разговор проснувшийся конюх. – Баба-Яга до сих пор с Кощеем не здоровается – по весне народились в ее племенном табуне жеребята говорящие, да такие охальники, что ни один конюх больше трех дней у бабки на службе не выдерживает, расчет берет…

– А сам-то? – Огрызнулся конь. – Думаешь, не знаю, за что тебя давеча на деревне злобны молодцы оглоблей приласкали? Вот нажалуюсь хозяину, что ты по ночам по бабам бегаешь, вместо того чтобы за конями ходить!

Конюху крыть нечем, разве что словами неблагозвучными, повесил он буйну голову и пошел за вилами – стойло вычищать. При нем коня дальше расспрашивать несподручно, дай, думаю, у воеводы остальное выведаю.

Воевода в дружину уехать не поспел, все сидит в трапезной за столом прибранным, карту перед собой расстелил, оловянных пехотинцев да конников расставил и что-то им втолковывает, видать, дух боевой подымает.

Присела я рядышком, глазки потупила, косу тереблю застенчиво.

– Ой, Черномор Горыныч, до чего ж ты удалой воевода! Враги, поди, от твоей дружины так вспять и бегут, щиты-копья бросают, только подбирай…

Смутился воевода, игрушки со стола смел, карту трубкой скатал.

– Да так, – покашливает скромненько, – бегут помаленьку…

Ага, вижу, проняло! Давай ковать, пока горячо:

– А вы, поди, вперед всей дружины скачете, врага бьете, как траву косите?!

Молодцев хлебом не корми – выслушай, какие они сильные, смелые, умные, да сделай вид, что поверила – все твои будут! Воевода усы разгладил, и пошло-поехало: «Мой меч, его голова с плеч!… Не столько бью, сколько конем топчу!… Раз махну – улица, назад отмахну – переулочек, и скоро все войско побил-повоевал!». Кощей с дружиной словно и вовсе не при деле – так, на подхвате, щиты-копья подбирать.