Елена Хаецкая - Бертран из Лангедока

• Название: Бертран из Лангедока
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Альтернативная история

Средневековая Германия. Земля вечных войн, солдатских «баек у костра», ведьм и призраков, святых – и грешников. Земля, где поверья и истина, миф и реальность переплелись столь тесно, что разделить их – невозможно…

…Средневековая Франция. Оплот куртуазной рыцарской культуры… или грязный хлев, пропитанный кровью и смертью по самое «не могу»? Страна, где в боли и ужасе творится – магия. Магия религии, магия колдовства, магия поэзии – да кому какое дело?..

Перед вами – «альтернативная история». История, по сути, не слишком-то отличающаяся от нашей. Но эту историю потрясающий талант Елены Хаецкой превратил в иную реальность фэнтези.

---

– А ну-ка расскажи мне правду, откуда у тебя эти ожоги…

Юк и рассказал.

Родился этот Юк на проезжей дороге. Мать, говорят, была паломница. На поклонение святым местам шла, к Иакову Компостельскому. А другие поправляют: нет, она бродяжка была. Только разница невелика.

Донесла молодая мать новорожденное дитя до первого постоялого двора да там и оставила на милость недобрых людей. А другие поправляют: не своей волей дитя оставила – умерла она.

Как бы то ни было, а ни матери, ни отца Юк отродясь не знал. Зато уж что ему с самого детства хорошо запомнилось, так это колотушки, попреки и тяжкая нудная работа с утра до вечера.

– А потом Господь Бог, должно быть, увидел, наконец, как я страдаю, и сжалился надо мной. Напустил на наш постоялый двор грабителей, – так продолжал Юк. – Загнали нас всех в малую камору, что за кладовкой. Все, что было съестного, из кладовки вынесли, одежду из сундука забрали. После дверь бревном подперли и запалили дом с четырех углов. Я один выбрался. Как жив остался – до сих пор в толк не возьму. Потом уж фиглярствовать выучился…

– Ладно, – так сказал эн Бертран. – Врешь ты складно, а правда, как я и думал, скучна и пресна, хуже вялой репы. Есть ли у тебя господин или же ты на свой страх по дворам знатных сеньоров таскаешься?

На этот вопрос Юк Пятнистая Рожа отвечать не стал. Лишь просиял, как ясное солнышко, рот до ушей раздвинул и на Бертрана с обожанием уставился.

Глава четвертая «Я жажду сразу всех дорог!..»

1156 год, ДалонБертрану – 11 лет

Как уже говорилось, между эн Бертраном и графом Риго никогда не существовало приязни. Да и откуда бы ей взяться, когда эн Бертран, скорый на язык, прозывал графа Риго «Oc-e-No», то есть – «Да-и-Нет», а уж какой гнусный намек скрывается под этим прозванием, – гадайте сами. Поначалу граф Риго дулся, после же решил всерьез обидеться.

В ту пору оба куртуазно ухаживали за одной и той же дамой по имени Маэнц де Монтаньяк. За ней еще младший брат графа, Готфрид, ухаживал, но с Готфридом эн Бертран водил задушевную дружбу и звал того «мессен Рыжик». Богатым опытом куртуазного вежества эн Бертран делился с Готфридом охотно. И из-за дамы Маэнц с ним не ссорился.

Да и мессен Рыжик, по правде сказать, Бертрану в рот смотрел.

А вот граф Риго от злости чуть не лопался.

* * *

И вот случилось так, что собрались под вечер в саду у Марии де Вентадорн, дамы весьма куртуазной и опытной, множество прекрасных дам, среди которых выделялись красотой домна Маэнц де Монтаньяк и домна Гвискарда де Бельджок. Эта домна Гвискарда прозывалась еще «Мьель-де-Бе», то есть – «Лучше-чем-Благо». Ничего удивительного, что она вызывала ревность у других дам.

Это-то прекрасное общество и взялись развлекать сразу три знатных сеньора, из которых двое, а именно, королевские сыновья граф Риго и эн Готфрид, отличались знатностью происхождения, третий же – непревзойденным остроумием (это был как раз эн Бертран).

Поскольку дело клонилось к ночи и беседку постепенно заволакивала тьма, то и разговор пошел о предметах подобающих, то есть – о разных явлениях дьявола роду человеческому.

Поначалу принялся пугать дам граф Риго.

Рослый, с толстыми ляжками, светловолосый, казался он старше своих юношеских лет, и глядел из-под густых бровей свирепо и сладострастно.

Дамы слушали, замирая.

* * *

Жил некогда на севере волшебник Мерлин (так начал граф Риго). Он совершил немало дивных дел и предсказал многое из того, что уже сбылось. После этот Мерлин заснул вечным сном, но, говорят, настанет день, когда он пробудится.

Однажды, когда Мерлин был еще в силе, повстречался ему один рыцарь, весьма отважный и дерзкий. Больше всего на свете любил тот рыцарь соколиную охоту. Пустил он сокола, и напал сокол на огромную птицу Серые Перья. Бились они, бились, и заклевала сокола птица Серые Перья, а сама пала на землю – и обернулась Мерлином.

И рассердился волшебник Мерлин на рыцаря, которому принадлежал сокол. И проклял его, сказав, что в роду его из поколения в поколение сын будет предавать отца, а брат – брата.

Вот из какого рода по отцовской линии происходит граф Риго.

Тут граф метнул на домну Маэнц жадный взгляд. Домна Маэнц рот приоткрыла, глаза распахнула, в пальцах платок теребит – страшно ей. А домна Гвискарда де Бельджок эн Бертрану глазки строит. Думает, никто в полумраке и не увидит.

Граф Риго еще ближе к домне Маэнц придвинулся.

Но проклятие Мерлина, что над отцовским родом висит, – ничто, если подумать о роде материнском!

Домна Альенор сама видела то, о чем граф сейчас поведать хочет.

Была у домны Альенор бабка красоты неописуемой, но природы странной – должно быть, дьявольской. У нее народилось много детей, но больше прочих любила она четырех меньших сыновей и всегда с ними ходила.

За той дамой было замечено, что она рано уходила из церкви и никогда не оставалась при освящении Даров. Исчезала она незаметно, так что это не вдруг бросилось людям в глаза. Однако же приметили за ней эту странность и стали следить.

И вот однажды муж этой дамы попросил четырех рыцарей встать подле его супруги и удержать ее, когда она вознамерится покинуть церковь прежде освящения Даров.

Так и поступили.

Вошла дама в храм, раскрыла плащ, и сыновья встали по обеим сторонам матери, двое справа и двое слева. Дочитали Апостол. Дама запахнула плащ и собралась было вместе с сыновьями выйти, да не тут-то было!

Четверо рыцарей внимательно за ней следили и едва лишь сделала она шаг к выходу, как те тотчас же взяли ее за руки и вознамерились задержать.

Страшно закричала тогда та дама, а после, оставив сыновей правой руки, подхватила сыновей левой руки, обернулась птицей и улетела – только ее и видели.

Да и сама домна Альенор, сказывают, родилась в лебединых перьях – они годам к пяти осыпались…

* * *

От такого рассказа зябко стало дамам. Шутка сказать – граф Риго, потомок двух проклятых родов, родич дьявола, сидит среди них и преспокойным тоном об этом рассуждает.

А тут еще сквозняком вдруг потянуло. Дамы невольно поближе к рыцарям придвинулись. И стало в беседке тесно и уютно, и всякое колено ощущало близость другого колена, а руки сплелись, будто возлюбленные в объятиях.

Домна Гвискарда де Бельджок голову набок склонила и почти положила ее на плечо эн Бертрана. А тот сидит, не шелохнется – нравится ему. Да и кому не понравится! Разве что домне Маэнц, у которой глаза совсем злые сделались.

Домна Гвискарда говорит:

– Как страшно то, что вы рассказываете, эн Риго!

Сама же умильно на эн Бертрана поглядывает.

Граф Риго отвечает домне Гвискарде:

– От дьявола мы пошли, к дьяволу и придем. Так и отец наш говорит.

Готфрид подтверждает:

– Да, так отец наш говорит. Да и сами мы так думаем.

Домна Мария на то молвит:

– Должно быть, ужасно жить с такими мыслями.

Граф Риго криво усмехается.

– Мы с рождения к этому привыкли.

Тут вбегает малолетний паж и подает домне Марии цветок. Домна Мария целует пажа в губы. Все смеются. От смущения паж едва не лишается сознания. Пажу дозволяется остаться и слушать рассказы знатных сеньоров о дьяволе.

Помолчав ровно столько, чтобы ожидание стало жгучим, эн Бертран неторопливо начинает:

– Когда я был таким, как нынче этот паж, я своими глазами видел дьявола…

* * *

В трех часах езды на скорой лошадке от замка Борн стоит Далонское аббатство. Из поколения в поколение рыцари из обоих замков приносят аббатству щедрые дары, и неустанно возносят монахи мольбы за души сеньоров де Борн и де Аутафорт.

Какое же облегчение испытал дядька Рено, когда Итье де Борн поручил ему доставить в Далон десятилетнего Бертрана, дабы тот получил в стенах аббатства надлежащее образование! Ибо с годами все злее и изобретательнее становились шутки старшего господского сынка, в то время как младший, подрастая вместе с кормилицыным ублюдком, названным без затей, Пейре, радовал кротостью и тихим нравом.

Сдал Рено непривычно присмиревшего Бертрана аббату Рожьеру с рук на руки, неуклюже, но от души приложился к Далонским святыням, да и поехал прочь, в замок Борн, – наслаждаться тишиной и покоем.

А Бертран остался в огромном монастыре, будто Иона во чреве кита.

Монастырь, превосходящий размером замок Борн, обнесенный крепостной стеной с воротами, засел высоко на холме. Вниз по склону бесконечно сбегают поля. Часть из них возделывают монахи, прочие отданы «бородатым братьям», полумонахам из простонародья.

Рослый, широкоплечий, огромный в облачении из грубого белого сукна, с откинутым за спину черным капюшоном, – широким шагом шагает аббат Рожьер. Издалека присматривается к новому воспитаннику – кто таков, с кем из родителей обличьем схож.

Выходило так, что больше походил Бертран на отца своего Итье. А еще больше – на деда, Бертрана.