Елена Хаецкая - Поп и пришельцы

• Название: Поп и пришельцы
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Научная Фантастика

---

Умерла сестра Анны Владимировны – Наташа; умерла после бесконечной, очень тяжелой болезни. Наташа была старше Анны Владимировны почти на десять лет и всегда маялась какой-нибудь хворью, отчего все звали ее только уменьшительным именем, как ребенка. Она была некрасива даже в молодости, а за время предсмертной болезни безобразно исхудала. За месяц до смерти Наташа выглядела страшнее греха, и Анна Владимировна признавалась потом мужу, что сестра ее пугала.

Придя на похороны вместе с зареванной супругой, Герман Васильевич ожидал увидеть что угодно – только не то, что предстало перед ним в открытом гробу, с маленькой иконочкой под локтем.

Наташа оказалась красавицей. Ее костлявое, уродливое лицо странно изменилось. Разгладились страдальческие складки, черты утончились, брови вольно разлетелись на восковом лбу, губы сложились в спокойную улыбку. Но самым удивительным был явственный свет, который обливал Наташины лицо и руки. Этот свет не чудился Герману Васильевичу; он был вполне реален – его блики пробегали по блестящей поверхности иконки и золоченым буквам венчика.

За шесть с половиной лет Машуков перевидал множество трупов. Искалеченные, кощунственно переломанные, посиневшие, с выпяченными в оскале зубами, с изумленным козьим взором, с противоестественно вывернутыми ногами. Чуть позднее, после того, как над ними заканчивали работать гримировщики, трупы обретали пристойный вид, но все равно выглядели неприятно, так что хотелось от них поскорее избавиться. Сунуть в могилу, как в мусорный бак.

А с Наташей теперь, когда она умерла, расставаться не хотелось. И назвать ее «трупом» казалось невозможно. Анна Владимировна плакала у гроба сестры, скрывая распухшее лицо за большим трясущимся букетом. Когда Герман Васильевич осторожно обнял ее, она вымолвила: «Какая Натка… теперь красивая…» Тогда-то Машуков и убедился окончательно в том, что ошибки нет.

Спустя месяц он написал заявление об уходе, ссылаясь на семейные обстоятельства. У Алеши действительно не все хорошо было тогда с легкими, и врачи рекомендовали переселиться поближе к чистому воздуху. На собеседовании в Духовной Академии Герман Васильевич честно рассказал какому-то архимандриту о Наташе и сразу был зачислен на курсы.

А теперь приехал этот Опарин – и вернулось все прежнее. Кисловатый привкус бессилия. Неживые люди на фотоснимках – кровь безобразной широкой полосой через все горло и на груди манишкой. Преимущественно молодые женщины и два подростка, сказал Опарин. Убийца уродовал им лица бритвой. Все они были приезжими – в этом, вероятно, крылась причина относительного безразличия поярковцев к истории с маньяком. В перелеске, неподалеку от автобусной остановки, найден труп… или не найден. Свои-то все дома, не так ли? Все оставалось на уровне слухов, которые дядя Мотях решительно считал провокацией. «Это нарочно народ отвлекают, – уверял он, – а на самом деле скоро будет подорожание».

На здешнем участке шоссе «Вологда-Архангельск» пассажирские перевозки осуществляла транспортная компания «Козулин и Пек». Ей принадлежало девять автобусов. Маршрут проходил по большей части по местам, облюбованном туристами, пассажиров всегда было много, особенно летом. Один водитель опознал по фотографии девушку, которая села в Шексне, а вышла, вроде бы, в Верховье, – это была третья жертва. Естественно, других пассажиров того же рейса он вспомнить не мог. Девушка запомнилась потому, что всю дорогу плакала, а на ее футболке было написано: «Идиот! Что уставился? Сиськи как сиськи!». К общей картине это прибавляло очень немного.

Вечером Опарин явился к отцу Герману вторично. Он выглядел существенно более пыльным и более потным. Вместе с Иваном Ильичом пришел и Стасик Мрыхов. Опарин очевидно подавлял Стасика мощью, поэтому на любые обращения Стасик отвечал: «Спаси, Господи!» и слабенько улыбался.

Быстро глянув на иконы, Опарин решительно сел. Стасик в деврях долго крестился, кланялся и бормотал, но в конце концов уселся краешком к столу и он. Матушка Анна Владимировна подала зеленые стопочки, оставшиеся еще от прежнего домохозяина, и ушла, поджимая губы. Был почат сырейщиковский коньяк. Стасик не пил и сидел с потерянным видом. Опарин водил взглядом по темному потолку и задавал вопросы. Стасик усерднейше пытался отвечать, но иногда получалось так, что он отвечал как бы в духовном смысле, и тогда отцу Герману приходилось давать комментарии. Опарин все понимал быстро и ничему не удивлялся.

Картина наконец нарисовалась такая. Мрыхов С.И., 2219 года рождения, любит, особенно в последние два года, проводить время на автобусной остановке, делая это, по его словам, для развлечения. Вчера, 12 сентября 2240 года, около часу пополудни, Мрыхов находился на остановке «Поярково».

– Там куст один, красный, – подробно, хотя и непоследовательно рассказывал Стасик. – А тут еще автобус задержался, вот эти со мной и разговорились…

Опарин, будто не слушая, рылся в своем блокноте. На замусоленной обложке было написано: «В первый раз – в первый класс!».

Направляемый вопросами отца Германа, Стасик вполне связно поведал о том, как вчера ждал прибытия рейсового автобуса, как вместе с ним ждали еще двое, один молодой в камуфле, назвался Громовым или Рыковым, а второго звали, вроде, Корней – тот постарше. Потом подошли еще двое с байдарками, парень и девушка. Или нет, байдарочники наоборот из автобуса вышли, а сели трое здешних, и еще сошел ветеринар из хозяйства Драговозова…

Опарин полагал, что убийца сел на автобус в Пояркове и вышел в Нижних Турусах, где была обнаружена последняя жертва – некая Пестрова Ольга Петровна, студентка Школы Искусств из Вологды. Ехала рисовать «виды» для зачета по пейзажу.

С ее матерью общался в основном местный участковый. Пестрова-мать хваталась то за сердце, то за свое широченное обручальное кольцо, то за руку участкового и все говорила и говорила о погибшей Ляле – какая она умница, какая даровитая – все стелилась и лебезила, словно упрашивая зачислить свою дочь в какое-нибудь престижное заведение. Полезного она рассказала немного. Девушка была одна, летний домик, где собиралась жить, снимала в прошлом году и договорилась на этот. Ее бы опознали еще нескоро, но мать, не получив от дочери телеграммы о благополучном прибытии, встревожилась и через день приехала сама. «Хотела отругать за невнимание», – умоляюще говорила она участковому, как будто тот мог каким-либо способом повернуть события и устроить ей этот разговор с дочерью.

Опарин прикончил вторую стопку коньяка, закрыл блокнот и обратил взор непосредственно на Стасика. Глаза у Ивана Ильича оказались ужасные. Они не смотрели, а производили в душе собеседника бесцеремонный обыск. Выбрасывали из шкафов нижнее белье, хрустели сапогами по семейным снимкам.

– Ну что, едем? – сказал Опарин.

Стасик, сомлев, чуть приподнялся над стулом. Отец Герман завинтил коньячную пробку и молвил:

– Я с вами, пожалуй, если не возражаете.

Опарин не возражал. Все трое погрузились в джип и по вечернему шоссе, которое с каждой минутой темноты делалось все светлее, поехали в райцентр – в Шексну. Стасик потерянно болтался на заднем сиденье. Отец Герман в штатском – костюм, бывший на нем, оказался измят и к тому же безнадежно вышел из моды – чувствовал себя ряженым.

Здание из витых блестящих металлических конструкций и тонированных (пуленепробиваемых) стекол вмещало в себя все административные учреждения города – от отделения госбанка до следственного изолятора. Оно было выстроено на месте ветхого бетонного небоскреба на маленькой пыльной центральной площади. Кроме «Монстра», как называли в городе это строение, там имелись: беленький собор Рождества Пресвятой Богородицы XVII века, памятник Герою России Семену Культяпину, уроженцу Шексны, блинная в двухэтажном желтеньком особнячке, принадлежавшем в XIX веке полотняному заводчику Толоконцеву, и сиротливые торговые ряды в две лавки, где по утрам несколько несговорчивых косноязычных старух безнадежно продают рыбу.

В тонированных окнах «Монстра» отражалась стремительно наступающая ночь – красноватая луна и первые звезды. Потом нижний этаж показал вползающий по пандусу джин, а спустя минуту в зеркальном стекле отобразились Опарин, отец Герман и Мрыхов. Отражение Стасика оказалось куда более ярким и определенным, нежели сам Стасик.

До опаринского кабинета путешествовали по холлу, похожему на пещеру, с маленьким неусыпаемым фонтанчиком, мимо вахты, где с трудом помещался очень сильный мужчина с автоматом на коленях. На окошечке стояла табличка: «Просьба вахтера не беспокоить». Мужчина глядел на мониторы и кнопки, расположенные на столе группами. Опарин сунул в турникет карточку, и все трое вошли в коридор, затем погрузились в лифт. Долго ехали, потом еще долго шли. Что-то моргало красным из полутьмы, и Стасик думал о том, как хмурый охранник видит у себя на мониторе, как они шагают по коридорам, то и дело сворачивая за угол.