Юрий Черняков - Анклав

• Название: Анклав
• Автор: Юрий Черняков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Не оглянулся. Уже был озабочен другим: заглянул в одну урну, потом в другую... Повезло с третьей - вытащил оттуда две пустые бутылки и положил в сумку.

То есть до полного счастья, тут Тонька права, ему не хватает мемориальной доски с его профилем. А значит, не так уж все плохо. Бывает и хуже. А кое-что даже сбылось: женился с квартирой, время от времени печатают. А сегодня появился свой, с позволения сказать, кабинет...

Именно на этой оптимистической ноте он обычно заканчивал свои подогретые коньяком рефлексии, после чего засыпал. Уснул и сейчас, но вскоре прибежала из школы Ира. Она жалостливо охнула, увидев на лбу отца царапину, обильно политую зеленкой: больно, да? И почти без паузы: ура, теперь у меня своя комната, да? А мама знает? Это ты специально к Новому году, чтоб она не ругалась?.. Потом начала торопливо, стараясь успеть до прихода матери, убирать мусор...

Елена пришла домой, когда совсем стемнело. Сегодня в ее офисе было, как везде и всегда, - поздравляли, пили шампанское, затем водку, после чего поспорили: все-таки это смена тысячелетий или просто очень круглая дата? В финале были танцы, с притушенным светом, с отключенными телефонами и мобильниками, закончившиеся плавным переходом в офисный флирт. Потом Елена походила по магазинам, просидела несколько часов в парикмахерской и вернулась домой с короткой стрижкой, вернувшей ей миловидность десятилетней давности.

Увидев свое трюмо, задвинутое в угол, изуродованный пол и только потом - мужа и дочь в выжидательной позе, плечом к плечу, - Елена тихо охнула и осела на стул. Выдержав паузу, за время которой в ней супругу литератора сменила искусствовед, некогда защитившая диссертацию по теме традиций МХАТа, она покачала головой:

- Итак, катаклизмы смены тысячелетий, о неизбежности которых говорил Исидор Саввич, начались... - Ее язык слегка заплетался. - Решил обзавестись собственной башней из слоновой кости? Ты извини, но получился у тебя анклав. Осталось открыть таможню.

- Ну, мам... - встряла Ира, пытаясь предупредить назревающий скандал. Ты же мечтала о трехкомнатной квартире! А я о своей комнате. Но таких денег, сама говорила, у нас нет и никогда не будет. Вот папа и сделал нам сюрприз к Новому году... Он так старался, так спешил, чуть голову себе не расшиб...

- А кто сказал, будто я против сбычи мечт? - Елена теперь щурилась на зазеленевший среди зимы лоб супруга. - Я же не говорю, хорошо это или плохо. Я говорю о материализации не нашей с тобой мечты, а папиного сознания, полжизни прожившего в коммуналке. Твой папа всегда хотел отделиться. Сначала от чужих, теперь от своих... - Она обняла мужа и попыталась погладить по голове, но тот отстранился, почувствовав запах спиртного. - Жить он хочет так, чтобы его все время обхаживали и ублажали, но не вмешивались в его внутренние дела. То есть в анклаве...

- Разбирайтесь сами, - сказала Ира, когда Елена прошла в ванную. - Если б не знала, никогда бы не поверила, что это ты старше мамы на пятнадцать лет, а не наоборот. И не забудьте врезать замок в мою дверь.

7

Рано утром 31 декабря в его сонном сознании забрезжила идея, и он долго лежал с закрытыми глазами, соображая, с чем она связана. И пришел к выводу: ну, конечно, с нетленкой, той самой, с чем же еще...

Этот незаконченный роман, смесь мифа и собственных воспоминаний - без связной фабулы, без начала и конца, - Колотов начал писать в начале девяностых под влиянием одной из таких же идей - смутных и неотступных.

Идея пришла ему на ум вскоре после того, как Чудновы отдали в его полное распоряжение свою библиотеку, собранную еще до революции, и он мог в ней рыться в любое время.

Открытия следовали за открытиями. Начали рушиться самые его стойкие, на уровне пятого класса, представления о древнем мире и религии, мироздании и человеке, духе и материи. Он испытал сильнейшее потрясение, когда впервые прочел апокрифические Евангелия в разных версиях, а не только канонических.

Оглушенный и ошарашенный, он зачастую уходил поздно ночью, когда Исидор и Маша уже спали, а дойдя до дома, долго не мог заснуть.

Началось со странной фразы, которую он как-то вычитал у Шопенгауэра: "Смерть Сократа и распятие Христа принадлежат к великим характерным чертам человечества".

Именно после нее пришло некое соображение о возможной связи чаши с цикутой, добровольно выпитой Сократом, с молением Иисуса о чаше в Гефсиманском саду.

Ему на глаза стали попадаться, будто кто-то их специально подкладывал, книги, в коих сразу открывались нужные места со свидетельствами сакральной связи древнегреческой и христианской историй, не отделимых от собственных мифов.

Так история о непорочном зачатии связалась с мифом, в котором македонский царь Филипп ослеп на один глаз, когда ночью, разбуженный шумом, заглянул в дверь спальни царицы Олимпиады и увидел в ее постели светящееся божество. Причем зачатый той ночью Александр прожил, как и Христос, тридцать три года.

Эти связи были разрозненными, они не поддавались объяснению, но он искал их с упорством и наивной дерзостью неофита, который еще не знает, что такое разочарования и поражения.

Накапливалась усталость, хотелось все бросить и забыть, но идеи упорно продолжали приходить в предутренние часы, иногда появлялись целые эпизоды и куски текста, связь между которыми была очень смутной, скорее угадывалась, и он продолжал все записывать, еще не зная, что с этим будет делать...

Вот и в это предновогоднее утро он встал, осторожно, чтобы не разбудить жену, прошел в кабинет, включил компьютер и начал записывать:

"Почаще смотрись в зеркало. Из тебя уже песок сыплется, а это значит, что идет полным ходом загрузка небытия. Только не дано тебе знать, когда она закончится. И ведь не спросишь у Всевышнего, как неизлечимо больной у врача: сколько мне осталось, Господи? Или более фамильярно: когда увидимся? Это он гуманно поступил: бессмертия нас лишил, а взамен дал нам незнание своего смертного часа. Иначе вся жизнь была бы отравлена этим знанием, как она отравлена неизвестностью во всем остальном".

Подобные рассуждения о смерти он не так давно слышал от Голощекина, когда возил к нему в Переделкино свою незаконченную нетленку.

Сева жил там постоянно, как и другие члены Союза писателей, кто успел или кому посчастливилось выбить там литфондовскую дачу, сдавая квартиру в Москве богатеньким иностранцам.

Пока ехал, вспомнил: Голощекин терпеть не может читать незаконченные вещи. И пару раз - в Матвеевском и Очакове - выходил из электрички, чтобы вернуться в Москву. Но потом садился в следующую и где-то возле Солнцева наткнулся на контролеров, еще недавно проколовших его билет...

Голощекин встретил его с распростертыми объятиями, пили за встречу, за здоровье присутствующих, потом за отсутствующих.

В итоге Колотов очухался рано утром от хлопка дверцы холодильника на кухне, где у хозяина всегда охлаждалась пара-тройка бутылок пива. Прислушался к томительному бульканью, сопровождаемому постаныванием, а когда сквозь дощатую стену стало доноситься сопение и шелест страниц, ясно представил себе Голощекина - лысого, пузатого, в трусах и очках, читающего его нетленку в засаленном и продавленном кресле...

Примерно через полчаса стало тихо, и Колотов осторожно поднялся с дивана, приоткрыл дверь. Голощекин мирно спал в своем кресле. Часть страниц лежала у него на коленях, часть рассыпалась на полу.

- Саня, я не сплю, - сказал Голощекин ясным голосом. - Заходи, поправь здоровье. Это там, ты знаешь. Кефира, увы, не держу... - И, кряхтя, стал поднимать листы с пола.

- Саня, ты знаешь, как я тебя люблю, - начал он издалека, дождавшись, когда Колотов допьет пиво. - И как за тебя, черта, переживаю. Ответь по совести, что это на тебя нашло?

- Сам не пойму, - признался Колотов. - Лезет в голову...

- Муза зачастила?

Колотов пожал плечами. Голощекин взял несколько страниц, стряхнул с них крошки и пепел.

- Где это место?.. Ну, где бывшему красному комдиву вместо приговора зачитали... как там у тебя?

- Постановление генпрокуратуры о его посмертной реабилитации, напомнил Колотов. - Он обрадовался и заорал: "Да здравствует товарищ Сталин!"

- Да, и его тут же расстреляли. Смещение времен, так сказать... Это еще ничего, читабельно... Только, ради Бога, поменьше публицистики, в ней ты не силен. И заруби на носу: Советский Союз начал разваливаться, когда у советского человека вера в светлое завтра стала трансформироваться в уверенность в завтрашнем дне. А сегодня она сменилась надеждой, что завтра его обманут более изящно, чем вчера... Кстати, эпизод про то, как бедная девушка убиралась у богатых господ, а у тех была огромная рыжая кошка с разноцветными глазами и лисьим хвостом, лучше бы убрать...

- Бред, - согласился Колотов. - Слушай, может, у меня крыша поехала?

- Немного сумасшествия в этом деле не помешает, - пробурчал Голощекин. - Особенно когда не хватает самоиронии... А эта история с кошкой, она-то из какого-то сора выросла?