Евгений Сухов - Госпожа трех гаремов

• Название: Госпожа трех гаремов
• Автор: Евгений Сухов
• Жанр: Историческая проза

Московская Русь XVI столетия. Необозримые просторы, дремучие леса, широкие реки. К югу, за Дикой степью, располагаются владения Крымского ханства, к востоку, за рекой Итиль, — Казанского. Десятки тысяч русских пленников, захваченных в бесчисленных опустошительных набегах, томятся в татарских застенках. И царь Иоанн Васильевич Грозный начинает подготовку к большой войне… Но пока никто в Казани не знает об этом. За высшую власть идет ожесточенная, а временами — смертельная борьба. В центре политических интриг закономерно оказывается прекрасная Сююн-Бике — женщина исключительной красоты. Ей, дочери влиятельного ногайского мурзы, самой судьбой предписано стать «госпожой трех гаремов»…

---

Рассерженная толпа с криками «Аллах акбар!» растеклась по узким улочкам города. И полилась кровь.

Ковгоршад закрылась в своих покоях и, воздавая хвалу Всевышнему, просила, чтобы беда обошла стороной. Сафа-Гирей так и не отважился предать смерти старейшую бике.

Утром следующего дня Ковгоршад отписала в Москву послание «брату своему и господину» Ивану Четвертому Васильевичу. «Казанский хан Сафа-Гирей все более свирепствует, — писала бике, — правоверных и неверных хватает без разбору и много! Мурз знатных и людей простых. Среди прочего народа много и твоих верных слуг».

А во дворе ханского дворца шли приготовления к казни. Ковгоршад прильнула лицом к окну. Внизу толпился народ. Казнь затягивалась. Солнце стояло высоко и палило нещадно. Палачи о длинные кожаные ремни правили узкие сабли. Среди обреченных бике рассмотрела и Махмуда. Он держался спокойно и, казалось, не страшился близкой смерти.

Ковгоршад застонала от боли:

— Они хотят расправиться со мной, казнив Махмуда.

Он рос при дворце Ковгоршад, находился в услужении у хана и был одним из немногих доверенных лиц бике. Но прошел не один год, прежде чем немолодая уже госпожа обратила внимание на робкого подростка. Он опускал свои большие карие глаза, когда Ковгоршад останавливала его посреди двора, и отвечал застенчиво:

— Слушаю, бике.

Только много позже она поняла, что за внешней робостью прятался далеко не юноша. А любовь его к Ковгоршад была так же горяча, как пар из кипящего казана.

Через час, по ленивому движению руки Сафа-Гирея, палачи рубили головы казанским эмирам, которые тут же насаживали на колья и показывали собравшейся толпе.

Махмуда казнили последним. Палач, словно раздумывая, закрыл глаза и помолился Аллаху. Вороненая сталь заиграла на солнце тонкими бликами. А потом палач с размаху опустил клинок…

Ковгоршад закрыла ладонями глаза.

— Не прощу! — Из ее груди вырвался стон. — Не прощу!

В одну из глухих ночей сторонники Ковгоршад собрались в ее дворце. Первой решила высказаться сама бике.

— Сафа-Гирей не простил своего прежнего изгнания и мстит за это казанцам. Из Крыма он призвал родственников, которых возвысил над нами. Они бесчинствуют и грабят наш народ. Он считает Казань своим улусом. Его действия не угодны Аллаху. Он должен заплатить за смерть казанцев!

Мурзы одобрительно кивали. Бике права во всем. Слишком часто в Казани льется кровь безвинных. Хан чересчур дерзок. Он не признает над собой суда и вольно распоряжается судьбами и даже жизнями эмиров. А земли убитых сановников хан забирает себе в казну и раздает мурзам из Крыма. Младшие сыновья эмиров по его воле делаются нищими. Нет уверенности в том, что завтра кто-нибудь из присутствующих не отправится вслед за казненными…

— Эти Гиреи ведут себя на земле Казанской так, словно они являются истинными хозяевами ханства! Сегодня они уничтожили наших друзей, завтра уничтожат нас! — страстно продолжала Ковгоршад. — Мы не можем и не должны смириться с засильем Гиреев. Нужно скинуть с себя это ярмо, только тогда мы сможем вздохнуть свободно, только тогда наш народ почувствует облегчение.

— Но что ты предлагаешь, дорогая бике? — спросил эмир Чура Нарыков.

— Я предлагаю обратиться за помощью к западным соседям, к московскому властелину Ивану.

— Из одной кабалы в другую, уважаемая бике? — произнес Булат Ширин. Потом, подумав, добавил: — Впрочем, у нас просто нет другого выхода, надо просить помощи у урусского хана.

— Я уже написала ему и получила ответ, — сказала Ковгоршад. — В послании он назвал меня своей сестрой и ответил, что сможет помочь и оружием, и войском, если мы сами начнем сгонять Сафа-Гирея с ханства.

— Твоей мудрости, бике, нет предела, — вздохнул Чура Нарыков, — но кто станет на ханство после Сафа-Гирея? Не стало бы еще хуже!

— Пусть же будет на казанском престоле с разрешения московского государя наш бывший хан Шах-Али. А там Аллах подскажет нам, как быть дальше.

Казни действительно продолжались. «Вероотступникам» рубили головы еще целую неделю. Казанцы, устав от крови и страшного зрелища, уже не желали идти к ханскому дворцу, где на кольях, в назидание другим, торчали головы казненных.

Крымский отряд — личное воинство Сафа-Гирея — обходил дома горожан и силой вытаскивал их на площадь. Глашатай забирался на высокий дощатый помост, еще не успевший просохнуть от крови, и выкрикивал волю всемогущего хана:

— Так будет с каждым, кто посмеет пойти против Сафа-Гирея. Казанцы, правоверные, посмотрите вокруг! Нет ли среди вас того, кто возводит крамолу и хулу на великого хана?! Скажите нам, и тем вы поможете делу пророка!

Собравшиеся помалкивали и желали одного — быстрейшего завершения казни, чтобы разойтись по домам и задобрить Аллаха долгой молитвой. А оставшиеся в живых эмиры давали себе клятву, что покинут жестокую Казань.

Под покровом ночи карачи оставляли земли предков и, полагаясь на помощь Всевышнего и расположение великого князя и самодержца всея Руси Ивана Васильевича, ехали в Русское государство.

Великий князь Московский

В последний год своего правления великая московская княгиня Елена Глинская сильно хворала. Часто ездила на богомолье в монастыри, но болезнь не отступала.

— За грехи, видно, Бог меня карает, — вздыхала великая княгиня, — видно, теперь уже не замолить их. Мало мне этой жизни осталось…

Скоро Елена Васильевна и вправду тихо почила, оставив на попечение боярам малолетнего сына. По Москве упорно ходил слух, что государыня была отравлена.

— Вот и мучилась она все это время, бедняжка, — жалел ее простой люд.

По сердцу приходился людям ее незлобивый нрав, да и щедра была милостыня, раздаваемая ею на Пасху. Бояре же, наоборот, встретили смерть великой княгини как избавление, говорили о ней худые слова, не стесняясь даже присутствия малолетнего государя.

Умер в заточении и прежний всесильный правитель Руси князь Иван Овчина, и приблизились к трону другие бояре.

— Ты Шуйских держись, — поучал самодержца старший из братьев Шуйских Василий. — Мы тебя в обиду не дадим.

Иван Васильевич помалкивал, но все более тяготился боярской дружбой, а когда его ненароком обидел младший из братьев Шуйских — Андрей, он натравил на боярина псарей, которые лихо метелили его ногами, пока из горла у князя не пошла кровь.

— Убили? — в страхе отшатнулись псари и с надеждой поглядели на малолетнего самодержца: государь-то с ними? Не оставит своих холопов в беде?

Иван Васильевич и сам поначалу оробел. Где это видано, чтобы боярина насмерть забивать? Да на людях! А потом махнул рукой:

— Пусть так и будет…

Великий князь Иван рос непослушным да озороватым. Все ему сходило с рук. То и понятно — кто же посмеет государя наказывать. Да и памятен был случай с боярином Андреем. И государь все более своевольничал: в праздники вместе с детьми знатнейших бояр давил на базарах конями зазевавшийся люд.

Любил Иван Васильевич и кулачные бои. Немногие могли устоять супротив подростка-самодержца. Хоть летами молод, а кулаком разил наповал.

Наконец строгую опеку над Иваном установил митрополит Макарий, который научил его проводить долгое время в молениях и слушать песнопения. А как только государю исполнилось пятнадцать лет, дал благословение на брак.

— Авось с женитьбой дурь-то и пройдет, — говорил митрополит, — да и сам ты хозяином на Руси будешь. Без оглядки на бояр править начнешь.

Иван Васильевич так и сделал, скоро женившись на скромной девице Анастасии Романовне Захарьиной. Но дела государевы его по-прежнему интересовали мало.

А митрополит Макарий все вздыхал:

— Видать, женитьба государю впрок не пошла, — и уже с надеждой: — Ничего, подрастет, благоразумнее станет!

«На татар Идти надобно!»

На татаровом подворье,[19] близ дворца, все чаще останавливались мурзы. Приезжали просить защиту и опеку от казанского хана Сафа-Гирея. Митрополит Макарий раздоры между казанцами счел признаком хорошим.

— Только для начала города надо ставить около земель татарских, — поучал Макарий молодого государя, — как при отце твоем Василии было и при матушке Елене, царствие им небесное… А в них монастыри должны стоять, дабы служили они оплотом веры Христовой и были стражами для земли Русской от басурман и язычников. А пришедших татар ты не томи, сажай на земли богатые и деревни давай в кормление. Они же пускай тебе за хлеб твой служат верой и правдой.

Иван, молча, послушным отроком, внимал речам духовника. «Что ж, может быть, так оно и нужно, коли об том сам Макарий речь заводит».

— И бояре, сын мой, тебе об том же самом скажут. На татар идти надобно! Из полона народ русский освободить, который, словно скот бессловесный, в рабстве томится. А Христос тебе за это воздаст и своим покровительством не оставит, — продолжал напутствовать Макарий. — На вот… целуй святой крест, что в этот же год на Казань пойдешь.