Валерий Рощин - Преступление века

• Название: Преступление века
• Автор: Валерий Рощин
• Жанр: Детектив

Леша Волчков — стажер питерского угро и, как и любой стажер, мечтает раскрыть «преступление века». Матерый следак Севидов урезонивает новичка, но тот роет землю, тем более что после перестрелки двух городских банд работы невпроворот. Главари обеих банд — Европеец и Кавказец — убиты и, как заметил стажер, один труп неестественно холодный, а другой слишком горячий. Вот она путеводная ниточка, по которой и идет шустрый новичок, пока не получает по голове. Вот теперь, пожалуй, и до разгадки «преступления века» недалеко…

Отчасти это произведение можно назвать продолжением повести «Покойник претензий не имеет» — те же действующие лица, тот же экстравагантный набор способов и средств для достижения героями поставленной цели, те же неожиданные повороты сюжета в финале. Однако повесть имеет вполне самостоятельный сюжет.

Авторское название повести — «Механизм защиты».

---

Мастер тщательно вытирал пестрой тряпицей руки и слушал ее, не перебивая. Затем тяжело поднялся из-за самодельного верстачка и молвил дребезжащим, старческим тенорком:

— Что ты такое говоришь!? Какие такие головорэзы, и с какой стати?

В этот момент позади округлой женской фигуры появились трое мужчин в штатском.

— Какие такие… — тихо передразнила мужа та и посторонилась, уступая непрошенным гостям дорогу.

Оперативники друг за другом прошли в комнатушку и с интересом осмотрелись. Один, судя по виду — старший, коротко представился:

— Александр Николаевич Воробейчик. Добрый вечер…

— Ви считаете — он добрий?.. — снимая очки с толстыми линзами, тихо вопрошал Блюм и вместо ответа на приветствие кротко заметил: — впрочем, вам виднее, гражданин начальник. И что же привело вас ко мне в этот, как ви виразились, добрий час?

— Да вот, решили полюбопытствовать, чем так увлеченно занимается наш бывший подопечный… — рассеянно отвечал прокурорский работник, промежду прочим осматривая детали, в изобилие покоившиеся на хорошо освещенном лампой слесарном столике.

— Ай, гражданин хороший! Будьте так осторожны, чтобы не перэпутать элемэнты моей важной работы и положить их строго на те места, на которых они пребывали до вашего милого вторжения…

Тот небрежно вернул восвояси непонятную железяку, кивком пригласил подчиненных к началу осмотра и пояснил хозяевам:

— Имею письменное разрешение от сего дня на проведение обыска, иными словами ордер… — он достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо листок и, помахав им перед большими, крючковатыми носами хозяев, сунул обратно за пазуху. — Для чего и пригласил понятых.

Только сейчас Моисей Блюм заметил топтавшихся в коридоре двух соседок — словоохотливых сестер-старушек Козиных из квартиры напротив. «Все… — сокрушенно подумал он, — завтра оба этажа нашего муравейника будут судачить о том, что я, таки, вооружал израильскую армию для вторжения в сектор Газы…» Вслух же возмущенно запричитал:

— А что, скажите на милость, я сотворил, что ваше начальство раздает налэво-направо мандаты…

— Вот сейчас и займемся выяснением, — перебил его Воробейчик, деловито подключаясь к начавшемуся шмону, — а пока мы руководствуемся исключительно вашим криминальным прошлым.

— Нет, ви себэ слыхали!? Как вам это нравится? — не обращая внимания на щипавшую его тощую ляжку жену, обратился доморощенный мастер ко всем присутствующим. — Ну что, скажите с того, что, предположим, ви, дорогой товарищ Воробейчик, раньше по понедэльникам секли своих детей ремнем до багровых борозд на интимних задних местах? Или же с того, что по срэдам докучали подчиненним сержантессам, а по пятницам и вовсе веселились в сауне с подслэдственными девицами!?

Два молодых оперативника, перестав шарить по бесконечным ящикам с инструментами, переглянулись и с изумлением воззрились на старшего. Тот, выпучив глазищи и побагровев, будто еврей только что прочитал его чистосердечное письменное признание, в свою очередь уставился на него. Немая сцена длилась несколько секунд и прервана была все тем же оракулом:

— Прошу себэ заметить: я виразился «предположим»… Так и что же, я вас спрашиваю? Виходит, каждый, кто сочтет себя менее аморальным, может вторгаться в вашу личную жизнь по понэдельникам, срэдам и пятницам?

Прокурорский работник перевел враз сбившееся дыхание, нервно сглотнул, вставший в горле ком и решительно направился к верстаку. По пути он вырвал из рук подчиненного пластиковый кейс, раскрыл его, поднес к столику и одним размашистым движением сгреб все детали вместе с аккуратно разложенными инструментами. Не обращая внимания на схватившегося за голову Блюма, Воробейчик набил дипломат доверху всем, что попадалось на глаза, с силой хлопнул крышкой и сердито процедил:

— Теперь о главном, гражданин одаренный конструктор… Вот постановление о вашем аресте.

Он торжествующе выудил из недр куртки очередную бумаженцию и на сей раз, развернув, протянул вконец расстроенному мастеру.

— Ай, да за что же моего Мойсю!? — заверещала дородная женщина, заграбастав мелкого мужа в крепкие объятия.

Мойся безвольно опустил руки и не сопротивлялся. Даже сестрички K°зины дружно достали платочки и одновременно поднесли к сухим глазам.

— У вас пять минут на сборы… — бросил Александр Николаевич и направился к выходу.

Один сподручный засеменил за начальником и остановился в коридоре напротив залы, второй же остался в мастерской привычно приглядывать за «хитрым, матерым рецидивистом».

Глава III Взлом

Поздним вечером одного из последних октябрьских дней в новой квартире современного микрорайона северной столицы, в кресле перед телевизором сидел статный, темноволосый мужчина сорока двух лет. Устремив в экран отрешенный взгляд, он изредка затягивался сигаретой, выпуская к потолку тонкую струйку дыма, и о чем-то размышлял.

Аркадий Генрихович Лавренцов (именно так звали мужчину), бывший не так давно в центре хитросплетений деятельности сотрудников Фролова, вдохнувших в него новые силы и веру в себя, отныне преуспевал. Жизнь проистекала, будто по написанному — благодатно и степенно, радуя устроенностью и чередой удачных сделок с недвижимостью.

Но более всего отставного подполковника ФСБ ошеломляли давно забытым трепетом сердца вспыхнувшие чувства к Алине. Двадцатишестилетняя красивая, стройная девушка, сыгравшая одну из заглавных ролей в минувшей истории излечения Аркадия от глубочайшей психологической депрессии, по праву занимала все его воображение и душу. Однако ж события меж ними развивались не тем чередом и ни с той, желанной скоростью, как, возможно, хотелось бы обоим…

Знакомству на днях исполнилось три месяца, и все повернулось бы хорошо, если бы… «Кабы не проблемы, обязанности и множество прочих напастей — жизнь складывалась бы другой, но тащилась бы при этом самым вялотекущим образом. Надобно мириться с этим и радоваться…» — оптимистично говаривал иной раз его лучший друг Семен Донцов.

— Это точно… — подтверждая правоту весельчака-приятеля, проворчал Аркадий, подтаскивая за шнур телефонный аппарат.

Защита кандидатской диссертации Алиной подходила к завершающей фазе. Днями она пропадала в аспирантуре, где проистекали подготовка и заседания аттестационной комиссии, вечера просиживала в библиотеках, ночами же подрабатывала дежурствами в больнице.

«Господи, — поражался иной раз Лавренцов, — и когда она все успевает? И делает ведь не абы как, а с легкостью и успехом!..»

Еще более удивляла способность девушки при всей повседневной загруженности, каким-то непостижимым, неведомым образом поддерживать прекрасную форму. При этом Аркадий так ни разу и не услышал жалоб на усталость или тяжкий крест…

Сам же он последние месяцы усиленно занимался становлением своей новой риэлторской компании «Корвет», обменом однокомнатной хрущевки, любовно именуемой «каморкой папы Карло» на нынешнее, приличное жилье и прочими основательно заброшенными в свое время делами.

Иногда они, созваниваясь, договаривались о совместном ужине. Лавренцов, предпочитая проводить нечастые, но приятные свидания не в шумных ресторанах, а в домашнем уюте, мчался по магазинам, спешно готовил что-нибудь эдакое вкусненькое и ехал на новенькой иномарке, купленной взамен старого Опеля, встречать любимого человека. Время с Алиной пролетало незаметно, и в половине десятого они вновь усаживались в машину, чтобы поспеть к началу ее врачебного дежурства…

Одним словом, их редкое из-за обоюдной занятости общение весьма слабо подходило под определение «любовный роман». Кроме того, существовало в неокрепшей связи еще одно, хоть и малозначимое, но, тем не менее, разногласие. Девушка нет-нет да иной раз умудрялась принять участие в «лицедейских спектаклях», как именовал фроловские методы психологической реабилитации пациентов Лавренцов. Сам же Аркадий Генрихович, хоть и был исполнен благодарностью Олегу Давидовичу за возвращение из небытия, все же наотрез отказывался от неоднократных предложений войти в «труппу актеров», считая подобные меры воздействия на психику и характеры людей излишне грубыми и прямолинейными.

До упреков или, тем более, обид в разговорах Алины с Аркадием на данную тему никогда не доходило. Однако едва ощутимый барьер незримо наличествовал, и наряду с длительными перерывами меж встречами, мешал их чувствам, добавляя сомнений и неуверенности…

— Привет девушка, — поздоровался бывший советник по борьбе с терроризмом, узнав в трубке тихий, приятный голос Алины. — Я скоро забуду, как ты выглядишь…

Он улыбнулся, уловив ее печальный вздох. Но даже известие о невозможности встретиться в ближайшее время не испортило ему настроения. Лавренцов чувствовал — она страдает от разлук не меньше его…