Галина Романова - Дожить до утра

• Название: Дожить до утра
• Автор: Галина Романова
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-02772-6

Было, все было: любовь, работа, мечты. И вдруг, в одночасье, Ксюшка лишилась всего: наемный киллер убил любимого, а какая-то стервоза, потихоньку скупив акции, прибрала к своим рукам ее ателье и магазинчики. Теперь Ксюшка торговала арбузами на базаре. Сосед по коммуналке, знавший молодую женщину еще по тем, «золотым» временам, решает помочь ей. Но, похоже, он захотел влезть туда, куда ему и смотреть-то было запрещено. Для следствия же смерть Владимира представляла определенный интерес. В него выстрелили из пистолета, который проходил по одному делу несколько лет назад. Подозревали в том убийстве Игоря, покойного друга Ксении. Тогда оружие не было найдено. И вдруг…

---

— Что?

— Иначе следующая дырка в твоей башке будет последней. — Он отшвырнул оторопевшую Ксению от себя и тоном, не терпящим возражений, приказал: — Не дай бог куда сунешься без моего ведома — убью сам! А теперь иди…

Неторопливо поправив блузку, помятую грубой рукой Максима, Ксюша вызывающе вздернула подбородок и с достоинством королевы вышла из машины.

Ох как велик был соблазн наговорить этому твердолобому мужику дерзостей. Дать понять, что она не какая-нибудь трусиха, способная испугаться его выпученных гневных глаз. Но дурой Ксюша тоже никогда не была. Поэтому, молниеносно раскинув мозгами, решила, что для подобных откровений момент не самый подходящий.

Максим между тем уселся на свое водительское место и, опустив стекло, еще раз пригрозил:

— Не смей рыпаться!

— Ох, ох, ох, какие мы важные, — скорчила она ему вслед препротивную гримасу. — Только нужно по-настоящему знать женщин, осел…

Глава 12

Николаев проспал почти до обеда. Редкую ночь удается спокойно поспать, а тут шутка ли — заслуженный, едва ли не зубами выцарапанный выходной. Тут уж сам бог велел отоспаться.

Он выпростал руку из-под одеяла, нашарил в изголовье будильник и, бросив взгляд на стрелки, удовлетворенно заулыбался. Ребята сейчас, должно быть, трудятся на полную катушку, благо все в сборе, а он полеживает себе и горя не знает.

Солнце заливало его однокомнатную квартирку, скрадывая скудность меблировки. В его лучах плясала пыль, скопившаяся в углах.

Николаев огляделся вокруг и не без раздражения отметил, что женской руки в доме все же не хватает. Вон и обои потрескались под потолком, и окна давно не мыты. А о горах грязной посуды в кухне и кучах белья в ванной и вспоминать не хочется.

Он на минуту зажмурился, представив, как хлопочет около него миловидная блондиночка в клетчатом передничке, смахивая несуществующую пыль с мебели или подавая на стол вкусные блюда. Но почти тут же, брезгливо сморщившись, прогнал от себя это видение.

Во-первых, он никогда не появлялся дома к обеду. Совсем не близко располагалось его родное учреждение.

А во-вторых… А во-вторых, образ заботливой белокурой супруги тотчас исчез под напором другого, более колоритного.

Та, другая женщина не прыгала вокруг него, пытаясь угодить. Не мельтешила перед глазами с пылесосом и кастрюлями. Она сидела напротив и просто смотрела на него. И было в этом взгляде все, о чем только может мечтать мужчина: и любовь, и нежность, и страсть, и желание.

— Она никогда не смотрела на меня так, — с горечью прошептал Роман. — И вряд ли посмотрит…

В том чувстве, которое, продираясь изнутри, пыталось вырваться наружу, Николаев боялся признаться даже самому себе. Он плевался, когда в его присутствии о ней заговаривали сотрудники, пытался сквернословить в ее адрес и сыпать насмешками, но факт оставался фактом — не думать о ней он не мог. И самое главное: чем больше он о ней думал, тем хуже ему становилось.

А все дело было в том, что за всю свою жизнь, за все свои тридцать восемь лет, Николаев никогда не влюблялся. Нет, конечно же, у мужчины с такой броской внешностью были женщины. Много женщин… Но в его сердце и мыслях поселиться не смогла ни одна из них. Работа, работа и еще раз работа. Она была его матерью, женой и любовницей. Ей он посвящал и зимние вечера, и летние ночи, походя срывая торопливые ласки безликой вереницы несостоявшихся жен и подруг. Это ей он писал послание за посланием вместо романтических стихов и признаний в любви, преумножая тома дел и протоколов дознаний на полках. И это его устраивало! Он был почти счастлив. Нет, конечно же, случалось, что царапнет что-то где-то, когда слушал восторженные речи коллег по работе о первых молочных зубах и первых робких шагах первенцев, но все это было так мимолетно, так малоощутимо, что Роман почти тут же забывал об этом.

Но вот сейчас… Сейчас его зацепило, и зацепило крепко. Удивительно, но исчезло куда-то и идолопоклонение работе. То, без чего он раньше не представлял себе существования, вдруг отошло на второй план и сделалось менее значимым в сравнении с этим чувством. Он бы, может, и справился со всем этим, если бы не мать…

Пару недель назад, усадив его против себя в своем крошечном будуаре, расположенном за их с отцом спальней, она провела морщинистой рукой по его волосам и тихо промолвила:

— Ромочка, что с тобой, детка? Не тревожь ты материнское сердце, расскажи.

— Мать, да ты чего? — опешил он от неожиданности и попытался встать со своего места.

— Не уходи, прошу тебя, — она встревоженно смотрела ему в лицо. — Ты так редко бываешь у нас, но мы не обижаемся. Ты очень взрослый. У тебя такая работа. Каждый твой визит к нам — это праздник.

— Ма, да я знаю. — Роман почувствовал неловкость. — Ты наготовила всего…

— Я сейчас не об этом, — мягко перебила она его.

— А о чем?

— С тобой что-то происходит… И не смей отрицать! Материнское сердце чувствует. — Увидев, что смутила сына, она попыталась пошутить: — К тому же твоя мать имеет в трех поколениях цыганок-колдуний, а нас, как известно, обмануть непросто. У тебя неприятности по службе?

— Нет. Там все в порядке. — И чтобы окончательно развеять ее опасения, приложил руку к груди. — Клянусь, ма! На работе все в порядке.

— Тогда это женщина! — обрадованно выдохнула она. — Я это поняла, едва ты вошел.

— Что ты поняла? — Роману сделалось совсем нехорошо — если его чувства так отчетливо видны окружающим, то какой он, к черту, сыщик…

— Не переживай, — словно читая его мысли, попыталась она его успокоить. — Это может заметить только мать или человек, который сильно тебя любит…

Он промолчал. Глядя в черные материнские глаза, которые с возрастом не утратили своей выразительности и красоты, Роман мучительно боролся с желанием все ей рассказать. Как бывало в далеком детстве, когда он клал ей голову на колени и вместе со слезами выплескивал все свои ребячьи обиды. Нет ничего целительнее материнских рук. Их ласковое тепло способно залечить и ссадины, и порезы, и духовные раны на душе. Но то было в детстве…

— Ты влюбился, сынок, — тихо сказала мать, ни о чем больше не спрашивая. — И что бы ты ни говорил, что бы ни напридумывал сам для себя, я вижу — ты влюбился.

— Чушь! — взорвался он и, тут же опомнившись, виновато пробормотал: — Извини, мать. Но…

— Т-с-с, — она приложила палец к его губам и попросила: — Посиди тихо несколько минут. Не возражая и не споря со мной. Просто посиди и послушай…

История, рассказанная ему матерью, поразила и рассмешила его одновременно. Было в ней что-то и от древних былин, и от россказней старухи Изергиль.

Вся суть ее сводилась к тому, что над древним родом молдавских цыган, из которого происходила мать Романа, тяготело страшное проклятие. А виновником сего проклятия стал его пра —, пра —, пра — и еще бог знает сколько веков назад живший предок.

— Что там случилось, теперь уже никто не узнает, — подвела черту под своим рассказом мать Романа. — История эта передавалась из уст в уста из поколения в поколение. Со временем часть правды была утрачена, что-то приукрашено, обросло ненужными подробностями, но сам финал этой печальной истории не менялся никогда.

— Так я не понял, что же все-таки случилось? — с легкой иронией поинтересовался Роман.

— Смеешься, — мать легонько шлепнула его по макушке. — Суть этой истории в том, что тот нелюдимый цыган оттолкнул ее от себя, ту девушку, которую любил всем сердцем, поскольку не желал нарушать клятву верности своей умершей супруге. Мучился, страдал, но не признался ей в этом. А она, отвергнутая им, прокляла его и весь его род на веки вечные.

— Мать, так я и не понял, в чем суть этого проклятия? — Роман уже нетерпеливо поглядывал на часы.

— Суть, мой милый мальчик, в том, что девушка эта умерла, покончив жизнь самоубийством.

— А он?

— А он прожил после этого дня два, не больше.

— Тоже самоубийство? — понимающе кивнул он головой.

— В том-то и дело, что нет. — Глаза матери сделались бездонными, и тоном, полным таинственности, она произнесла: — Проклятие в том и заключалось, что, отвергнув любовь, человек должен был умереть в страшных муках…

Тут Роман не выдержал и расхохотался:

— Ну, мать, ты даешь! От чего? От повышенного давления? Или, быть может, от разрыва сердца? Можешь не переживать — мне такое не грозит. Медосмотр недавно пройден с прекрасными показателями.

— Слава богам! — Мать суеверно постучала по деревянному подлокотнику кресла. — Но если ты, любя, будешь душить это в себе, не дашь выхода этому чувству, то не видать тебе счастья, сыночек!

— Да ладно тебе. — Многозначительно посмотрев на часы, Роман поднялся со своего места и, поцеловав мать в смуглую щеку, виновато пробормотал: — Засиделся я… Пора…