Уильям Холланд - Московские сумерки

• Название: Московские сумерки
• Автор: Уильям Холланд
• Издательство: Новости
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1993
• ISBN: 5-7020-0803-0

Зимой 1989 года в ночном кафе в центре Москвы убит американский дипломат, он же резидент ЦРУ. КГБ совместно с американским посольством и ЦРУ начинает расследование. Капитан КГБ Чантурия и сотрудник посольства Мартин выясняют, что убийство совершили грузинские мафиози. Им удается обнаружить еще одно преступление мафии – попытку переправить обогащенный плутоний через Румынию на Ближний Восток. Следствию активно мешает высокопоставленный сотрудник КГБ, тесно связанный с мафией…

---

– А-а. Поняла, – она задумалась и, похоже, расслабилась. – Он вел себя с официантом не так, как ведет немец или англичанин. Думаю, что он американец.

– Почему вы так думаете?

– Американцы походят на русских: не заносятся перед официантами, относятся к ним по-дружески.

Чантурия сделал запись в блокноте.

– А женщина, которая была с ним, она тоже иностранка?

– Нет, она русская.

– Что она делала во время нападения и после него?

– Я как-то особо не присматривалась. Я не следила за ней, я следила за налетчиками. Она закричала… нет, не закричала, точнее, пронзительно взвизгнула, издала какой-то свистящий звук, когда они ударили его ножом. Что произошло потом, не знаю. Все мы вылетели как пробки на улицу, а ее там не было.

– Налетчики – можете описать их?

– Вижу свое объяснение перед вами. Я уже описала их для следователя.

– Да, оно у меня. Но, может быть, вы сможете добавить кое-что.

Она отрицательно покачала головой.

– Как заявляют другие свидетели, один из налетчиков говорил с акцентом. Вы заметили это?

– Да.

– Можете ли вы сказать, что у него грузинский акцент?

Она посмотрела на него. Что-то мелькнуло в ее глазах – что же? Нет, не опасение, не страх. Только настороженность.

– Не знаю.

– Вы же переводчица. У вас особый слух на язык. Да, я тоже грузин. Но мне нужно знать всего лишь ваше мнение как профессионала.

– Я сказала бы, что у него грузинский акцент.

– Ценю вашу помощь.

Чантурия опять что-то черкнул на бумаге. Пока он писал, она сказала:

– Да, еще одна примечательная особенность.

Он посмотрел на нее:

– Да? Какая же?

– Грузин, если он им окажется, прихрамывает. Чантурия внимательно смотрел на нее.

– Никто не упомянул об этом.

– Он старался не показать этого. Но я все же уверена, – сказала она с улыбкой. – Это мое мнение как профессионала. Я танцовщица. Вернее, была танцовщицей.

Чантурия тоже улыбнулся в ответ:

– Вы оказали нам очень большую помощь, товарищ Калинина, – сказал он и, сделав несколько пометок в блокноте, снова обратился к ней. – А теперь о вашем знакомом Градском.

Улыбка сошла с ее лица. Она замерла в ожидании. Он тоже выжидал. Наконец она спросила:

– А что о нем?

– Вы сказали, что знаете Градского с год?

– Примерно с год.

– Каков характер ваших отношений?

– Мы с ним друзья. Она казалась смущенной.

– Что значит «друзья»?

– Друзья и значит друзья.

– Вы разведены?

– Да. Значит ли это, что у меня не может быть друзей? Что, моя личная жизнь тоже интересует следствие?

Увидев, как в миг исчезло ее дружеское расположение, Чантурия еще раз пожалел, что ему выпала такая служба.

– Я хочу понять, – сказал он, – почему Градского, которого Иван Петрович Стонов не знает, пригласили на вечеринку по поводу дня рождения Стонова.

– Стонов его не приглашал. Это я его пригласила, сказала Стонову, что приведу гостя.

– Стонов – щедрый человек. А Градский, он что, настолько близок вам, если вы решили пригласить его на это дорогостоящее празднество?

– С тех пор как муж ушел от меня, я редко выхожу на люди. Максим мой друг.

Она произнесла эти слова с большой неохотой. Л ему хотелось, чтобы она говорила, смотря ему прямо в глаза.

– Мы вызвали его на допрос этим утром вместе с вами и другими. А он не пришел. Не знаете ли почему?

Она посмотрела в сторону.

– Не знаю.

Трудно было понять, что говорит Орлов, забив рот бутербродами с колбасой и сыром. Чантурия терпеть не мог бутерброды с колбасой и сыром, но в те дни даже в буфете КГБ нельзя было найти ничего другого. В эту зимнюю пору, когда физически остро ощущалась тоска по Грузии, особенно по грузинской пище, на него находило отчаянное желание откусить хотя бы кусочек свежего яблока или помидора. Это вызвало у Чантурия приступ раздражения.

– Набил полный рот, так не болтай, – в сердцах бросил он. Орлов проглотил кусок и повторил:

– Максим Николаевич, должно быть, думает, что папа прикроет его.

Максим Николаевич Градский, получивший повестку, как и все другие, находившиеся в кафе, на допрос до сих пор не явился.

– Если он так думает, – сказал Чантурия, – то глубоко ошибается.

И ему страшно захотелось спелого граната.

– Что случилось? Не явился кто-то из свидетелей? – поинтересовался сидевший с ними за одним столом старичок.

Чантурия немного знал этого офицера, давным-давно вышедшего в отставку. Он с охотой консультировал сотрудников КГБ в обмен на право приходить в здание Комитета, где можно дешево пообедать и поболтать на профессиональные темы.

– Тот свидетель, – выдавил Орлов, – сын первого замминистра. Чего же вы хотите?

– Ничего, – ответил старичок. – Я ничего не хочу теперь, в эти дни, когда разваливается вся страна. Первый замминистра! В мои времена я посадил бы этого сынка вместе с его папой в камеру предварительного заключения. А теперь даже сотрудник КГБ не чувствует себя спокойно в собственном доме. Что за времена настали!

– Что вы имеете в виду? – спросил Орлов.

– Что я имею в виду? Позвольте разъяснить. Я живу на Дорогомиловке, недалеко от Киевского вокзала. Дом, правда, старый, но в нем всегда было тихо-мирно. Его и построили-то для сотрудников нашего Комитета. Я переехал в него сразу же после войны, и все главы семей, живших в этом доме, служили в КГБ. А теперь? – Он кинул руку вниз, жестом показав, куда катится мир. – Все ушли на тот свет, кроме меня. А те, кто живет в нем теперь, – длинноволосые стиляги. Мне под дверь подсовывают записки с угрозами. Жена боится выходить на улицу по вечерам. Мы запираем дверь на двойной засов, чтобы поспать хоть немножко. Вот куда катится мир! Плюют на повестку с вызовом! Кто бы мог подумать?

Чантурия знал, что раньше такое вообразить не мог никто. Теперь же КГБ лишили официального права вызывать на допросы свидетелей – это прерогатива прокуратуры, государственного следователя. Но это так, мелочи. В прежние времена никто бы не осмелился махнуть рукой на повестку КГБ. Почти никто. Ну был случай, когда милиционеры убили офицера КГБ, возвращавшегося со службы, и два бюрократических ведомства долгие месяцы ставили друг другу палки в колеса, прежде чем началось настоящее следствие. Но это совсем другое дело. За спиной Максима Градского не стоит МВД. Он всего-навсего избалованное чадо высокопоставленного чинуши, испорченный шалопай, которого надо приструнить ради его же блага.

Чантурия тут же устыдился своей мысли. «Так у нас думают только самые твердолобые», – критически оценил он себя. Как едко высмеяла бы его мать такую мысль, узнай она об этом!

– 3 —

Среда, 18 января 1989 года,

4 часа дня,

Посольство Соединенных Штатов

У окна в жилом помещении нового здания американского посольства сидел Бен Мартин и листал советскую газету, стараясь не глядеть на снег, сыплющийся за окном на Москву-реку. Его сверлила мысль: когда прекратятся снегопады, хотя он и хорошо знал когда – через много-много недель.

В дверь постучал Ролли Таглиа. Мартин понял, что это Ролли, по его особенному стуку – на мотив песенки «Брейся и причесывайся».

Ролли вошел, как обычно, не ожидая приглашения. Он был заместителем главы миссии, вторым лицом после посла, и мог вести себя бесцеремонно. Ролли ничуть не удивился, увидев в комнате Мартина.

– Хэлло, профессор, – поприветствовал он. – А где Хатч?

Эта квартира принадлежала Чарльзу Хатчинсу.

– Надеюсь, вы скажете – где.

– Как я могу знать что-то лучше, чем профессор самого главного на Восточном побережье университета?

– Почти самого главного, – уточнил Мартин, улыбнувшись.

– Он обещал прийти сюда в полчетвертого. Мартину не нужно было глядеть на часы, чтобы узнать, который час. На Москву спустились сумерки. В это время года они означали, что сейчас четыре часа дня. Раздумывая над этим явлением уже полтора года, Мартин так и не смог найти разумное объяснение тому, почему сумерки начинаются именно в этот час в любое время года.

– В офисе его тоже нет, – сказал Мартин. – Я проверял. Его номер два сказал, что его нет.

– Номер два? Кто это? Что значит номер два?

– Дэнсон. «Призрак» номер два.[1]

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Извините. Помощник атташе по вопросам сельского хозяйства Дэнсон сказал, что его начальника, атташе по вопросам сельского хозяйства, нет на месте.

– Вот это уже лучше. Так вас хоть понять можно.

В посольстве Мартин был временно прикомандированным в качестве специального помощника атташе по вопросам культуры. Пробыв здесь более года, он понял, что никогда не сумеет четко представлять себе дипломатическую службу, не говоря уже о том, кто из персонала посольства «призрак», а кто «чистый» дипломат. Но, с другой стороны, невозможно было дружить с кем-то, подобным Хатчу, и в то же время не понимать, за что он получает жалованье. Хатч занимал в посольстве должность атташе по вопросам сельского хозяйства. Он происходил из Де-Мойна, штат Айова, знал все о кукурузе и коровах. Но Мартин видел, что Хатч к тому же знал советскую политику слишком хорошо для человека, чьей специальностью были кукуруза и коровы. Хатч не распространялся о своей основной работе, а говорил только про сельскохозяйственные дела, но даже прикомандированному помощнику культурного атташе, специализирующемуся в русской литературе, было трудно не распознать, чем в действительности занимался Хатч.