Татьяна Москвина - Эссе, статьи, рецензии

• Название: Эссе, статьи, рецензии
• Автор: Татьяна Москвина
• Жанр: Книги

---

Н. НЕЛЮБИН: 327-82-51 - телефон прямого эфира. Давайте послушаем еще один вопрос, как вас зовут? Вы в эфире.

СЛУШАТЕЛЬ: Это Иванов. Я хотел спросить у этого товарища. «Я, - говорит - в аспирантуре была, защитила диссертацию по Пушкину». Что она открыла у Пушкина нового?

Н. КОСТИЦИНА: Господин Иванов, а вы вообще слышали то, о чем говорила Татьяна Москвина?

Т. МОСКВИНА: Я могу ответить.

Н. КОСТИЦИНА: Это первое. Во-вторых, мне казалось, что, по крайней мере, наша аудитория она знает кто у нас сегодня в студии. Товарищ Москвина!

Т. МОСКВИНА: Совершенно товарищ не обязан меня знать, и я ведь его не знаю. Несмотря на то, что у него такая приятная фамилия Иванов. Я занималась изучением Островского, Александра Николаевича, автора 49 пьес, и открыла много интересного в нем того, о чем не писали, потому что наследие его так велико и обширно, что довольно трудно справиться, а в настоящий момент островсковедов почти не осталось. Потому что молодые люди они предпочитают Грибоедова с одной пьесой, там, Чехова с пятью. А 49 - это ж надо все изучать. У меня были серьезные открытия по поводу его пьес 60-х годов, по поводу исторических хроник. Это подтверждено, у меня есть научные работы. Так что тут я смело сморю в лицо товарища Иванова, и нисколько не стесняясь с ясным взором говорю: «За Пушкина, товарищ, не скажу, за него Сергей Леонидович ответственный». И кстати открыл! Открыл, у него было научное открытие, да, и профессор Бялый его похвалил. Об имени Иван в «Маленьких трагедиях» Почему в «маленьких трагедиях» в «Скупом рыцаре» слугу Альбера зовут Иван, почему? Ааа? Шолохов знает! Он написал, в научном сборнике было это, почему и как, и почему Иван зовут слугу Альбера? Там действие происходит в средние века. Так что Сергей Леонидович Шолохов может смело смотреть в лицо товарища Иванова и говорить да, имею открытие. Небольшое, но знаете, что в пушкинистике сказать хоть какую-нибудь закорючку! Там это такое, знаете…

Н. НЕЛЮБИН: Почет.

Т. МОСКВИНА: Да, respect (смеются)

Н. НЕЛЮБИН: 327-82-51 - телефон прямого эфира. Еще один звонок. Как вас зовут, доброе утро.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Георгий беспокоит.

Н. НЕЛЮБИН: Га Григорий, ваш вопрос.

СЛУШАТЕЛЬ: Таня, я вас обожаю. Очень приятно, что вы есть в нашем городе, такой человек. И острый и с хорошим слогом и знающий театр. Но вот я не про театр, а вот мы говорили. Вы говорили про вот эту башню. Вот можно ли провести такая идея, такой вербальный конкурс о том, чтобы в нашем городе, что необходимо сделать, чтобы был город более уютным. Вот чтобы в нем проживание было приятное…

Н. НЕЛЮБИН: Т.е. вы Татьяне Владимировне предлагаете конкурс-то проводить?

Н. КОСТИЦИНА: «Если бы я была губернатором», сочинение на тему.

Т. МОСКВИНА: Здравствуйте, я ваш губернатор виртуальный. А это у меня была такая идея. Знаете. Как в средние века был Папа и Анти-Папа. Так вот назначить Анти-губернатора Санкт-Петербурга. Но я подумала, а кто бы меня мог назначить? Если Владимир Путин назначил Валентину Матвиенко, то меня может назначить только Никита Михалков. Я подумала, я поеду к нему за разрешением, ну он такой русский царь. Да такой, мифический. И он назначит мифического анти-губернатора, у нас будет анти-правительство, будем издавать анти-распоряжения. Понимаете, нужно созреть для конечно какого-то действительно реального действующего общественного совета. Вот товарищи из «Яблока» они думали, что парламент городской, парламент может стать. Но пока до этого далеко, да. А вот если бы сначала бы общественный совет, который бы занимался такими делами. Которого бы слушали. Не назначенный, не там собранный по приказу Комитета по печати, какой-то стихийный, естественно возникающий. В конце концов, мы же знаем, кто у нас о чем беспокоится, а кому на все наплевать. Мы же знаем этих беспокойных людей. Вот эта, понимаете, тянем мы за собой, к сожалению, вот такой груз прежних ошибок еще там многовековой давности. Вот когда Чернышевского, публициста Чернышевского автора романа «Что делать?» кипучего человека очень энергичного, толкового, вместо того чтобы привлечь его к государственной работе его разыграли эту комедию, посадили в тюрьму, сломали шпагу. Что получили? Получили огромное количество в любленных в него молодых людей, получили «Народную волю», и в конце концов и 17-й год получили! Потому что все вспоминали эту шпагу этого Чернышевского. Такой энергии приспособить человека к государственной работе, поручить ему… Он писатель был, может быть, и так себе, но радетель-то за землю он был совершенно отменный!

Н. НЕЛЮБИН: Татьяна Владимировна, как это не прискорбно…

Т. МОСКВИНА: Как! Все?!

Н. НЕЛЮБИН: Наше время подходит к концу у нас остается 9-10 секунд. Напомню нашим слушателям, что в гостях у нас был театральный критик, драматург Татьяна Москвина.

Т. МОСКВИНА: Да, драматург. Приходите на пьесу «Па-де-де» 30-31 марта в ДК Ленсовета, там вы можете познакомиться с тремя веселыми историями.

Н. КОСТИЦИНА: Ну, кстати три книги по крайней мере вот те книги которые есть в магазинах. Специально тут зашла в «Буквоед» - и «Похвала плохому шоколаду», и «Смерть - это все мужчины», и «Вред любви очевиден», и «Люблю и ненавижу».

Т. МОСКВИНА: «Всем стоять!»

(смеются)

Н. КОСТИЦИНА: «Всем стоять!» - это произведение Татьяны Москвиной и они есть в книжных магазинах нашего города. С праздником, Татьяна!

Н. НЕЛЮБИН: Да, эфир провели Николай Нелюбин, Наталья Костицина. Всем спасибо!

Вредный человек

Он никогда не заискивал перед зрителем ни на сцене, ни на экране, не старался нравиться и не играл на понижение. В его душе словно стоял образ подлинной, высшей правды о смысле и назначении искусства, с ним он и сверял себя. Слова о высшей мере и высшей правде редко бывают уместными, если речь идет о таком замусоренном и девальвированном виде творчества, как актерское, но именно они и нужны в разговоре об Олеге Борисове. Он не навевал современникам сладких снов и не звал подражать его героям, как подобию идеала. Борисов был актером антимодельного рода. Таких, похожих, подобных не было до него и пока что не видно после. Огромное, абсолютно одинокое «я», лишенное специфической актерской размытости, пустоты, бесформенности. Отделано, оформлено, ритмически и композиционно выстроено было все творчество Борисова, каждая его роль - но опубликованные после смерти дневники выдают могучий живописный источник трудов артиста. На счастье зрителя актерской работой занялся острый, немелкий, гордый, способный к развитию дух.

Отдадим себе отчет в том, что это редкость, драгоценность. Духовный труд и актерская стезя сочетаются неважно, конфликтно. Духу противна пошлость актерства, артистизму надоедает требовательность духа и его, как правило, резко враждебные отношения с действительностью. Думающий, образованный актер нередко додумывается до полного отвращения к своему занятию, но «казус Борисова» был осложнен еще и выдающейся силой его дарования. Смешно, но судьба этого артиста сложилась бы мощнее и удачнее, будь он чуть менее одарен. Однако Борисов был одарен слишком, чересчур, пугающе. Даже мудрейшего Товстоногова он иной раз смущал, и тот выбирал для опоры то добротного и внутренне спокойного Басилашвили, то умело хладнокровного классика Лебедева. Но уж если в спектакле требовалось, как в баньке, поддать жару - это мог только Борисов…

Хороших, крупных ролей в кино Олег Борисов сыграл немало. И все-таки не отделаться от ощущения, что настоящего полнозвучия в развороте его кинематографической судьбы нет, как была она у Лоренса Оливье или Джона Гилгуда - актеров одного с ним масштаба (а может статься, наш-то мог сбыться и крупнее их, на иных ландшафтах, с другой исторической пищей!). Причиной такого неполнозвучия трудно счесть что-либо, кроме провинциальности советского кинематографа 70-90-х годов. Как и все мы, Борисов был прочно заперт в исторических обстоятельствах своего времени, изолирован от мира. Мелкий сиюминутный пейзаж часто казался нашим сценаристам и режиссерам важным, истинным. Борисов преодолевал и мелкость, и сиюминутность - внутри своего образа, но целиком перетворить картину не мог. Тем не менее в любых фильмах Олег Борисов был ключевой фигурой: сущность произведения, его нерв, боль, острота, направление мысли проходили через него и мимо пройти не могли. И как же иначе - великого актера (а цену ему знали все в профессиональной среде) не приглашали просто так, для красоты, да и какая в Борисове могла поместиться красота. Это не Павел Кадочников, не Олег Стриженов - ближе, наверное, к Николаю Черкасову, но без самовлюбленной, холодной остраненности этого классического актера. «Уюта - нет. Покоя - нет» - слова Александра Блока подходят всему творчеству Олега Борисова. Он был несоразмерен, он был чрезвычаен, он менял пространство окрест себя: все оживало, вскипало, обжигало, теряло застывшую вялую форму. Сущностный смысл драмы - потеря равновесия из-за самовольства героя и проживание им собственной истории - обретался в Борисове, видимо, от рождения, так же как ум, темперамент и нервическая сила. Он и начал, как герой (в комедии «За двумя зайцами», 1961), и закончил, как герой («Мне скучно, бес», 1993); прожил, стало быть, тридцать два года в кинематографе, от 60-х с их оттепельными надеждами - к 90-м, к краху всего советского строя и переделу мира по новым лекалам.