Олег Егоров - Девятый чин

• Название: Девятый чин
• Автор: Олег Егоров
• Издательство: Книжный Клуб 36.6
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-98697-001-2

Девятый чин — это низшее звание у ангелов. И ангел на страницах романа обязательно появляется. Но на самом деле «Девятый чин» — не об ангелах, а о людях. Об актерах, бандитах, костюмерах, милиционерах, режиссерах, парикмахерах, оперативниках, адвокатах и даже либерийских таможенниках.

Время действия — наши дни. Место действия — Россия и немножко Либерия. Это веселый театральный роман с убийствами. Это «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова и «герои наших дней» Олега Егорова.

Словом, «Девятый чин» роман-хохма о нашей жизни, где люди смеются, потому что ничего другого не остается, а ангелы, глядя на это, с трудом сдерживают слезы.

---

— Вам лучше? — робко спросил Брусникин.

— Хуже, — пассажир перевернул страницу.

При этом Брусникин заметил, что пальцы у него тонкие и прозрачные, словно вылепленные из воска, с еще более прозрачными ногтями на кончиках.

— Вас подвезти? — Никита лихорадочно соображал, как бы ему поскорее сбагрить незнакомца.

— Подвезти, — отозвался тот равнодушно.

— Может, в Шереметьево-два? — предложил Брусникин подходящий для себя вариант.

— В Шереметьево-три, — пассажир был по-прежнему лаконичен.

«Ну, слава Богу, — вздохнул с облегчением Никита. — Хоть у него чувство юмора осталось».

Дождь понемногу ослабевал, и Брусникин, трогаясь в путь, сразу взял вторую скорость.

— Витамин «Д», — монотонно бубнил за спиной попутчик. — Способствует правильному формированию скелета. Кальций… Кальций является основным компонентом костей и зубов…

— Вы акушер? — полюбопытствовал Никита, сворачивая с Ленинградской магистрали на шоссе, ведущее к аэропорту.

— Не акушер.

— Стало быть, ребеночка ждете?

На этот раз попутчик и вовсе не удостоил ответом предположение Никиты.

— Девочку или мальчика? — сам не ведая почему, Брусникин проявил настойчивость.

Отчего-то незнакомец вызывал у него болезненное любопытство. Народная целительница Алевтина, соседка Брусникина, наверняка сказала бы, что «настоящий сублимат определенно медиум, и медиум высшей сферы». Ее псевдонаучную терминологию, которой она морочила доверчивых городских сумасшедших, Никита на дух не переносил. «Тайные вечери», устраиваемые Алевтиной в собственной обители для желающих (в основном это были вдовы и старушки) вступить в контакт с «логосами» покойных, случались по средам и пятницам. Рыдания, а то и протяжный вой покидавших спиритические сеансы женщин проникали тогда в квартиру Брусникиных даже сквозь бронированную дверь.

— Хероманьячки! — презрительно реагировал Никита на экзальтированное поведение Алевтининых клиенток.

— Не «хероманьячки», а «хиромантки», — педантично поправляла его супруга.

Людмила, как убежденная христианка, осуждала подобные собрания, но вместе с тем относилась к Алевтине с определенным сочувствием. «Прости ее Господи, ибо не ведает, что творит», — такова была позиция Людмилы. Она даже принимала целительницу дома, когда от той деваться было некуда.

— У вас огромное поле, Никита! — кокетничала Алевтина с красавцем актером. — Оно даже больше моего!

— Зачем мне поле? — морщился Брусникин. — Я же не фермер…

И вот подобное «поле» ощущал теперь Никита на заднем сиденье «Фольксвагена». Причем «поле» необычайной притягательной силы.

— Так девочку или мальчика? — проявил Никита настойчивость.

— Кого почище, — сухо ответил незнакомец.

«Странный субъект. — Никита сосредоточился на вождении. — Пропади он пропадом. Довезу и забуду».

— Цинк незаменим для правильного обмена белков, процесса развития организма и заживления ран, — «будущий отец» продолжал вслух зубрить свои записи.

— Теперь ясно, почему наших парней в цинковых гробах из Чечни везут, — опять не удержался Никита от комментария. — Для заживления ран.

Но этим он окончательно рассердил попутчика.

— На дорогу смотри, артист! — прошипел тот с тихой яростью. — Креста на тебе нет! А как могильный поставят?!

«Откуда ему про артиста известно?! — В груди у Никиты защемило, и тревога нахлынула на него с новой силой. — Да нет, все правильно! Видел меня в рекламе! Радоваться надо, что узнают!» Но радости он почему-то не испытал.

Впереди замаячило здание аэропорта «Шереметьево-2». Никита свернул под эстакаду. Дождь совсем прекратился, и в небе, среди разбредающихся туч, образовались темно-синие просветы. Где-то на окраине объявилась ранняя летняя луна.

Брусникин притормозил у шлагбаума платной стоянки.

— Поезд дальше не пойдет! — с наигранной бодростью обернулся он к попутчику. — Просьба освободить вагоны!

— Могу еще остаться, — отреагировал незнакомец с надеждой в голосе. — Я останусь, если ты останешься. Не во всех пьесах играть надо, Брусникин.

Попутчик с силой схватил его за руку. Ладонь была столь горяча, что тепло разлилось по всему продрогшему актерскому телу. Тут он впервые осознал, что подразумевается под «горячим дружеским рукопожатием», в чем состоит буквальный смысл этой затасканной фразы. Брусникин вдруг на секунду понял, что сейчас потеряет единственное верное ему существо. Такое существо, что готово отдать за него жизнь. Такое, с каким можно часами беседовать о сокровенном или молчать, потому что оно понимает тебя без слов. Так же осознал он и то, что выражение «преданный друг» имеет два значения. Второе — когда один из друзей предатель.

«Наваждение! — встряхнулся Никита. — Гипноз! На экстрасенса нарваться угораздило!»

Он хмыкнул и грубо оттолкнул руку субъекта.

— Ну, прощай, коли так, — с болью произнес попутчик. — Прощай и будь теперь начеку.

Тут он откинул капюшон плащ-палатки. И Брусникин, увидев лицо своего пассажира, если и не уверовал сразу в загробную жизнь, то в существование стигматиков поверил бесповоротно.

Зал ожидания

Очередь на таможенный досмотр двигалась быстро. Толкая перед собой чемодан, Брусникин лихорадочно искал выход из пиковой ситуации. «Сдаться властям! — перебирал он возможные варианты. — Чистосердечное признание должно их смягчить! Черт с ними, со съемками! Дрозденко, наверное, сейчас уже в медпункте! Заявление строчит! Напился, сволочь! Рожу изрезал! Теперь показывает, что это я его! Решил, гад, сам все сыграть! Где же Павел Андреевич?!»

Никита высоко подпрыгнул, пытаясь поверх пассажирских голов рассмотреть продюсера.

«Заметут — уйду в несознанку. — Дальше мысль Брусникина потекла почему-то на тюремном жаргоне. — Мне такие предъявы не впаришь. Пусть доказывают мусора, что я — не Дрозденко».

— Не подскажете, товарищ, как декларацию заполнять?!

Подзабытое обращение «товарищ» Никиту остудило.

— Что? — он тупо уставился на бланк старичка в бейсболке. — Нет. Извините. Я не здешний.

Хамство, конечно. Отлично знал Брусникин и как заполнять, и сколько разрешается провозить, и куда прятать все остальное. Но Никите было не до благотворительности.

"Чем я думаю?! — бравада его улетучилась. — Докажут! Определенно докажут! Но почему он, подонок, сразу документы свои назад не потребовал! Почему не объяснился по-людски?! «Если ты останешься, то и я останусь»! Ему что, выпить здесь больше не с кем?! Нет! Здесь — другое! С ним тоже контракт заключили! Может, захотел покуражиться спьяну, гнида?! Маскарад этот! Грим идиотский! «Я-де аркашка еще покруче тебя! Здоровье не позволяет, а то я у Хичкока снимался бы! Почему у Хичкока?! Хичкок давно помер!»

От пропускного пункта Брусникина уже отделяло только многодетное семейство африканцев, черных, как маслины, с выводком суетливых косточек. Надо было срочно выбирать линию дальнейшего поведения, и Никита ее выбрал.

«Обратно в Москву подался, мерзавец, — успокоил он себя. — Понял, что я не останусь. Если бы я свалил, то продюсеру деваться было бы некуда и Дрозденко все бабки срубил бы в нагляк. Накося выкуси, жучила. Не на того нарвался».

На этой оптимистической ноте Брусникин водрузил на конвейер свой чемодан за мешками африканцев. Резиновая полоса дернулась и медленно потащила багаж в утробу рентгеновского ящика.

Однако смятение, возникшее у платной стоянки, не оставило Никиту полностью. Что, разумеется, наметанным оком определила блондинка в мундире. Она придирчиво прочитала заполненную Брусникиным декларацию. Там все было согласно уставу.

Но отбывающий вел себя явно тревожно. Да и вообще, смахивал на какого-то застрявшего в ее памяти извращенца.

— Кассеты есть в чемодане? — обратилась она к «рентгенологу».

Тот сосредоточенно кивнул.

«Ясно, — успокоилась таможенница. — Порнографию везет».

— Позови Максимова, — обратилась она к зоркому сержанту милиции, издали подметившему неладное и устремившемуся к месту происшествия.

— Конечно, везу! — вмешался Брусникин возмущенно. — Я же артист! У меня демо-кассеты с собой, и это естественно!

— Хахаль! — вдруг выпалила таможенница, и лицо ее осветила довольная улыбка.

— Он, — подтвердил охотно Брусникин. — «Хахаль» и «Хахаль-два».

— Отставить Максимова, — махнула блондинка сержанту. — И куда же вы от нас? В Голливуд, поди?

— Если бы, — усмехнулся Никита. — В Либерию. Я ведь нынче в Либерии проживаю. Вот так. Женился на победительнице конкурса «Мисс Африка».

— Завидую ей, — вздохнула блондинка.

— Напрасно. Я ее в черном теле держу, — тонко отшутился Брусникин.