Серж Брюссоло - Вид больного города в разрезе

• Название: Вид больного города в разрезе
• Автор: Серж Брюссоло
• Жанр: Научная Фантастика

О «разумном доме» мы слышали немало и хорошего, и не очень. Но такого исхода явно не предполагали.

---

Джордж вскарабкался по ржавым ступенькам на второй этаж автобуса. Как обычно, Эми рассматривала горизонт в огромный морской бинокль, с трудом удерживая его на весу своими тонкими руками. Упрямые рыжие локоны падали ей на лоб, закрывали уши. Во времена, когда почти все женщины носили короткую стрижку, подобный атавизм позволял обывателям обвинять ее в извращенности. Разумеется, это было глупостью. Впрочем, как и большинство женщин, она придерживалась распространенной привычки жить полностью обнаженной. Своим бледным телом с втянутым животом и множеством родимых пятен, она странным образом напоминала борзую. Джорджу нравилась ее болезненная худоба, ее глаза с белками, усеянными красными прожилками из-за повышенного уровня радиации и постоянного использования бинокля. Наверное, в самом ближайшем будущем ее ожидала полная слепота.

Эми обернулась и кивком головы указала Джорджу на лежавший на полу предмет, прикрытый куском материи.

- У моего кота сегодня была третья попытка самоубийства…

Джордж устроился на одном из сохранившихся сидений. Ночь заполнила внутренности автобуса. Мрак казался плотным, почти осязаемым.

Эми зажгла небольшую спиртовую горелку и поставила на нее глиняный кувшин с толстыми стенками. Потом они долго и неподвижно сидели рядом, согревая закоченевшие руки чашками с горячим чаем, запах которого медленно поднимался над столом к их лицам, призрачно освещенным трепещущими голубыми язычками пламени. Впервые за многие месяцы Джордж почувствовал себя уютно. Неожиданно его мысли вернулись к жене. Измотанная нервным напряжением, Энна была вынуждена прекратить свои метания и отключилась на несколько часов после большой дозы снотворного. Она спала в зале трофеев, завернувшись в грубое армейское одеяло, и ее губы продолжали нервно подергиваться во сне…

Казалось, что с каждым днем дом все более и более явно застывал в тяжелой непроницаемой неподвижности. Его можно было сравнить с болотом, водную поверхность которого не морщит рябью даже довольно сильный ветер. Жесткий, как будто металлический тростник, торчащий из плотного, словно бетон, ила; насекомые, парализованные в воде ручья, застывшего в ожидании… А еще напрашивалось сходство с большой мертвой лужей, по зеркальной поверхности которой долго будет подскакивать брошенный камень… Это была угрожающая тишина, тишина перед бурей.

Компьютер хорошо знал Энну и не собирался растрачивать энергию в мелких незначительных стычках. Он терпеливо ждал, пока она не спустится вниз, пока не заблудится в ответвлениях бесконечных коридоров, запутавшись в них, как муха в паутине. Компьютер знал эту женщину, знал ее стратегию, с которой частенько сталкивался раньше, и теперь очень трудно, если не невозможно, захватить его врасплох. В этом году он почти не нападал на дом; он предпочел замедлить свое вторжение, чтобы создать на подземном уровне барьер рециклирования, столь же опасный, как минное поле. Энна знала это, и именно этого она больше всего опасалась. Именно поэтому она каждый день откладывала свою экспедицию в подземелье. Она часами перебирала содержимое сумки с инструментами для разрушения электронных цепей; она днями перечитывала старинные руководства по тактике и стратегии борьбы с компьютерами; она подолгу бродила между полками специализированных магазинов в поисках последних новинок - каких-нибудь микрозондов или детекторов, позволяющих обеспечить ей преимущество в схватке с машиной. Она была растеряна; она запуталась в воспоминаниях о славном прошлом, лишилась всей своей агрессивности. Нет, она не спустится в подземелья. Она больше никогда туда не спустится. Когда компьютер поймет это, он начнет штурм дома, он двинется в атаку, медленно, неотвратимо подвергая по пути рециклированию стены, мебель, крышу… И Энна, съежившаяся среди своих трофеев, увидит, как добытые в боях кубки размягчаются и оплывают, словно забытые на полке пылающего камина шоколадные пасхальные яйца… Потом наступит день, когда она сама превратится в дряблый комок плоти в расползающемся под ней кресле, а ее пальцы начнут удлиняться, тянуться, словно резиновые, и тогда…

Джордж встряхнулся. Да, когда-нибудь наступит и их очередь. Он подумал, что вряд ли сможет вовремя покинуть дом, чтобы перебраться в лагерь беженцев… Это возможно лишь в том случае, если он избавится от влияния Энны, от колдовства этого бессмысленно затянувшегося кораблекрушения…

Эми разожгла примус. Джордж придвинулся к боковому стеклу. Ночь заволокла город. Он инстинктивно попытался найти среди множества едва различимых крыш свой дом, но у него ничего не получилось.

Мимо автобуса вприпрыжку промчался мальчуган, во все горло распевавший пародию на популярную песню. Казалось, звуки его голоса медленно поднимались вверх вдоль темных фасадов.

Позднее, уже глубокой ночью, Эми достала несколько бутылок с рисовой водкой, и они опорожнили их одну за другой.

Джордж с затуманившейся от водки головой плохо воспринимал происходящее, словно наблюдал его в кривом зеркале. Эми непрерывно и монотонно бормотала что-то, не ожидая ответа. Джорджу показалось, что речь идет о компьютерах.

- Обычно растение кормят корни, - разобрал он, - но здесь растение кормит корни. Именно они растут за счет растения, они высасывают из него все соки. Это развитие наоборот.

Мы же играем роль навоза, компоста, мы даем питательные вещества… Джордж, мы должны обрубить свои корни. Уехать, бросить дом, избавиться от якоря. Все, что происходит с нами, можно считать одновременно и плохим, и хорошим. Плохим, если мы будем цепляться за привычное место в этом больном городе, который скоро переработает наши тела. Хорошим, если эта трагедия сможет породить касту кочевников, которые постоянно в пути… Мы не должны были пускать корни, основывать города, отказываться от кочевой жизни. Мы снова должны стать свободной расой, все время меняющейся, без племен, без кланов… И путь наш - без остановок, разве что только для водопоя или охоты. Вперед, всегда только вперед…

Тон ее голоса становился все более высоким, ее слова звучали все более пламенно, становились пророческими и одновременно смешными. Она заставила Джорджа встать, подтащила его к задней части салона и приподняла брезент в масляных пятнах.

- Это новая ось для автобуса, - объяснила она. - Я раздобыла ее три дня назад. Ты должен поставить ее на место, а потом сесть за руль. Сейчас же, моих глазах…

Джордж молчал, взволнованный. Растерянная, словно разом лишившаяся всей своей энергии, Эми споткнулась и села верхом на толстый металлический стержень, испачкав ягодицы и бедра темной густой смазкой. Потом они еще выпили. Наконец Эми схватила мобильный телефон и принялась набирать номера из справочника для подземных жилищ.

- Я хочу сообщить всем о нашем отъезде, - задыхаясь, сообщила она.

Но гудки звучали и звучали, никто так и не ответил, если не считать Арна Сивелко, поднявшего трубку, пробормотавшего что-то неразборчивое бесцветным, словно из другого пространства, голосом и тут же бросившего ее.

Они попытались заняться любовью, но выпитое спиртное лишило Джорджа всех его мужских сил.

Тем не менее расстались они только на заре, измотанные, не находившие в себе сил даже для того, чтобы связать несколько слов…

Джордж шагал, подобно лунатику, по пустынным улицам, дрожа от холода. Подняв кусок мела, брошенный детьми возле рисунка для игры в классики, он написал на стене префектуры слово «кочевники» большими кривыми буквами…

Потом он улегся на мокрой скамье в каком-то сквере, и перед его внутренним взором замелькали детали салона автобуса и безостановочно потянулась дорога, дорога, дорога. Странно, но скамья казалась ему мягкой и удивительно уютной. Джорджу было так же хорошо, как у себя дома в постели.

2.

С вечера по ткани множества палаток резко хлестали порывы ветра и барабанили струи дождя. Намокшая коричневая материя проседала между ржавыми шестами; в образовавшихся впадинах скапливалась вода, просачивавшаяся внутрь палаток и заливавшая спальные мешки, лежавшие прямо на земле, так как раскладушек не хватало. Чини свернулась в клубок, натянув шерстяное одеяло на голову и пытаясь найти в этом отвратительно влажном коконе хоть какое-то подобие одиночества.

Внутри палатка походила на помещение походного госпиталя. На продавленных раскладушках неподвижно лежали женщины самого разного возраста, завернувшиеся во влажные простыни и одеяла. Некоторым хватило энергии, чтобы натянуть на себя всю имеющуюся теплую одежду; другие же, кого подняли по тревоге во время сна, успели захватить с собой только то, что подвернулось под руку, и сейчас сильно мерзли. Кое-где виднелись даже совершенно обнаженные девушки, не реагировавшие ни на холодные капли, падавшие с потолка, ни на сквозняки, ни на заходивших в палатку посторонних. Чини привыкла ко всеобщему оцепенению, к отупению, усиливавшемуся благодаря гипнотически ритмичному шуму дождя. Налетавшие временами порывы ветра хлопали, словно мокрым парусом, закрывавшим вход полотнищем, и сидевший возле него дежурный полицейский то и дело поднимал руки, защищая лицо от мокрой оплеухи.