Мишель Зевако - Сын шевалье

• Название: Сын шевалье
• Автор: Мишель Зевако
• Жанр: Исторические приключения

Шевалье де Пардальян, которому уже за пятьдесят, появляется в Париже, чтобы отыскать своего сына, много лет назад похищенного неизвестным у служанки принцессы Фаусты.

Юношу зовут Жан, и он оказывается известным дуэлянтом и задирой — дерзким, но благородным.

Пардальян наконец находит сына и посвящает его в тайну огромного клада, спрятанного когда-то принцессой Фаустой в старинном монастыре на Монмартре.

---

Глава 75

СОБЫТИЯ В УСАДЬБЕ РЮЙИ

Близился полдень. Солнце, стоявшее почти в зените, опаляло своими лучами потрескавшуюся землю. Это был час сиесты — все живое стремилось укрыться в тени.

У входных ворот усадьбы Рюйи за одним из громадных столбов прятался человек. Это был Равальяк. С десяти часов утра он находился здесь в засаде. Засунув правую руку за колет, он конвульсивно сжимал рукоять кинжала. Глаза, горящие мрачным огнем, неотрывно следили за дорогой, словно бы заклиная свою жертву.

Недалеко от ворот Сент-Антуан за стенами какой-то лачуги расположился Саэтта. В нескольких шагах пощипывал редкую траву его конь. Как и Равальяк, бывший учитель фехтования не сводил с дороги сверкающего взора.

Через ворота на безумной скорости промчалась карета, запряженная шестью мощными лошадьми, и вскоре исчезла, словно метеор, на Шарантонской дороге по направлению к Рюйи.

— Король! — прошептал Саэтта, и его жестокое лицо осветилось исступленной радостью.

Но тут же фехтмейстер, встревоженно сдвинув брови, сказал себе:

— Лишь бы он появился! Клянусь Мадонной! Если Кончини посмел сыграть со мной подобную шутку, то я… Да нет! Вот он!

Из ворот бешеным галопом вылетели два всадника и помчались по следам кареты, от которой пока отставали довольно сильно. Несмотря на изнуряющую жару, оба были закутаны в плащи до самых глаз, что нисколько не удивило Саэтту, точно так же поднявшего ворот и надвинувшего шляпу на лоб.

Впрочем, несмотря на плащи, браво, надо полагать, узнал всадников, ибо проскрежетал с еще более свирепой радостью:

— Жеан! Спеши, малыш! Лети навстречу своей судьбе! На сей раз никто тебя не спасет! Даже спутник твой… а это, полагаю, не кто иной как господин де Пардальян, твой отец!

Он побежал к воротам и вскоре оказался у мрачной каменной громады, носившей имя Бастилии. Устремив пронизывающий взгляд на улицу Сент-Антуан, он увидел приближавшийся галопом отряд всадников. Вернувшись к лачуге, он вскочил на коня и во весь опор помчался в предместье.

В те времена знаменитое Сент-Антуанское предместье только зарождалось. От ворот до аббатства простирались поля, и только кое-где мелькали редкие домишки. Чуть больше их становилось вблизи аббатства. По сути, это был небольшой поселок, одну сторону которого занимало аббатство, а другую — довольно бедные халупы.

Саэтта остановился у первого дома. За оградой его укрывались невидимые с дороги Кончини, Роктай, Эйно и Лонгваль вместе с двумя десятками наемных головорезов.

— Ну что? — быстро спросил Кончини по-итальянски.

— Недавно он проехал в своей карете. Жеан с отцом мчатся следом. Но они прибудут слишком поздно. Начальник полиции направляется к городским воротам. И вот он-то поспеет вовремя, чтобы схватить Жеана.

Кончини был мрачен и казался озабоченным. Он глухо проворчал:

— Я, наверное, обезумел, выпустив его… Ведь он уже был в моих руках!

— Э, монсеньор! — насмешливо возразил Саэтта, и не думая скрывать свое ликование. — Это только небольшая отсрочка! С ним все кончено, ручаюсь вам.

Кончини продолжал хмуриться.

— Подождем, — бросил он коротко.

Ждать пришлось недолго. Какой-то человек, запыхавшись, влетел за ограду.

— Все в порядке, монсеньор! — вскричал он. — Удар нанесен. Хватило одного. Дорога свободна!

Принесший эту весть был обыкновенным подручным, а потому и изъяснялся с поразительным цинизмом. Он не знал, что речь идет об убийстве короля. Из всех людей, окружавших Кончини, только Саэтте была известна ужасная правда. Все полагали, что засада устроена для Жеана Храброго и его барышни, которую предполагалось похитить после расправы с юношей.

Кончини потребовал подробностей. Вестник сумел рассказать немногое: он увидел, как карета остановилась возле ворот усадьбы и как некий верзила, вскочив на подножку, нанес удар — только один, ибо, похоже, больше и не потребовалось. Сразу же после удара послышался душераздирающий крик. Согласно полученным инструкциям, оставленный в засаде подручный поторопился известить обо всем монсеньора.

В сущности, детали эти не отличались определенностью. Но Кончини вполне ими удовлетворился. На лице его появилось выражение высокомерной гордыни. Выпрямившись во весь рост, он еле слышно прошептал:

— Наконец-то! Теперь я хозяин!

А. вслух повелительно произнес:

— В путь, господа, в путь!

И устремился вперед во весь опор через поля, в сопровождении своего отряда.

Через несколько минут он осадил коня у той самой калитки, откуда несколько часов назад вышла Галигаи. Оставив на страже и при лошадях шестерых человек, он прошел с остальными в сад.

— Монсеньор, — сказал Саэтта с присущей ему лукавой бесцеремонностью, — пока вы будете отлавливать вашу миленькую птичку в ее гнездышке, я пройдусь к воротам. Хочу узнать, что стало с Жеаном. Это единственное, что меня интересует!

Они уже подошли к башне. Кончини вместо ответа кивнул, и Саэтта небрежной походкой направился ко входу в усадьбу. Кончини же, поднявшись к спальне Бертиль, дрожащей рукой отодвинул засов.

С момента ухода Леоноры Бертиль ждала этого мгновения со стоическим спокойствием и непоколебимой решимостью. Поэтому Кончини не застал ее врасплох. Едва услышав скрежет засова, она поднялась и нащупала флакончик, спрятанный в корсаже. Теперь она была готова ко всему.

Кончини распахнул дверь ногой. В соседней комнате хохотали и перебрасывались шутками его подручные. Итак, она не могла от него ускользнуть.

Он встал прямо перед ней, не говоря ни слова, и захохотал. Этот отвратительный, мерзкий смех был ужаснее любой угрозы.

Внезапно смех смолк. Лицо Кончини исказилось гримасой, и в черных глазах зажегся огонь: притянув руку, он схватил за плечо девушку, очень бледную, но полную решимости отвергнуть мерзавца, и вскричал голосом, в котором уже не было ничего человеческого:

— Ты моя!

Бертиль не потеряла хладнокровия. Она прошептала:

— Прощай, Жеан! Прощай, жизнь! Прощай, любовь!

И быстрым, как молния, движением, прежде чем ошеломленный Кончини успел ее остановить, поднесла к губам крохотный флакончик, который дала ей Леонора, выразив при этом сожаление, что не может сделать больше.

Королевская карета, выехавшая, как мы видели, на безумной скорости из Сент-Антуанских ворот, вскоре достигла бывшей усадьбы. После покушения в Сен-Жермен-де-Пре, сорванного благодаря вмешательству Пардальяна и его сына, в карету монарха впрягли шесть лошадей, а на передке помещались двое берейторов.

Карета остановилась за вторым жилым строением в небольшом тупичке, и в тот же момент изнутри послышалось звучное восклицание с характерным гасконским акцентом:

— Клянусь Святой пятницей!

Равальяк стремительно выскочил из своего убежища. Запрыгнув на подножку кареты, он размахнулся и нанес чудовищный по силе удар. Вслед за этим убийственным выпадом раздался пронзительный вопль.

Именно это увидел и услышал подручный Кончини, поспешивший известить своего господина.

Если бы он не торопился так, то стал бы свидетелем следующей сцены. Запястье Равальяка было перехвачено на лету железной рукой, остановившей убийцу без всяких усилий. Одновременно очень спокойный голос произнес тоном горького упрека:

— Как, Жан-Франсуа? Ты хотел убить меня?

Именно Равальяк, похолодев от ужаса, и испустил тот ужасный вопль, что был принят за предсмертный крик жертвы головорезом Кончини. Ибо несчастный убийца немедля узнал не только голос; но и того, кто говорил.

Тщетно Равальяк пытался найти блуждающим взором короля: он видел перед собой Пардальяна, мертвой хваткой державшего его за запястье, Жеана Храброго, смотревшего на него с упреком, и, наконец, Эскаргаса — именно он и выкрикнул только что «Клянусь Святой пятницей», дабы никто не усомнился, что в карете находится король.

— Господин Жеан Храбрый! — рыдающим голосом вскричал Равальяк. — Проклятие лежит на мне!

Оцепенев, он глядел на Жеана безумными глазами. Пардальян отпустил его руку, уверенный, что попытки к бегству не будет. И, в самом деле, Равальяк не шелохнулся.

В этот момент показались два всадника, которых Саэтта принял за Жеана и его отца. Спешившись возле кареты, Гренгай и Каркань сбросили плащи и шляпы, взятые у обоих Пардальянов.

— Вожак,. — обратился к юноше Гренгай, — за нами следуют лучники! Они будут здесь через четверть часа.

Жеан в ответ лишь кивнул. Он отворил дверцу, и все трое вышли из кареты.. Равальяк попятился, по-прежнему не помышляя о бегстве. Он переживал момент величайшего потрясения в своей жизни. С глубоким, искренним отчаянием он повторил:

— На мне лежит проклятие! Уже второй раз я поднял кинжал на моего благодетеля!

— Неужели ты хочешь моей смерти? — спросил Жеан.

Равальяк глядел на него в изумлении, не в силах произнести ни слова. Он сумел лишь протестующе взмахнуть рукой. Тогда Жеан мягко пояснил: