Мишель Зевако - Сын шевалье

• Название: Сын шевалье
• Автор: Мишель Зевако
• Жанр: Исторические приключения

Шевалье де Пардальян, которому уже за пятьдесят, появляется в Париже, чтобы отыскать своего сына, много лет назад похищенного неизвестным у служанки принцессы Фаусты.

Юношу зовут Жан, и он оказывается известным дуэлянтом и задирой — дерзким, но благородным.

Пардальян наконец находит сына и посвящает его в тайну огромного клада, спрятанного когда-то принцессой Фаустой в старинном монастыре на Монмартре.

---

Бертиль поняла ее с полуслова, но не сразу доверилась. Кто знает — вдруг это снова ловушка? Может быть… впрочем, вряд ли. Ведь она и так уже в руках у врагов… Да и лицо у прачки такое честное, открытое…

«Не послать ли ее к нему! — размышляла Бертиль. — Найдет его и передаст, что я здесь… А уж он-то меня непременно спасет!»

Всю неделю провела она в этих раздумьях — мучилась и не знала, на что решиться. Инстинкт говорил, что прачке можно довериться; память о недавних злых обманах советовала не доверять никому. Временами Бертиль твердо решалась все рассказать новой знакомой — и тут же пугалась и вновь замыкалась в себе.

Миновала еще неделя. Перетта пришла опять. В этот раз они остались наедине, без надзора монахини. Другого такого случая могло и не быть… Открыться ей или нет? Тоска теснила сердце Бертиль, она все еще колебалась…

И вдруг Перетта заговорила первая — невозмутимо, как всегда:

— Я вас не знаю, сударыня… Но вы так грустны, так несчастны… Мне стало вас очень жалко. Если я могу вам чем-то помочь — скажите, я помогу.

Перетта неспешно выкладывала на стол белье из корзины, стоя боком к распахнутой двери (чтобы видеть, не идет ли монахиня).

Бертиль, не зная, что отвечать, молча смотрела, как изящно работают пальчики хорошенькой прачки. Лицо узницы являло неподдельное изумление. Перетта тихо и уверенно продолжала:

— Я понимаю, сударыня, — как вам сразу мне открыться? Вы же меня совсем не знаете… Но вы поверьте — на меня положиться можно. Только, сударыня, решайте скорей — сейчас придет монахиня с моей подручной и будет поздно. В другой раз мне их отсюда не отослать.

Бертиль молчала… Вдруг она взволнованно схватила Перетту за руку. На мизинце у прачки блестело маленькое железное колечко.

— Скажите, — нервно и недоверчиво произнесла Бертиль, — скажите — откуда у вас это кольцо?

(Его нашел Каркань в том самом футляре, который он стянул у Колин Коль, Гренгай же по просьбе товарища подарил колечко сестре.)

Перетту удивил не только вопрос, но и то волнение, с которым узница задала его. Время ли, право, заниматься такими безделками? Но бояться ей было нечего — она не отвела глаз под подозрительным взглядом Бертиль и просто ответила:

— От брата.

Бертиль поняла, что она не лжет, и спросила уже спокойней:

— Простите, что я так допытываюсь, но это для меня очень важно. А брат не говорил вам, где его взял?

— Нет, сударыня, — удивленно ответила Перетта.

— А кто он — ваш брат? Как его имя?

— Гренгай, сударыня.

Бертиль вздрогнула и свела брови, словно что-то внезапно ей вспомнилось. Затем ее глаза вдруг блеснули, лицо озарилось доброй улыбкой:

— Так и есть! А не служит ли ваш брат одному юноше?

— Да, сударыня, — ответила Перетта, вдруг уязвленная нежданной догадкой. — Жеану Храброму.

— И вы его знаете? — так и просияла узница.

Перетта слегка побледнела и посмотрела на Бертиль так, словно видит ее в первый раз. Но голос ее не дрогнул:

— Мы знаем друг друга с самого детства; он меня называет сестричкой, и я его люблю, как брата… А вы, сударыня, тоже знакомы с ним?

Бертиль в восторге всплеснула руками, кинулась на шею Перетте, расцеловала ее и, краснея, шепнула на ухо:

— Тогда я тоже вам буду сестрой! А он — моим мужем; если не он, то никто! Скажите же ему, чтобы он спас меня отсюда…

Перетта поспешно освободилась от объятий названой сестры и довольно неласково прошептала:

— Тише, они идут!

Бертиль на радостях не заметила, как переменился голос прачки… Она отпрянула и стала складывать белье в корзину; Перетта с невозмутимым видом передавала ей сорочки и кружева. За этим занятием их и застала сестра-надзирательница. Она подозрительно поглядела на них, но девушки были так благодушны, что она тут же успокоилась.

Как ни умела Перетта владеть собой, как ни хоронила свою мечту — нежданное признание Бертиль ошеломило и расстроило ее. Сперва она хотела даже бежать прочь, но пришла в себя, как только явилась тюремщица.

Уходя, Перетта улыбнулась Бертиль. Юная узница все поняла — эта улыбка много ей обещала. Не помня себя от счастья, она только приложила руку к груди, чтобы унять биение сердца…

Глава 42 ПТИЧИЙ ДВОР ДОСТОПОЧТЕННЫХ МОНАХИНЬ

А теперь, читатель, мы расскажем тебе о жизни уток и кур в Монмартрском аббатстве. И нечего удивляться! Ведь события из истории этих пернатых имеют к нашему рассказу самое непосредственное отношение.

На склоне Монмартрского холма, примерно на полдороге между часовней Мученика и вершиной, где стояла часовня Святого Петра, находилось нечто вроде маленькой площади. Вот каковы были ее границы: с севера (то есть на вершине холма) — луг и несколько домиков на нем; с юга — еще один большой луг, тянувшийся почти до самой часовни; с востока — стена аббатства с калиткой в северном углу; с западной стороны проходила тропка к колодцу и все той же часовне.

Тропка вилась между лугами и каменоломнями. Неподалеку от площади на нее выходила ферма, о которой мы и расскажем. Жило там семейство крестьян, состоявших на службе при аббатстве. Рядом с фермой — две лужайки, разгороженные забором. На одной гуляли сотни кур; посреди другой в маленьком прудике плавало множество гусей и уток. И это был еще далеко не весь птичий двор достопочтенных монахинь…

Между птичником и площадью — тоже забор. В нескольких шагах от забора стояло некое полуразрушенное строение, а чуть подальше — крест.

Вот и описано место действия. Теперь — действующие лица.

В прошлом году монастырская птичница нашла с десяток яиц дикой утки — она меньше домашней, но мясо ее. сочней и нежней. Птичница подложила яйца под наседку. Вылупился один селезень и две уточки. Не больно-то много… но ведь от них еще потомство пойдет!

Дикая утка в одно прекрасное утро всегда может улететь -поминай потом как звали. Но справиться с этим нетрудно: надо просто вырвать у нее из крыльев большие перья. Так птичница и сделала.

Вообще-то дикие утки живут парами, но селезни у них крепкие. Хотите подсадить к нему двух-трех самок? Пожалуйста! Он только рад. Вот и наш жил с двумя женами (они же ему приходились и сестрами).

Он был эдакий славный толстый папаша — ленивый, покладистый, глуповатый. Голова его изумительно отливала сапфиром и изумрудом. Носил он маленький белый галстучек, роскошную темно-красную сорочку, богатый перламутровый камзол с голубой оторочкой и нарядные оранжевые туфли. Красавец писаный!

Он догадывался о своей неотразимости, а потому ходил вразвалку, страшно пыжился и на ходу все время важно повторял низким басом:

— Кря, кря, кря! Кря, кря, кря!

Что на утином языке означает:

— Посмотрите, как я хорош!

Уточки были с виду гораздо скромнее — они носили простые коричневые платьица в черную крапинку. Только большие круглые глаза глядели лукаво и говорили, что совсем не такие уж они тихони. И в самом деле — были они стервы и злючки, каких свет не видывал.

Толстого муженька они крепко держали в руках — вернее, в крыльях. Скажете, дело семейное? Не стану спорить, но уточки наши, право же, много себе позволяли. Они считали себя на птичьем дворе королевами: что ни пожелают, то должно и исполниться. Главное — никто никогда не смей их тревожить!

А больше всего они ненавидели кур. Стоило какой-нибудь соседке из-за забора случайно направиться в их сторону, уточки тотчас спешили к толстому селезню и начинали злобно верещать так, что хоть уши затыкай:

— Кря, кря, кря, кря! Кря, кря, кря, кря!

Что на утином языке означает:

— Гони ее! Гони скорей!

И добрый глупый супруг покорно отвечал:

— Кря, кря, кря! Кря!

Что означает:

— Иду, иду!

И вправду шел — вернее, мчался галопом, изготовив клюв к бою. Бум! Бах! — долбал он клювом несчастную курицу, и та в панике уносила ноги. Селезень же важно надувался и вразвалочку возвращался к благодарным подругам.

Что до кур — известно: глупее курицы ни птицы, ни зверя нет. Притом они болтушки, любопытны страшно, а обжоры и вовсе невероятные — вот и лезут всюду, куда не просят. Так что сколько их ни учили — все равно они непрестанно лазили через загородку, которая отделяла кур от гусей и уток.

Однажды четыре курицы опять забрели к уткам. Дикие уточки их увидали, побежали к мужу и закатили ему очередную истерику. Селезень, как всегда, без лишних споров побежал прогонять соседок.

Куры страшно закудахтали и заметались, наскакивая друг на друга… Короче говоря — дурехи! Наконец одна из них нашла дыру в заборе и протиснулась туда. Остальные — за ней.

Но что это? Они очутились в незнакомом месте. Впопыхах куры ошиблись забором — и выскочили на площадь.

Их внимание привлекло полуразрушенное строение, о котором мы уже говорили. Куры, повторим, любопытны — но осторожны. Им захотелось поглядеть, что это за домик такой. Потихоньку, потихоньку обошли они строение кругом — сначала держась вдалеке, потом ближе, ближе… Очутившись у самой стены, куры заметили дыры и залезли внутрь…