Амур Бакиев - Легионы идут за Дунай

• Название: Легионы идут за Дунай
• Автор: Амур Бакиев
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85S85-390-X

В 101 году нашей эры легионы римского императора Траяна перешли Дунай и вторглись на территорию дакийских племен. Борьбу даков против захватчиков возглавил правитель молодого государства – Децебал. Война длилась долго, но ее исход был предопределен. Через шесть лет кровавого противостояния Траян вплотную подошел и окружил столицу Дакии...

---

Центурион за третьим от входа столом делал приглашающие знаки. Тициан приблизился.

– Salve.

– Salve.

– Садись. Я – Гай Сальвий Пудент. Центурион седьмой когорты XV Аполлонова легиона. Эти, – сотник ткнул в соседей по столу, – мои сослуживцы. Декурион палатки и контубернал префекта лагеря. Садись!

– Барбий Тициан. Препозит пятой когорты Помощника.

Новые знакомые налили гостю вина Дружно сплеснули на пол богам и, разом чокнувшись, выпили. Вино было заурядная трактирная дрянь. Тициан поморщился.

– Кошачья моча! В любой хижине варвара за Данувием и то лучше!

– Точно! Ты откуда, препозит?

– Из Колонии Ульпия Траяна.

– Из бывшей Сармизагетузы, значит. Мы туда только к концу подоспели. Н-да! Жарко вам приходилось.

Барбий отрезал ломоть от изрядно пообъеденного свиного окорока.

– А вы откуда? Из-под Напоки или Пороллиса? После Адамклисси о XV Аполлоновом мы не слышали.

– Не переживай, и мы хлебнули. Сначала на лимесе «Траянова вала» в восточной Дакии. Оттуда – на дробетский Мост. Там меня топором по плечу и шарахнули. Декурион стрелу пузом поймал позже. На охране ампельской дороги.

– Как там, достроили ее?

Контубернал криво усмехнулся.

– Строят. Днем. А по ночам караулят, чтобы даки не растащили. Режут квиритов по палатке в декаду. Пней, и тех опасаемся. Анекдот знаешь? «Стоят на посту двое. Один говорит: «Луций! Я отойду малость по нужде». Через время возвращается, ему товарищ навстречу орет: «Стой, кто идет?» – «Луций! Ты что, не узнал, это же я – Сервий! Только что отошел!» – «Врешь! Не обманешь, дакийский шакал!» И копьем в брюхо. Вот так и строим.

– Да-а... в пяти милях от Ульпия Траяна такая же картина.

Легионеры злобно задвигались, завозились.

– Ничего. Закончат без нас. Ты по договору шатаешься или квестор отпуск выписал? – глаза Пудента остро буравили препозита.

– Чин-чином, – Тициан извлек из-за пазухи узкий кожаный лоскут с клеймом II Помощника в правом верхнем углу и собственноручной записью квестора, удостоверяющей законный полуторамесячный отпуск владельца документа.

– Я тоже по закону. А вот, декурион, – центурион Пудент побарабанил костяшками пальцев по столешнице, – за сто денариев прогулку выкупил. Устроит префект Сиския проверку – погорит. Тебе-то, собственно, куда?

Препозит допил еще один стакан вина, вытер влажные губы.

– Домой! Мать повидать надо. Да и дела кое-какие накопились. Рабыню мне надо купить молодую.

– О-о! – декурион оскалился. Другие тоже понимающе перемигивались.

– Да нет! – досадливо передернул плечами Тициан. – Девчонку посопливее, хотя можно и старуху крепкую. Для матери. Для ухода.

– Ну за этим дело не станет. Рынок в двух стадиях отсюда. Выбирай – не хочу. Правда, там больше дакийской дряни. Дикие. Ни «бэ» ни «мэ» по-нашему. Хочешь, пойдем, посмотрим!

– Благодарю. Я сам.

– Ну, как говорится: «Юпитеру решать». Давай, препозит. Если понадобимся, то, где искать, знаешь. Живем наверху. Лестница снаружи по левой стороне.

Тициан коротко распрощался с солдатами и торопливо выскочил во двор. Перепрыгивая через три ступеньки, поднялся в комнату.

Тисса, похорошевшая, опрятно одетая, сидела на скамеечке и с тоской ожидала своего покровителя.

– Марк! О! Марк! Ты нехороший.

– Тисса, милая моя. Прости меня. Ты, наверное, голодна. Мы сейчас пойдем с тобой на базар. Купим что надо. А заодно и перекусим.

Девушка с обожанием заглянула в лицо римлянина и крепко ухватила его под локоть. Они заперли дверь и, сунув ключ старухе-рабыне, пошли по замусоренной улице Сиския. На углу трактира красовалась надпись: «Граждане Сиския! На выборах в эдилы не голосуйте за Палия Прима. Он вор и бездельник. Коллегия мусорщиков».

Рынок оглушил сутолокой. У пожилого опциона преторской стражи Тициан узнал, в какой стороне помещаются меняльные и ростовщические конторы. Лавируя между вязанками хвороста и штабелями поленьев, выставленными на продажу, центурион и девушка направились в северо-западный угол базара. Ростовщики за прочными дубовыми стойками листали свитки папируса, скребли стилями церы. Контора Дуилия по счету оказалась четвертой. Агент-ростовщик цепкими глазами впился в подошедших.

– Что угодно командиру доблестной римской армии?

Марк Барбий достал кожаный учетный вексель ростовщической конторы Дуилия с оловянной печатью. Протянул служащему.

– Я хотел бы вот по этому документу получить 1500 денариев наличными.

Меняла ловкими белыми пальцами принял пергамент и внимательно прочел текст два раза.

– Кто выдал его вам, уважаемый? Простите, но мое ремесло требует точности.

– Я получил вексель в Виминации в обмен на сданные 1532 денария в отделение вашей конторы. 32 денария пошли в уплату за услуги. Расписку на получение выписал мне Дуилий Феликс.

Агент обернулся в глубину лавки:

– Публий! Прими и учти вот этот вексель. Но включи его в расходы нового месяца! Отсчитай центуриону 1500 денариев.

– Я хотел бы тысячу монет получить в золотых ауреях и пятьсот денариями и дупондиями!

– Публий! Тысячу денариев – ауреями!

Деньги пересчитали три раза. Два – ростовщики. Третий – Тициан. Тисса с изумлением рассматривала объемистый холщовый кошель. Центурион, уверенно расталкивая локтями толпу, протискивался к месту торговли рабами. На низком дощатом помосте переминались выставленные для продажи невольники. Ноги их были выбелены мелом. Мужчины связаны. Женщины и дети скреплены одной веревкой за шеи. Победоносная война с даками привела к выбросу на рынки Римской империи огромного числа дешевых пленников. Средняя цена мужчины колебалась от сорока до восьмидесяти денариев. Женщины – тридцать-шестьдесят. Дети шли по двадцать, редко по сорок денариев.

Барбий несколько раз прошелся вдоль площадки, высматривая нужный объект. У всех рабов без исключения глубоко запавшие глаза и бессильно опущенные руки говорили об усталости и апатии. Работорговцы предпринимали всевозможные ухищрения, стараясь подать товар лицом. Зубы людей отбеливались смесью мела и пережженной дубовой коры, тела натирались оливковым маслом. Ногти аккуратно подрезаны. Женщины помоложе непрерывно жевали комки кедровой смолы с нардом для того, чтобы изо рта шел приятный запах.

Сильно исхудавшая девочка-подросток изумленными глазами уставилась на Тиссу. Даже Тициан заметил, как побледнела и напряглась его подопечная.

– Марк! Выкупи эту рабыню! Возьми ее! Я прошу тебя. Ведь ты же пришел купить матери служанку. Заклинаю тебя, римлянин!

– Кто она? Ты что, знаешь ее? – центурион чуть не оробел перед таким натиском.

– Я потом когда-нибудь все расскажу тебе. Купи ее!

– Но она самая неказистая из всех. Да и что эта девчонка умеет делать? Она же не знает никакого ремесла.

Глаза Тиссы наполнились горестными слезами.

– Марк! Она вышивает не хуже меня. А убираться по дому умеет любая женщина.

Центурион недоуменно пожал плечами. Отыскал взглядом продавца. Здоровенный, пузатый киликиец жевал песочные печенья на медовом сахаре.

– Сколько просишь за ту дохлятину?! – брюзгливо поинтересовался препозит у киликийца. Торговец заткнул плеть за пояс, стряхнул с подбородка крошки. Брови его сошлись в один рыхлый бугор. Он соображал.

– Она вовсе не дохлятина, как вы изволили выразиться, доблестный. Я перекупил ее у солдат цезаря Траяна Августа, да будут милостивы к нему боги, на левом берегу Данувия. Она свежа и нетронута. Центурион, сторговавший мне девочку, клялся водой Стикса.

Тициан резким жестом оборвал хвалебную тираду продавца.

– Слава богам, я не первый год таскаю меч на поясе. И прекрасно знаю, каких девственниц сплавляют маркитантам мои легионеры. При этом они поклянутся и костями родного папаши! Короче. Может, ты хочешь, чтобы я попросил любую бабу на рынке проверить невинность твоей чудо-рабыни? Если брать девку на вес – она не потянет и двадцати денариев. Если по пригодности к работе, то не вытянет и на десяток.

Киликиец, насупившись, выслушивал резонные замечания маститого, несмотря на молодость, покупателя. Тисса тоже с напряжением вслушивалась в диалог. Рабыня, понимая, что речь идет о ней, присела на помосте и с надеждой обхватила свои выбеленные известью голени.

– Сколько же ты предложишь?

– Чтобы не обидеть себя, дал бы двадцать. Но когда думаю о трудностях, с которыми ты волок ее от Дакии до Паннонии, считаю, надо дать двадцать пять.

– Торгуйся с ларами ее покойных предков! За такую цену продают облезлых шавок!

– Тридцать!

– Послушай, центурион. Зачем тебе такая замухрышка? Посмотри вон на ту рыжую или вот на эту светленькую. Возьми бечевку, измерь ее бедра, хочешь, поцелуй для пробы. Они зажгут негасимый пожар в твоей постели!

– Я сказал и повторяю последний раз – тридцать.

– Ну если так, – работорговец вытащил плеть, – то сорок – и ни денарием меньше.