Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

• Название: Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
• Автор: Борис Парамонов
• Жанр: Публицистика

---

Вот как описывает он государя Николая Павловича:

Государь в расцвете красоты и мужества: ему сорок лет. Он высок и прям, как сосна, с широкими плечами, с выпуклой грудью, с классическим профилем, с орлиным взором, с голосом сильным и звучным, как труба. Явственно слышится этот могучий голос от одного конца Царицына луга до другого и на маневрах покрывает гром орудий. Величием благородной красоты государь не уступает Аполлону. : Лицо Государя беспрестанно меняется, всё отражая, как в зеркале; только хитрости, лжи и лести не знают эти целомудренные черты. Бессознательный властный поворот головы в минуту раздумья придает ему строгий и грустный вид.

Думается, что крусановский Некитаев - то ли царь, то ли герой, то ли русский бог, сделан по Садовскому. Исполнение, надо полагать, пожиже: знает ли Крусанов, что в антикварной лавке БорисаСадовского какого только товара не было: и кремневое ружьецо шведского мастера Медингера, и дорожный погребец, обтянутый барсучьей кожей, и приданое за девицей Маврой Ивановой ("платьев три: декосовое с прошивкой и оборками, цветной кисеи с фалбалой, шелковое с пикинетом"), и товары Макарьевской ярмарки, и десять сортов постного шоколада, и масленичные блины: гречневые с паюсной икрой, заварные с яичницей, красные с рубленой ветчиной, пшеничные с налимьими печенками. Соответствующая фраза у Курсанова : "В субботу, когда народ православный за тароватыми столами гулял на масленице" - звучит жидковато.

Не исключено, впрочем, что Крусанов прочел "Лето Господне" Ивана Шмелева: там по части хаванины тоже богато.

С гораздо большей уверенностью буду говорить о балабановских фильмах. Первый "Брат" был только скромной заявкой, эпический размах в нем еще не ощущался. Разве что в финале, когда наведший порядок в Питере десантник Данила подсаживается к водителю грузовика и, любовно поглаживая ствол (обрез), на вопрос шофера: "куда едешь?" - отвечает: В Москву. Вторая серия тем самым была заявлена, и масштаб обещан пошире: всё-таки столица великой страны, а не столичный город с областной судьбой. Исполнение "Брата-2" превзошло все ожидания. Международный получился боевик, этакий Джеймс Бонд. В Чикаго явился Данила, там навел порядок, на манер героя эпической поэмы "150 000 000". Там русский эпический Иван из поэмы Маяковского бился, помнится, с президентом Вильсоном (в быту - скромным историком, ректором Гарвардского университета).

Откровенно говоря, я был поражен бурной реакцией российской интеллектуальной элиты на этот фильм.

Фильм приняли с абсолютной серьезностью. Заидеологизированность российских интеллигентов превысила уже какой-то клинический уровень, напомнив о паранойе. Фильм "Брат-2" - откровенная издевка, розыгрыш вроде дворянской фуражки Бориса Садовского. Конечно, это комикс, как и положено в стилистике Джемса Бонда. Но комикс, натурально, с постмодернистскими параферналиями, из которых самый ностальгический - слеза прошибает - чапаевский пулемет системы "максим" (культурные тонкачи, вроде поэта Евгения Винокурова, говорили "максим"). Это игра с тоталитаристскими мифемами. Но в том-то и дело, что именно игра, а не мобилизация пенсионеров на Васильевском спуске, не поход к Лефортову для освобождения тамошнего узника Лимонова. Кстати, Лимонову многим обязана поэтика "Брата-2". У него в "Дневнике неудачника" есть сцена воображаемого погрома в департмент-стор Блумингдэйл. Но Балабанов оказался потоньше, в политику не играет, - тем более что политика сейчас такая, что куда интереснее делать фильмы о политике и пугать либералов призраками бритоголовых скинхедов.

При этом Балабанов продемонстрировал вполне современный профессионализм. Марк Липовецкий в статье"ПМС" (Знамя, № 5) всё очень четко обозначил:

И Крусанов, и Балабанов с удовольствием ре-мифологизируют эти поношенные стереотипы, освеженные, во-первых, антизападным и особенно антиамериканским пафосом конца 90-х и, во-вторых, метафизической обидой бывших жителей великой советской империи на остальной мир. : Балабанов лукаво склеивает две масскультовые мифологии - одна советская, с тачанками, пулеметами, тремя боевыми друзьями, бритыми подругами, любовью к родине, озвученной детскими стишками и детским хором, идеей большой семьи (братства) всех "прогрессивных людей", а главное - простым советским пареньком, железной рукой наводящим во всем мире справедливость и порядок: Характерно, что и в том, и в другом сюжете - несмотря на все нескладицы, которых и у Крусанова, и у Балабанова предостаточно - угадываются модели русской сказки. ...А ведь сказочность - это хорошо зарекомендовавшая себя и в тоталитарной культуре, и в голивудском масскульте модель создания популярных мифов.

Что и требовалось доказать. Публика довольная расходится по домам, и только высоколобый интеллигент что-то еще тут зловещее и чреватое последствиями провидит. А ведь ничего страшного не будет. Правда, Бергмана тоже не будет. И Тарковского, само собой. А Голливуд будет. И Балабанов будет. Причем, последний ведь потоньше Голливуда. Голливуд уже и забыл, когда он заигрался, и какого-нибудь Тома Круза и впрямь посчитал спасителем человечества. А балабановский Данила разве что некоего крымчака застрелит, под лозунгом "Это вам за Севастополь".

Я не понимаю, кого это может пугать. Крымчаков? Так эти как раз не пугаются - они сами кого угодно напугают. Пугливы по-прежнему - тонкие и нежные российские интеллектуалы - те, что продолжают писать в толстых журналах. Это, как сказал бы молодой Шкловский,- "Русское Богатство": идейный толстый народнический журнал, умудрявшийся ошибаться во всем, о чем бы ни писал. Это был журнал, в котором разучивались писать молодые, говорил Шкловский. Пример приводившийся им - Короленко.

Зачем Липовецкому быть слепым музыкантом?

Этот диспут в общем-то можно свести к трем словам, точнее к десяти строчкам, написанным Даниилом Дондуреем в журнале "Искусство кино": абсолютно точное обозначение не только поэтики и стилистики Балабанова, но и нынешней культурной ситуации в целом. Приятно зрелище человека, не строящего иллюзий и не делающего из посредственного хита национальную проблему:

Ошеломительный прием: националистические и расистские инъекции вкалываются публике не аккуратно и хоть как-нибудь мотивированно, а, наоборот, отвязно, настолько поверх любых приличий, что воспитанное идеалами советской власти сознание просто отказывается это воспринимать всерьез. Где жеэто видано, чтобы в заснеженных просторах России негров ненавидеть? Да прикол всё это, стёб, качественный аттракцион для российских поклонников фанты и пепси-колы: Комедия - тем более, как некоторые считают, черная, - никогда не строится на мировоззренческих, а на совсем других мифологемах. Так что жанровый ларчик "Брата-2" с секретом. Под беспроигрышным прикрытием комедии здесь идет специальная и очень содержательная игра в ценностные поддавки".

К этим словам почти нечего прибавить. Разве что вспомнить историю с присуждением Александру Проханову премии Национальный Бестселлер.

Скандал начался не в момент присуждения премии, а в момент выпуска книги элитным издательством Ад Маргинем, издающим Деррида, Батайя и прочих высоколобых авторов. Издатели - люди культурно ироничные, или, если я правильно понимаю это новое слово, отвязные: они поняли, что Проханов - тоже своего рода "ад маргинем", что значит на краях, с краю, а еще, совсем по-новорусски говоря, крайний.

То есть тот, которого, опять же по-новорусски, бить можно. Элемент снобизма здесь был в том, что новая литература - самая новая и самая модная - должна быть плохой, на грани пародии. А Проханов эту грань многократно и успешно переходил. Он нынешний Шевцов, любимый писатель Владимира Сорокина. Идет очень снобистская игра, высокобровые дурачат шестидесятников и ловят их на крючок. Происходит повсеместная эстетическая провокация, которую кто-то еще пытается принимать за так называемый литературный процесс.

Когда человек по имени Коган вносит решающий голос в пользу Проханова, пользующегося репутацией красно-коричневого и антисемита, литературная игра кончается, а начинается этот самый стёб. Коммерция растворила идеологию. Начался так называемый альманашный период русской литературы, о котором Корней Чуковской писал в начале прошлого века. Лозунги были:

В политике - без партий

В искусстве - без направлений

В литературе - без тенденций.

Литературный процесс сейчас Лимонов осуществляет, сидя в Лефортово. В полном соответствии с заветом главного эстетического провокатора Абрама Терца, который объяснил: литературный процесс - это когда кого-нибудь судят. Трагедия закончилась, торжествует фарс. Неужели это кому-нибудь еще не ясно?

Лимонов уже достиг максимального по нынешним меркам успеха - приобрел плохое паблисити. Выйдет из своего Лефортова и напишет бестселлер почище прохановского.