Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

• Название: Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
• Автор: Борис Парамонов
• Жанр: Публицистика

---

Но вот в том-то и дело, что такие пробы были, и не раз имели место, и демократия, американская в особенности, их выдерживала и победу одерживала. Стоит ли напоминать о двух мировых войнах? Кстати, с этим аргументом - что, мол, демократии порождают людей расслабленных и не способных на серьезные испытания, - особенно носился Гитлер. Результат известен.

Американцам нельзя отказать в способности к самопожертвованию, которой требует от них комедиант Билл Маер. Другой вопрос, что они не любят и не хотят излишних жертв. Этим они коренным образом отличаются от кузена Ивана. И они, конечно же, организовали бы применение нервно-паралитического газа иным способом. Тут права внучка Нина. Дай ей Бог выйти за предполагаемого американца и народить детей, которые ничего не будут знать о своем заполошном прадеде.

Дамы и валеты

Есть в Нью-Йорке один музей, о котором мало знают, но посещать который иногда следует. Там бывают интересные выставки - небольшие, но со вкусом сделанные. Я говорю о Музее искусств графства Насо (Nassau); это, собственно, не Нью-Йорк Сити, а ближайший к нему со стороны Лонг-Айленда пригород. Некий миллионер уехал из своего загородного дворца и отдал его в распоряжение публики. Дворец хорош тем, что он небольшой, уютный и окружен приятным парком, сомнительно украшенном сейчас экспонатами скульптурной коллекции. Скульптура современная, всякие железяки, но, в общем, парка она не гадит, не очень-то и заметна. Периодически в музее устраиваются тематические выставки; была однажды, скажем, выставка милитарной культуры времен Наполеона. Я с благоговением осмотрел его шляпу, знаменитую треуголку, всячески подлинную, что удостоверялось соответствующими сертификатами и печатями (не на самой шляпе, конечно). Экспонаты всегда заемные, предоставляемые большими музеями или частными коллекционерами. Например, на выставку русского дворцового костюма материалы прислали Эрмитаж и Павловский музей.

Программа и политика музея - представлять в Америке старую европейскую культуру; вообще выходить за рамки собственно Соединенных Штатов. А в Европе, само собой понятно, интересна старина, - современности хватает и в Штатах. Однажды очень интересное произошло соединение, я бы сказал взрывчатое соединение. Была выставка, посвященная стилям "арт нуво" и "арт деко". Представлены были живопись и мебель. Арт нуво или, как называли его в России, стиль модерн сейчас очень моден у богатых людей: мебель, лампы. Лампа фирмы Тиффани (кстати, американской) стоит от десяти тысяч и выше. Арт деко - это уже двадцатые годы, джазовый век, дамочки Фицджеральда Скотта, чарльстон. Название произошло от Международной выставки декоративного искусства в Париже в 1925 году. У Маяковского в одном из его зарубежных очерков есть пренебрежительный отзыв об этой выставке. Между прочим, на ней прогремел советский павильон, построенный гениальным Мельниковым; это был уже чистый конструктивизм. И вот на выставке в Музее Насо среди всех этих красивеньких вещичек висел маленький натюрморт Пикассо: очень хорошая идея, мотивированная хронологической близостью экспонатов. Натюрморт производил впечатление взрывного устройства, какого-нибудь тринитротолуола, способного поднять на воздух всё здание со всем его содержимым, со всеми его нуво и деко. "Мементо мори" в некотором роде. Устроители выставки как бы напоминали посетителям: любуясь красивой стариной, не забывайте, в каком веке живете.

Последняя по времени выставка была "Век Латинской Америки" - исключительно живопись и скульптура. Естественно, наличествовал малый джентльменский набор: несколько вещей Ривера, Сикейроса, Ороско, Тамайо, затиражированный автопортрет раздуваемой сейчас феминистками Фриды Кало; какие-то новые, естественно, - очень уж пестрые, напоминающие стиль "кэмп" (для понятного сравнения: базарные лебеди и персиянки). Но был целый зал, отведенный очаровательному всеобщему любимцу Ботеро. Войдя в этот зал, вы сразу же начинаете просветленно улыбаться и так с этой улыбкой и ходите вокруг его картин.

У русского картины перуанца Ботеро вызывают одну неизбежную ассоциацию: Розанов. Оба они - апологеты мирного живота, органического прозябания бытия. Певцы мещанства, сладкого мещанского счастья, розановского "варенья", которые были ведь в России в прежние времена, да и на "пылающем континенте" где-нибудь да наличествуют. Это полная противоположность мрачным Сикейросу и Ороско, один из которых участвовал в покушении на Троцкого, а другой втирал в свои картины порох. У Ботеро - идиллия и буколика. В вариантах к "Путешествию в Арзрум" у Пушкина есть фраза, относящаяся к южному пейзажу: "трава густеет и являет большую силу прозябаемости". Ботеро - это дольней лозы прозябанье, хотя Перу страна вроде бы горная. Вообще южноамериканский пейзаж - дикий, нечеловечески величественный, но впечатление создает не столько божественной, сколько диаболической мощи. Ботеро, должно быть, хочет этому реактивно противостать, по принципу от обратного. И никаких пейзажей, никаких ярких красок: только люди. Впрочем, персонажей Ботеро лучше назвать человечками.

При этом они очень толстые. Это его основной, да, пожалуй, и единственный прием, при этом никак не надоедающий. Не люди, а куклы-пупсы. Все такие, по-другому Ботеро представить свои модели не хочет. Даже соотечественник писатель Льоса, красивый мужчина, вроде Довлатова, - и тот у Ботеро толстый, шарообразный. Вспоминаются баснословные времена, когда полнота считалась признаком здоровья, и желая сделать человеку комплимент, говорили: "Как вы поправились!" Сейчас всё наоборот, и главным недостатком женской фигуры считаются, как известно, ляжки: их не должно быть, вернее, они не должны быть толще голеней. Колени при этом заостряются и глядят какими-то машинно-металлическими сочленениями. "Круглое" не в моде. "Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал"; между прочим, точно те же слова, только не в русских стихах, а в немецкой переведенной на английский прозе я встретил в романе Геббельса (того самого) "Михаэль". Этот фашистски-юнгштурмовский стиль нашел свою эстетику в фотографиях женских моделей Хельмута Ньюмана, я о нем однажды делал передачу. Это всё, конечно, очень стильно, но поневоле вызывает ностальгию по старым временам, когда ценилось другое. Чеховский купец пишет на ярмарке приказчику: "Привези мамзелей, которые попухлявей".

Персонажи Ботеро - симпатичные свинки, вроде американской мисс Пиги или русской Хрюши. Между прочим, разведение породистых свиней было одним из любимых занятий английских аристократов: не только лошади и собаки были предметом их хобби. А сейчас в Америке входит в моду иметь свинью в качестве домашнего животного. Я видел такую сцену в нью-йоркском районе Трайбека: девочка гуляла со свинкой, черной, но блиставшей чистотой, а папаша снимал видеокамерой.

У Честертона есть эссе под названием "О комнатных свиньях", где англичанам предлагается заменить национальный символ льва - свиньей. "Очертания жирной, хорошей свиньи поистине прекрасны; изгиб ее бедра смел и груб, как поверхность водопада или контур тучи",- пишет Честертона. Далее - апофегма:

"Толщина - добро, а не зло. Зрителям она дарует радость, обладателю - скромность. Только в одном не схожусь я с великими аскетами: они шли к смирению, худея. Быть может, худые монахи и святы, но смиренны монахи толстые. Фальстаф говорил, что толстяка невозможно ненавидеть, зато над ним можно смеяться, а это очень полезно для его души".

Одна из таких пухлявых мамзелей или свинок представлена на картине Ботеро "Любовники": громадная женщина с крохотными ножками и грудками сидит на кровати, снимая рубашку, а под одеялом уже лежит крохотный мужчинка с закрытыми глазками. Причем усатый. Вот вам и пылающий континент. Я и говорю: точно Розанов. Зачем пылать и убивать Троцкого, когда тот уже мирным кролиководством занимался? Зачем диаболические пейзажи, уместные разве что для лермонтовского демона? Куда лучше мещанская гостиная, а еще лучше - спальня. Это еще Чехова напоминает, юмореску "Четыре темперамента"; о флегматике там сказано: "Когда видит толстую бабу, шевелит пальцами и улыбается".

Да и лермонтовский демон, как мы теперь точно знаем, - самозванец: Тамара ему нужна, как кровавая дымящаяся в груди рана. То есть рана в действительности и нужна. Он мазохист, а не садист. Как и потомок его Ставрогин.

У Розанова есть замечательный текст под названием "К всеобщему успокоению нервов" - о библиографии. Процитируем кое-что оттуда:

"Господа, бросьте браунинги и займитесь библиографией! Всё равно с этим чертовым "правительством" ничего не поделаешь. Плюньте. Оставьте. Сам Бог простит, что не одолели. Куда тут: сто тысяч войска, миллион войска, а нас, "студентов", приблизительно - ну, тысяч тридцать. С кулаками. Так что поделаешь с "кулаками", когда там пушки? Поэтому Господь простит, если мы "оставим". Сказано: "перекуем мечи на плуги". Ну - библиография и есть эти самые "плуги". Возьмем тихостью, возьмем терпением, возьмем кротостью, возьмем мирным трудом. Если оно, проклятое, увидит, что мы все читаем "Библиофила" и "Старые годы" (...) то оно посмотрит-посмотрит, подождет-подождет - и снимет везде "худые положения", там "военные" и разные другие; и вообще тоже перекует "мечи на орала" и переделает "трехвостки" просто в веревочки для завязывания провизии".