Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

• Название: Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
• Автор: Борис Парамонов
• Жанр: Публицистика

---

Пол Берман кончает свою статью о теоретике исламского терроризма таким вопросом: чем мы может ответить на этот вызов, кроме бомб? Какую философию может противопоставить этому целостному мировоззрению Запад?

Мне кажется неверной такая постановка вопроса. Во-первых, бомбы швырять начал не Запад, он находится в состоянии необходимой самообороны. Бомбы - единственный аргумент учеников Кутаба, а не западная панацея. А во-вторых, и это важнее всего, долгий опыт западного развития к тому и привел, что была понята необходимость устройства общественной жизни на секулярных началах. Что бы ни говорили о кризисе гуманизма, но соблюдать эту установку надо, это в любом случае лучше, чем жертвенная смерть за идеалы, которые через пять веков, а то и через пятьдесят лет предстанут ложью. Так что ответ Западом давно дан, и плохо придется именно тому, кто его не услышит.

Бердяев, когда он преодолевал собственный страстный темперамент и начинал мыслить здраво, говорил совсем другие вещи, нежели в книге "Новое Средневековье" (от которой, кстати, он позднее отмежевался). Например, что Бог слабее полицейского. Вот и давайте уповать на полицейских, борющихся с террористами, обуянными религиозным рвением.

Что касается эстетики жестокости в современном искусстве, то это тоже ведь в пределах полицейского воздействия, условно говоря. Оно не грозит общественному порядку в той же мере, как тотальные средства исправления человечества. Гаспар Ное террором не занимается - просто показывает неидеальность, так скажем, человеческой натуры. А с такими представлениями легче создать если не совершенную, то приличную жизнь.

Фрида и Троцкий

Недавно был сделан в Америке фильм "Фрида" - о мексиканской художнице Фриде Кало, которая сейчас вошла в моду, главным образом, стараниями феминисток, хотя, конечно, отнюдь не лишена была художественной одаренности. Она известна еще тем, что была женой великого художника Диего Риверы. Со временем ввели в культурный обиход тот еще факт, что Троцкий, поселившись в Мексике, стал ее любовником. Теперь они так же неразрывны во всех упоминаниях, как Айседора Дункан и Есенин. Ясно, что мимо такого сюжета не мог пройти Голливуд, со своей нынешней левизной и склонностью к интимным деталям (попросту говоря, к сексу). Есть еще одно обстоятельство, хорошо работающее на драматический сюжет: жизнь Фриды Кало была трагичной: она в ранней молодости жестоко пострадала в автомобильной катастрофе, несколько лет лежала в гипсе, потом более или менее оправилась, но со временем положение ухудшилось и ей пришлось ампутировать ногу. Ну, в общем, всё это и было представлено на экране в красках и с музыкой (кстати, музыка к "Фриде" была награждена премией Оскара). Продукция вполне доброкачественная, и фильм, что называется, смотрится: материал уж очень богатый.

Есть такая тема, которую любят обсуждать в Америке: Голливуд и история. Я однажды даже документальный фильм видел на эту тему. Вывод априорно ясен: Голливуд историю искажает - скажем, так: упрощает до примитивности. Исторические фильмы Голливуда - самый сомнительный вид его продукции. При этом факты, в общем, не искажают; но сама необходимость представить историческую длительность в полуторачасовом формате любую историю делает в лучшем случае схемой.

Фильм "Фрида" в этом отношении лучше других: история уж очень яркая и, так сказать, не особенно сложная. Есть материал и мотив для мелодрамы, есть возможность представить богатый местный колорит. Хорош Диего Ривера сам по себе, и без Фриды: гений, левак, коммунист, бабник. Я не знаю, оставался ли Ривера коммунистом до конца жизни, но в любом случае левому художнику это не мешает: быть коммунистом для свободного художника так же пикантно, как для красивой женщины быть немного проституткой. К этим эксцентричностям не следует относиться серьезно, хотя бывали такие события, как участие художника Сикейроса в первом, неудавшемся покушении на Троцкого. Сикейрос в этой акции явно превзошел меру потребного для художника бунтарства, здесь он был уже не свободен, а, что называется, ангажирован. Ривера в таких грязных делах не участвовал - хотя бы и потому, что был горячим поклонником Троцкого: это он выхлопотал у президента Карденаса разрешение поселиться Троцкому в Мексике и организовывал первое его, как сейчас говорят, обустройство в этой стране.

И тут возникает тема, очень значимая для русских: был ли Троцкий альтернативой Сталину? Не только политической, но и культурной? В фильме "Фрида" Троцкий представлен как тонкий интеллектуал, убеждающий - да и убедивший левых всего мира, что сталинская диктатура есть перерождение революции в термидор, бюрократическое окостенение правящего аппарата победившей социалистической революции (в правоте и едва ли не святости которой Троцкий никогда не испытывал сомнений).

Создается впечатление, что такие коммунистические вожди, как Троцкий, осуществляя цели социалистической революции, отнюдь не посягнули бы на искусство и его потребность быть свободным выражением голоса современности. Вопрос можно поставить короче и острее: совместимы ли коммунизм и искусство? И что в этом отношении дает опыт Троцкого, много писавшего об искусстве (не только о русской литературе, но и, к примеру, о выставках венского Сецессиона)?

Для этого у нас есть богатый материал - книга самого Троцкого "Литература и революция", вторым, и полным, изданием вышедшая в 1924 году, когда он в общем был в революции первым человеком после Ленина. И тон этой книги - книги революционного вождя, пишущего о современных литераторах, - поразительно отличается от того декретирования и проработок, которыми приобрели дурную славу все прочие документы Российской коммунистической партии, касающиеся вопросов искусства.

При этом я с самого начала вынужден заявить, что писания Троцкого о литературе очень неверны. И тут дело в том, что он хочет поставить литературу в перспективу революции, даже не подозревая о том, что у нее, литературы, имеется собственная кривая, собственная парабола, не подозревая, что в литературе нужно принципиально различать материал и стиль.

Корень этой ошибки: Троцкий уверен, что революция изменила всё. На самом деле любая революция, меняя много и принципиально, бессильна изменить это самоe всё.

Но прежде чем перейти окончательно к Троцкому, то есть к его трактовке литературы и искусства, возьмем свидетельство одного человека, несомненно разбиравшегося в искусстве а в молодости бывшего социал-демократом и встречавшегося с Троцким, даже жившим у него. Это Илья Эренбург:

"В Вене я жил у видного социал-демократа Х. - я не называю его имени: боюсь, что беглые впечатления зеленого юноши могут показаться освещенными дальнейшими событиями. ... Х был со мною ласков и, узнав, что я строчу стихи, по вечерам говорил о поэзии, об искусстве. Это были не мнения, с которыми можно было бы поспорить, а безапелляционные приговоры. Такие же вердикты я услышал четверть века спустя в некоторых выступлениях на Первом съезде советских писателей. ... Для Х. обожаемые мною поэты были "декадентами", "порождением политической реакции". Он говорил об искусстве как о чем-то второстепенном, подсобном".

Вердикты вердиктами, но Троцкий, в отличие от последующих идеологических вправщиков мозгов, писал по-своему, индивидуально. У него был стиль. Читать Троцкого, прямо скажем, - интересно. А соглашаться с ним и следовать указаниям вождя тогда, в 24-м году, было еще необязательно. С книгой Троцкого полемизировали в печати Эйхенбаум и Шкловский.

Приведем несколько образцов безапелляционных, но к оргвыводам не ведущих высказываний Троцкого.

О Зинаиде Гиппиус:

"Пожалуй, через сотню лет историк русской революции укажет пальцем, как гвоздевый сапог наступил на лирический мизинчик питерской барыни, которая немедленно же показала, какая под декадентски-мистически-эротически-христианской ее оболочкой скрывается натуральная собственническая ведьма".

О Розанове и повсеместном им увлечении:

"А между тем Розанов был заведомой дрянью, трусом, приживальщиком, прилипалой. И это составляет суть его... перед силой всю жизнь червем вился. Червеобразный человек и писатель: извивающийся, скользкий, липкий, укорачивается и растягивается по мере нужды - и, как червь, противен".

Увлечение религиозными мотивами у современных поэтесс (между прочим, Троцкий заметил Цветаеву):

"Бог - нечто вроде свахи и повитухи, то есть с атрибутами всемогущей салопницы. И если позволена будет нота субъективизма, мы охотно признаем, что этот широкозадый бабий бог, хоть и не очень импозантен, но куда симпатичнее надзвездного парового цыпленка мистической философии".

Или еще о том же (но это относится уже к Есенину):

"Самой ходкой тканью поэзии - в век машинизированной текстильной индустрии - становится богородицын плат".