Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

• Название: Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
• Автор: Борис Парамонов
• Жанр: Публицистика

---

И всё же не тут, не в этом сюжете заключается суть книги. Это роман о поэте и его Музе. При этом сама Муза - поэт. И Муза оказывается сильнее поэта, способной на самостоятельную жизнь. Это, так сказать, Галатея, победившая Пигмалиона - победившая во всех смыслах, не только в эротическом. И эта победа стоит поэту дорого, очень дорого: она разрушает его жизнь. Короче говоря, роман "Голубой ангел" - о гении как злодействе.

Профессор Тэд Свенсон преподает в маленьком, но изысканном вермонтском колледже (что-то вроде Мидлберри). Преподает он так называемый криэйтив райтинг - учит студентов, как писать художественную прозу. (Тем же самым, но в отношении поэзии занимался в Америке Иосиф Бродский). В группе у него девять человек - один другого бездарнее. Один, например, написал рассказ о молодом человеке, который в отместку отказавшей ему девушке, изнасиловал курицу, вынутую из холодильника. Всё это положено всерьез обсуждать, ни в коем случае не задевая самолюбия или потенциальных способностей автора.

И вот среди этого безрыбья всплыла рыба-кит - Анжела Арго. Анжела - это и есть ангел, данный в титле книги. Но она оказывается не ангелом, а ведьмой. При этом она необыкновенно талантлива. Тэд Свенсон влюбляется в нее почти мгновенно. Ситуация тем еще обостряется, что он сам писатель, автор двух высоко оцененных романов, но вот уже около десяти лет не может написать третьего. У него, что называется писательский блок. А тут появляется студентка, выдающая превосходную прозу. Свенсон начинает с ней как бы идентифицироваться, не отличает ее от себя, ее дело становится его делом.

При этом девица, как уже было сказано, - ведьма, даже внешне. Она панкует: красит волосы в невообразимые цвета и вся насквозь протыкана железом: пирсинг. У коллеги-преподавательницы, в группе которой Анжела в прошлом году занималась поэзией, Свенсон узнает, что Анжела писала странные, но очень сильные стихи, причем на единственную тему - о своем инцестуозном влечении к отцу. Эти стихи она переплела в единственном экземпляре и подарила университетской библиотеке. Свенсон, естественно, знакомится с ее стихами, написанными от лица сотрудницы телефонной секс-службы. Ее, так сказать, псевдоним - Анжела 911 (в Америке телефонному номеру можно дать буквенное начертание, а 911 - это всеамериканский телефон полиции). Свенсон звонит по этому телефону (из своего университетского кабинета) и узнает, что Анжела 911 действительно работала в этой секс-лавочке, но уволилась. Так же - "Анжела 911" - называется книжка ее стихов. Вот их образчик.

У меня четыре дочери, трое спят. Но одна проснулась и ждет меня. Вот почему я звоню тебе сейчас. Ты спишь? Не спи. Слушай. Я думаю о ее напрягшихся маленьких грудях. Пальцы мои меж ее ног. Ее бедра трепещут под моей рукой. Ты спишь? Слушай. Я слышу ее плач. Так она малюткой подражала гульканью голубей. Но сейчас ее плач для меня, он мой. Ее косточки тонки, как у голубя. Я прижался к ней нежно, нежно. Вот почему я позвонил тебе. Слушай. Не спи, слушай.

Я сказала: не сплю, я жду тебя. О, ты так возбуждаешь меня. Представь, что ты лежишь на мне. Представь, что я твоя дочь.

Та самая преподавательница, в группе которой занималась Анжела, предостерегает Свенсона от каких-либо неформальных контактов с ней: от этой девушки ощутимо исходит опасность. К тому же она патологическая лгунья: говорит, что страдает эпилепсией (на самом деле нет), что ее отец - это отчим (и мы так и не узнаем, правда ли это), кроме того, в поликлинике колледжа она зафиксирована как невротичка, склонная к самоубийству.

Проза, которую Анжела не обсуждает в студенческой группе по причине ее громоздкости, но с которой знакомит профессора в частном порядке, - это роман, под названием "Яйца". Некоей девушке-школьнице по случаю достался инкубатор, и она решила использовать его для проведения биологического опыта, который пойдет ей в зачет по соответствующему предмету. При этом она увлекается музыкой - играет на кларнете и тайно влюблена в учителя музыки мистера Рейнода. Свенсон, читая соответствующие главы, спрашивает Анжелу, действительно ли она музыкантша, и поражается, узнав, что нет: настолько профессионально-умело описаны все музыкальные сюжеты романа. Как вы сделали это? - Да так, почитала кое-что.

В общем, способности автора-прозаика вне всякого сомнения.

Анжела приносит Свенсону очередную главу. Мистер Рейнод, узнав о проекте своей ученицы, вызывается помочь ей, ссылаясь на свое деревенское детство, и приходит в амбар, где она держит инкубатор:

В тот вечер раздался стук в дверь. Это был мистер Рэйнод. Стоит в дверях, улыбающийся, но серьезный. Точно, как я воображала. Почему-то это меня успокоило, как если б это случалось и раньше. И всё-таки сердце бьется так часто, что я буквально боюсь умереть. (Свенсон рекомендует выбросить слово "буквально".)

Мистер Рейнод казался уверенным, довольным, но в то же время как бы извиняющимся. Будто бы я могла рассердиться на его появление. Я не сердилась, я просто не могла сказать ни слова. Я сделала шаг назад. Амбар был теплым и темным, только красная лампочка горела. Я помогла ему снять пиджак. Он взял яйцо в руку.

"Поди сюда",- сказал он. Я подошла и встала за ним и прижалась животом к его спине, а он медленно повернулся ко мне, всё еще держа в руке яйцо. Он взял мою руку свободной рукой и прижал мои пальцы к своей руке, той, в которой было яйцо. Сжимал мою руку, пока яйцо не треснуло. Жидкие, липкие желток и белок текли по нашим сплетенным пальцам, и пока он водил своей рукой по моей, наши руки слиплись. Мои пальцы скользили по его, пока наши руки ни соединились и я больше не понимала, где его и где мои пальцы.

Я чувствовала в пульсирующем красном свете, как он смотрит на меня, но сама на него не смотрела - я закрыла глаза, когда он отпустил мою руку и расстегнул брюки. Потом взял снова мою руку, всё еще липкую от яйца, и положил ее на свой член. Должно быть, это был член - раньше я никогда не касалась ничего подобного. Он был и нежным, и твердым, и мистер Рейнод водил моей рукой по нему, сжимая мои пальцы, как раньше вокруг яйца. Потом я почувствовала, какой он приятный, бархатный и теплый. И в то же время было как-то противно - втирать яйцо в чей-то половой орган!

Он прижал меня к стене и стал целовать. Его язык проник в мой рот. Слюна его пахла, как может пахнуть пища во рту немолодого человека. Печенка, лук, жареная рыба. Я подавилась его пузырчатой слюной. Ему столько же лет, сколько моему отцу, думала я. Его живот прижался к моему. Щетина царапала мне лицо. Он был совсем не такой, как те мальчики, с которыми я целовалась в школе. Должно быть, он знал, что я об этом думаю, потому что он стал настойчивей, сердитей, он задрал мою юбку и спустил колготки и резко вошел в меня, и ничего больше не было мягкого, но грубо царапало. Я заплакала, потому что было больно, и было так неловко думать, что сырое яйцо на его члене внутри меня.

И в то же время мне было приятно, потому что он хотел меня, хотел так сильно, что пошел на такой риск. Родители были во дворе. Наша школа смутно виднелась в темноте. А я была больше всего этого. Я одна на свете заставила взрослого мужчину рискнуть всем, чтобы сделать то, что мы делали в теплом свете амбара, над подносами яиц, при тихом жужжании инкубатора.

Как проза, это похоже на рассказ раннего Хемингуэя "У нас в Мичигане". И еще вспоминаются записи молодой Ахматовой: "Потом Федоров целовал меня, и от него пахло обедом".

В общем, Анжела своего профессора, что называется, использовала - затащила к себе в постель в студенческом общежитии. Как бы в обмен она взяла с него обещание, что Свенсон покажет уже написанные главы своему издателю в Нью-Йорке. "Как бы" тут нужно сказать потому, что Свенсон и так готов для нее на всё, и сделал бы ей такое одолжение без всякого секса. Свенсон едет в Нью-Йорк, встречается с издателем, нахваливает свою студентку, говоря в частности, что ее проза - это "Лолита", написанная самой девочкой. Но издатель и слушать не хочет - контора завалена рукописями, отказывается даже взять почитать Анжелины "Яйца". Они крепко подпивают за ланчем, и Свенсон забывает рукопись в ресторане.

Вернувшись домой, он в понятном отчаянии. Что если это был единственный экземпляр рукописи? Он боится позвонить Анжеле, и та, решив, что Свенсон не выполнил своего обещания, устраивает ему большую подлянку. Под прикрытием всех своих блях и цепей она приносит еще и портативный магнитофон в кабинет Свенсона и записывает их разговор, смысл которого не оставляет сомнений: профессор заманил студентку в половой контакт, дав ей ложное обещание. Классический случай сексуальной эксплуатации, абсолютно не терпимый вообще, ни тем более в нынешней накаленной атмосфере университетских кампусов. Магнитофонную запись Анжела отдает декану. И вот тут начинается трагикомедия. Свенсона подвергают разбирательству в соответствующем конклаве, результат какового слушания заранее известен: его увольняют с работы. Еще раньше он во всем признался жене, и та уходит от него. Он остался у разбитого корыта - и при этом в состоянии писательского блока, когда не может заниматься единственным известным ему делом.