Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

• Название: Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
• Автор: Борис Парамонов
• Жанр: Публицистика

---

В сущности, с этим можно согласиться. Спору нет - был тогда, в начале прошлого века, социальный заказ на русскость. Всё новейшее русской искусство того времени шло под этим знаком: балеты Стравинского, включая гениальную "Весну священную", живопись Рериха, открытие древнерусской иконы, лучшая, говорят, русская опера - "Град Китеж" Римского-Корсакова. И сюда очень органично ложится Клюев, закономерно сменивший стилизатора "Яри" Городецкого. Открыли даже эстетику русской простонародной вывески, и сублимировал ее Ларионов. Хлебникова можно сюда причислить - ярого анти-западника. Позднее Бенедикт Лившиц в мемуарах "Полутороглазый стрелец" прямо назвал тогдашний футуризм расовым искусством (естественно, в то время слово "расовый" не имело той зловещей коннотации, которую оно приобрело позднее).

Ну и, наконец, назовем главное имя - Распутин, Григорий Ефимович Распутин-Новых. Дело не в том, что Распутин был фигурой далеко не однозначной; важно то, что он сюда стилистически очень удачно ложится. Шел поиск корней, искалось припадение к земле. Русский ренессанс хотел быть именно русским.

Приведем высказывание одного очень серьезного человека - С.Н.Булгакова, впоследствие отца Сергия. Этот многообещавший философ загнал себя в догму, но именно это влечение к догмату и обличает его крайнюю серьезность. Это не легковесная фигура. В его автобиографических записях есть такой текст:

Я ничего не мог и не хотел любить, как Царское самодержавие, Царя, как мистическую, священную Государственную власть, и я обречен был видеть, как эта теократия не удалась в русской истории и из нее уходит сама, обмирщившись, подменившись и оставляя свое место... интеллигентщине. И теперь только я вижу и понимаю, что эта неудача была глубже и радикальнее, чем я ее тогда умел видеть. Самоубийство самодержавия, в котором политические искажения в своевольном деспотизме соединились с мистическими аберрациями в Распутине и даже семейным психозом в царице, не имели виновника в Николае 11, ни в его семье, которые по своим личным качествам были совершенно не тем, чем сделал их престол. Это самоубийство было предопределено до его рождения и вступления на престол, - здесь античная трагедия без личной вины, но с трагической судьбой (...) Николай 11 с теми силами ума и воли, которые ему были отпущены, не мог быть лучшим монархом, чем он был: в нем не было злой воли, но была государственная бездарность и в особенности страшная в монархе черта - прирожденное безволие (...) И добавлю еще: разве не правого он восхотел, когда он, теократический царь, как это он верно и глубоко понял в царском сердце своем (вопреки всем окружающим, хотевшим видеть в нем только политического монарха, самодержавного императора), взыскал вдохновения свыше, духа пророчественного, и обрел его ... в Распутине.

Всё это было серьезнее, чем казалось либеральным противникам самодержавия. Здесь был сюжет, и легко указать, откуда взял его Булгаков, - из учения Владимира Соловьева о царе, первосвященнике и пророке. Распутин в этом контексте как бы вызывал пророческие упования. В его лице царская власть прикасалась русской земле; возникал соблазн какой-то невиданного в истории слияния власти и народа. Но - мы знаем, чем это кончилось. Чем, собственно, был Распутин - не святым, а грязным оргиастом, носителем духа самой разнузданной хлыстовщины. Царская власть не прикоснулась к земле, а вывалилась в грязи, утратив последние остатки исторического авторитета. Вместо ожидаемого брачного слияния матери-земли с плодоносной мужской силой народа пошли грязные анекдоты о Распутине и царице - а то и о царевых дочках.

Интересно, что Распутин не был единственным солистом в тогдашнем царском народническом репертуаре. Во время войны призванный в армию Есенин был устроен в царский санитарный поезд и был принимаем во дворце. Там же являлся и Клюев. Проект строился весьма серьезный. Солженицын и сейчас считает, что Распутин был пророчески прав, предостерегая царя от вхождения в войну.

И совсем уж соблазнительно найти параллель распутинскому казусу в новейшей российской - советской уже - истории. В сталинское время был подобный феномен - Берия. Не далее как в последнее воскресенье, 14 марта, "Нью-Йорк Таймс" поместила статью Саймона Монтефиоре под названием "Российский демократический деспот". Речь там идет о том, что не нужно так уж особенно бояться жупела КГБ - и кегебистских силовиков, которых Путин во многих количествах затащил сейчас во власть. И затем следует фраза, которую редко встретишь на страницах западной печати и почти никогда - российской:

"В конце концов, Берия был казнен по приказу Хрущева не за его злодеяния, а за то, что предлагал либерализовать советскую систему".

Всё это правильно, и я сам видел в Италии книгу, посвященную именно такому Берии: мне подробно пересказал ее миланский славист Дарио Стафа, с которым я часто общался по приезде в эмиграцию (я провел в Италии год). Потом об этом же писал Антонов-Овсеенко-сын, но этот автор обладал таким антисталинским и, соответственно, антибериевским априори, что, приводя массу фактов в пользу того же мнения - о либерально-реформаторском потенциале Берии, - вместе с водой выплеснул и ребенка: не заметил главного в сюжете.

Оговоримся. Я вовсе не хочу сравнивать Распутина с Берией и строить догадки о светлом будущем русской земли, утвердись в ней Распутин в качестве того самого соловьевского пророка. И вообще мы говорим, как помнится, не о Распутине, а о поэте Николае Клюеве. Но тема Клюева - тема стихийной гениальности русской земли - как-то поневоле выводит именно к таким сюжетам. Земля на то и земля, чтобы миллионы лет лежать недвижимо. Что ее может поднять, привести в действие? Какой-то внеположный толчок. Такой толчок ей дали большевики. Но таким же в глубочайшей сущности был и Клюев: не столько сын родной земли, сколько ее, прости Господи, насильник - мужеложец, вознамерившийся слиться с матерью в некоем инцестуозном акте. Эти механизмы исчерпывающе описаны Жилем Делёзом в его книге о Захер-Мазохе. Я делал о ней передачу и не хочу сейчас повторяться. Лучше еще раз послушаем Клюева:

Войти в Твои раны - в живую купель,

И там убелиться, как вербный Апрель,

В сердечном саду винограда вкусить,

Поющею кровью уста опалить.

Распяться на древе - с Тобою, в Тебе,

И жил тростники уподобить трубе,

Взыграть на суставах: Или - Элои,

И семенем брызнуть в утробу Земли.

Гомосексуализм Клюева в том ярче всего сказался, что якобы чаемая им в качестве сексуального объекта мать-земля оказывается на деле - Телом Христовым. Христос для него одновременно - и сексуальный объект, и порождаемый Сын. Это звучит, понимаю, богохульственно. Но это не я богохульствую - а Клюев.

Я мог бы привести десятки стихотворений Клюева в качестве иллюстрации к этому тезису. Но эти стихи, при всей их несравненной мощи, оставляют тяжелое впечатление. Разговор о Клюеве хочется окончить на какой-то более если не веселой, то легкой, что ли, ноте:

"Полуденный бес, как тюлень,

На отмели греет оплечья.

По тяге в сивушную лень

Узнаешь врага человечья.

Он в тундре оленем бежит,

Суглинком краснеет в овраге,

И след от кромешных копыт -

Болотные тряские ляги.

В пролетье, в селедочный лов,

В крикливые гагачьи токи,

Шаман заклинает бесов,

Шепча на окуньи молоки:

"Эй, эй! Юксавель, ай-наши!"

(Сельдей, как бобровой запруды),

Пречистей лебяжьей души

Шамановы ярые уды.

Лобок - желтоглазая рысь,

А в ядрах - по огненной утке, -

Лишь с Солнцевой бабой любись,

Считая лобзанья за сутки.

Чмок - сутки, чмок - пять, пятьдесят -

Конец самоедскому маю.

На Солнцевой бабе заплат,

Что мхов по Печенгскому краю.

Шаману покорствует бес

В раю из оленьих закуток,

И видит лишь чума навес

Колдующих, огненных уток".

Мадам де Сталь и Сталин

Название этой передачи навеяно романом Александра Шарова "До и во время", появившимся в середине 90-х годов и вызвавшим скандал в самой редакции журнала, его опубликовавшего. Один из членов редколлегии, Ирина Роднянская, печатно отмежевалась от решения роман публиковать. Аргументы, ею приводившиеся, свидетельствовали о непонимании его поэтики: это была вещь фантастическая, напоминавшая приемы так называемого магического реализма. Сталин был сделан сыном мадам де Сталь - знаменитой писательницы эпохи Французской революции, непримиримой врагини Наполеона, побывавшей в России в период ее изгнания, хотя хронологически, конечно, это было невозможно: Жермена де Сталь умерла в 1817 году. Помнится, Роднянскую особенно возмутила та деталь романа, в которой описывалась внешность Сталина, в частности, его огромный высокий лоб, тогда как в действительности сталинский лоб был чрезвычайно низок. "Низколобый тиран" - так его называли в эмиграции.