Клайв Баркер - Имаджика

• Название: Имаджика
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Фэнтези

Клайв Баркер родился в Ливерпуле. Более того, он закончил школу, в которой учился Джон Леннон. Это невольно вызывает сравнение и ко многому обязывает. И если ты писатель, уже мало написать просто хорошую книгу. Совершенно необходимо написать книгу необыкновенную, исключительную. Так и герою романа, художнику Миляге, внезапно обретшему память о своем забытом прошлом, стало казаться мало прожить восемь нормальных жизней знаменитым магом Сартори. И думается, автор «Имаджики», ставший лауреатом международной литературной премии «Horror», справился со своей непростой задачей.

Не скажу, что ничего подобного на русском языке больше не выходило, но этот двухтомник, появившийся в 1995-м, определенно на много лет вперед стал для отечественных читателей самым заметным явлением в жанре «темной фэнтези». В этом плане Баркера можно сравнить разве что со Стивеном Кингом, чьи откровенно подростковые «Глаза дракона» рядом с «Имаджикой» выглядят довольно-таки тускло, а «Темная башня» все-таки принадлежит к иному поджанру фантастики.

---

– Мы встречались на Рождество, – сказала Симона. – Не знаю, помните вы или нет.

– Сразу вспомнила, – ответила Юдит.

– С тех пор я подстригла волосы, и, клянусь, теперь половина друзей меня не узнает.

– Вам идет.

– Клейн говорит, что надо было их сохранить и сделать из них какие-нибудь украшения. В начале века волосяные брошки были последним писком моды.

– Только в качестве memento mori,[15] – сказала Юдит. Симона посмотрела на нее непонимающим взглядом. – Волосы обычно срезали с головы умершего.

Одурманенной шампанским Симоне потребовалось некоторое время, чтобы ухватить смысл слов Юдит, но когда это все-таки произошло, она застонала от отвращения.

– Наверное, это отвечает его представлениям о юморе. У этого мужика нет никакого представления о порядочности, так его мать! – В этот момент Клейн вышел через заднюю дверь, неся с собой шампанское. – Да, твою, твою! – закричала Симона. – Ты что, несерьезно относишься к смерти?

– Я, очевидно, пропустил какую-то важную часть разговора? – осторожно предположил Клейн.

– Каким безвкусным старым пердуном ты бываешь иногда! – продолжала Симона, швырнув стакан себе под ноги и направляясь к Клейну.

– Да что я такого сделал? – спросил Клейн.

Луис ринулся ему на помощь, пытаясь успокоить Симону нежными речами. У Юдит не было никакого желания во все это ввязываться. Она пошла по одной из дорожек и, отойдя подальше от кампании, опустила руку в карман юбки, где лежало яйцо синего камня. Она зажала его в кулаке и наклонилась, чтобы понюхать одну из совершенных роз. Она ничем не пахла – не было даже запаха жизни. Юдит потрогала лепестки – они оказались сухими на ощупь. Она выпрямилась, окидывая взглядом цветущий сад. Подделка, вплоть до последнего цветка.

Кошачий концерт Симоны прекратился некоторое время назад, а теперь смолкла и болтовня Луиса. Юдит оглянулась и увидела, как, выходя из дома навстречу теплому вечернему воздуху, на пороге появился Миляга.

– Спаси меня, – услышала она завывания Клейна, – прежде чем с меня живьем снимут кожу.

На лице Миляги засияла его коронная улыбка, и он раскрыл объятия навстречу Клейну.

– Больше никаких ссор, – сказал он, похлопывая Клейна по плечу.

– Скажи это Симоне, – ответил Клейн.

– Симона! Ты дразнишь Честера?

– Но он вел себя, как последний ублюдок.

– Поцелуй меня и скажи, что ты его прощаешь.

– Я прощаю его.

– Да воцарится мир на земле, и пусть все возлюбят Честера.

Раздался общий смех, и Миляга стал обходить всю компанию, целуясь, обнимаясь, пожимая руки – приберегая для Ванессы последнее, самое долгое и, возможно, самое жестокое свое объятие.

– Ты кое-кого пропустил, – сказал Клейн и указал Миляге на Юдит.

Он не стал расточать на нее свою улыбку. Все его шуточки были ей прекрасно известны, и он знал об этом. Поэтому он просто посмотрел на нее едва ли не виновато и поднял в ее направлении стакан, который Клейн уже успел вложить ему в руку. Он всегда ловко умел перевоплощаться (возможно, виной тому были способности Маэстро, проявлявшиеся и в повседневной жизни), и за сутки, миновавшие с тех пор, как она оставила его на ступеньках его дома, он сумел создать себя заново. Растрепанные волосы были приведены в порядок; он смыл с лица въевшуюся грязь и копоть и побрился. В своем белом костюме он выглядел, словно только что вернувшийся с поля игрок в крикет, излучающий энергию и радость победы. Она внимательно посмотрела на него в поисках следов того измученного человека, которым он был еще прошлым вечером, но все его волнения и беспокойства он спрятал глубоко внутри, что не могло не вызвать ее восхищения. Этим вечерам он предстал в обличье того любовника, которого нарисовало ее воображение, когда она лежала в постели Кезуар, и это пробудило в ней знакомое волнение. Сон уже однажды толкнул ее в его объятия; привело это, как известно, к боли и слезам. Напрашиваться на повторение этого эксперимента было чем-то вроде особой формы мазохизма – и способом отвлечься от более важных дел.

И все-таки, и все-таки. Не должны ли они неизбежно упасть друг другу в объятия, рано или поздно? А если так, то тогда, возможно, эта игра взглядов – лишь напрасная трата времени, и не лучше ли им отбросить это кокетливое ухаживание и раз и навсегда признать, что они неразделимы? На этот раз их не будет травить неизвестное им обоим прошлое; теперь каждый из них знает свою историю, и они смогут построить свои отношения на прочном фундаменте. Разумеется, если ему этого захочется.

Клейн поманил ее, но она осталась в окружении поддельных цветов, заметив, как не терпится ему понаблюдать за развитием подстроенной им драмы. Он, Луис и Дункан играли роль зрителей. Спектакль, который они пришли посмотреть, назывался «Суд Париса». Роли Богинь исполняли Ванесса, Симона и она сама. Миляга же, разумеется, и был героем, которому предстояло сделать между ними выбор. Затея отдавала нелепым гротеском, и она решила держаться подальше от сцены, укрывшись где-нибудь в дальнем конце сада, пока на лужайке будет продолжаться веселье. Неподалеку от стены она набрела на странное зрелище. В искусственных джунглях была расчищена небольшая полянка, и на ней был посажен куст роз – настоящий, хотя и куда менее роскошный, чем окружающие его подделки. Пока она размышляла над этой загадкой, за спиной у нее появился Луис со стаканом шампанского.

– Одна из его кошек, – сказал Луис. – Глорианна. В марте ее задавила машина. Он был в полном отчаянии. Не мог спать. Даже ни с кем не разговаривал. Я думал, он убьет себя.

– Странный он человек, – сказала Юдит, оглядываясь через плечо на Клейна, который в этот момент обнимал Милягу за плечи и громогласно смеялся. – Он делает вид, что все для него – только игра...

– Это потому, что он все принимает слишком близко к сердцу, – ответил Луис.

– Сомневаюсь, – сказала она.

– Мы ведем с ним дела уже двадцать один, нет, двадцать два года. Мы ссорились. Потом мирились. Потом снова ссорились. Поверьте мне, он хороший человек. Но он так боится расчувствоваться, что должен все обращать в шутку. Вы ведь не англичанка?

– Англичанка.

– Тогда вы должны это понять, – сказал он. – У вас ведь тоже есть свои маленькие тайные могилки. – Он рассмеялся.

– Тысячи, – ответила она, наблюдая за тем, как Миляга возвращается в дом. – Не могли бы вы извинить меня на секундочку? – спросила она и направилась к лужайке, преследуемая Луисом. Клейн сделал движение, чтобы перехватить ее, но она только вручила ему свой пустой стакан и вошла внутрь.

Миляга был на кухне. Он копался в холодильнике, снимая крышки с кастрюль и банок и изучая их содержимое.

– Столько разговоров о невидимости... – сказала Юдит.

– Ты предпочла бы, чтобы я не пришел?

– Ты хочешь сказать, что если б я действительно предпочла это, ты бы остался дома?

Он довольно ухмыльнулся, отыскав нечто, соответствующее его вкусу.

– Я хочу сказать, что до остальных мне нет дела. Я пришел сюда только потому, что знал, что увижу тебя здесь.

Он запустил свой указательный и средний палец в извлеченную им посудину и отправил себе в рот приличную порцию шоколадного мусса.

– Хочешь? – спросил он.

Ей не хотелось, пока она не увидела, с какой жадностью пожирает он коричневую массу. Его аппетит подействовал заразительно, и она решила последовать его примеру. Мусс оказался сладким и жирным.

– Вкусно? – спросил он.

– Порочно, – ответила она. – Так что же заставило тебя передумать?

– Насчет чего?

– Ты же хотел спрятаться.

– Жизнь слишком коротка, – сказал он, снова поднося ко рту пальцы с муссом. – Кроме того, я ведь тебе только что сказал: я знал, что увижу тебя здесь.

– Ты теперь к тому же умеешь читать мысли?

– Боже мой, как вкусно! – сказал он, и улыбка его показалась ей еще более шоколадной, чем его зубы. Утонченный денди, который несколько минут назад появился в саду, теперь превратился в прожорливого мальчишку.

– У тебя весь рот в шоколаде, – сказала она.

– Хочешь умыть меня своими поцелуями? – спросил он.

– Да, – сказала она, не видя смысла скрывать свои чувства. Секреты и так принесли им в прошлом достаточно вреда.

– Тогда почему мы до сих пор здесь? – спросил он.

– Клейн никогда не простит нам, если мы уйдем. Вечеринка устроена в твою честь.

– Мы уйдем, а они тут пока поговорят о нас, – сказал он, ставя на место посудину с муссом и вытирая рот тыльной стороной руки. – Собственно говоря, им это даже больше понравится. Давай уйдем прямо сейчас, пока нас не заметили. Мы тут с тобой теряем время, а могли бы...

– ...уже давно заняться любовью.

– А я думал, это я читаю чужие мысли... – сказал он.

Когда они открыли парадную дверь, Юдит услышала, как Клейн зовет их из сада, и ее охватило чувство вины. Но оно тут же исчезло, стоило ей вспомнить о том, какое самодовольное выражение заметила она у него на лице, когда Миляга возник на пороге, и все актеры для задуманного им фарса оказались в сборе. Угрызения совести уступили место раздражению, она громко хлопнула дверью, чтобы он наверняка услышал.