Клайв Баркер - Имаджика

• Название: Имаджика
• Автор: Клайв Баркер
• Жанр: Фэнтези

Клайв Баркер родился в Ливерпуле. Более того, он закончил школу, в которой учился Джон Леннон. Это невольно вызывает сравнение и ко многому обязывает. И если ты писатель, уже мало написать просто хорошую книгу. Совершенно необходимо написать книгу необыкновенную, исключительную. Так и герою романа, художнику Миляге, внезапно обретшему память о своем забытом прошлом, стало казаться мало прожить восемь нормальных жизней знаменитым магом Сартори. И думается, автор «Имаджики», ставший лауреатом международной литературной премии «Horror», справился со своей непростой задачей.

Не скажу, что ничего подобного на русском языке больше не выходило, но этот двухтомник, появившийся в 1995-м, определенно на много лет вперед стал для отечественных читателей самым заметным явлением в жанре «темной фэнтези». В этом плане Баркера можно сравнить разве что со Стивеном Кингом, чьи откровенно подростковые «Глаза дракона» рядом с «Имаджикой» выглядят довольно-таки тускло, а «Темная башня» все-таки принадлежит к иному поджанру фантастики.

---

– Ты хочешь отправиться туда и посмотреть, что это такое? – спросил мистиф, моя в снегу свои окровавленные руки.

– По-моему, мы должны это сделать, – ответил Миляга. – Раз уж мы идем по стопам Незримого, мы должны постараться увидеть все то, что видел Он.

– Или то, что он сделал, – сказал Пай.

Они спустились со скалы, и Миляга снова надел рубашку и шубу. Оставленные у костра одежды хранили тепло, и он с радостью окунулся в него, но от них несло потом и запахом тех животных, из которых они были сшиты, и он был почти готов отправиться в путь голым, только бы не нести на себе бремя еще одной шкуры.

– Ты освежевал тушу? – спросил Миляга у Пая, когда они отправились в путь пешком, не желая утомлять свой последний оставшийся «транспорт».

– Я сделал все, что мог, – ответил Пай. – Но это было нелегко. Я все-таки не мясник.

– Кто же ты, повар? – спросил Миляга.

– Не сказал бы. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто я в последнее время часто думаю о еде. Знаешь, после этого путешествия я, может быть, совсем перестану есть мясо. Этот жир! Эти хрящи! Меня просто выворачивает наизнанку при одной мысли об этом.

– Ты сладкоежка.

– А-а-а, ты заметил. Я бы убил кого угодно за тарелку профитролей, плавающих в шоколадном соусе. – Он рассмеялся. – Ты только послушай меня. Перед нами простираются красоты Джокалайлау, а я мечтаю о профитролях. – И вновь приняв смертельно серьезный вид: – В Изорддеррексе у них есть шоколад?

– Думаю, что уже появился. Но мой народ питается простой пищей, так что у меня никогда не было пристрастия к сладкому. Вот рыба, с другой стороны...

– Рыба? – переспросил Миляга. – Я не особый любитель рыбы.

– Ты станешь им в Изорддеррексе. Там у гавани есть такие рестораны... – Мистиф расплылся в улыбке. – Ну вот, теперь я и сам заговорил вроде тебя. Нам обоим здорово надоело это мясо доки.

– Продолжай, – сказал Миляга. – Я хочу посмотреть, как у тебя изо рта слюнки потекут.

– Так вот, там у гавани есть рестораны, в которых рыба такая свежая, что она еще трепещет, когда ее доставляют на кухню.

– Ты считаешь, это хорошо?

– В мире нет ничего вкуснее свежей рыбы, – сказал Пай. – Если улов хороший, то у тебя будет выбор из сорока, а может быть, и пятидесяти блюд. От крошечных джеп до сквеффа размером с меня и даже больше.

– Там есть какие-нибудь знакомые сорта?

– Несколько видов. Но к чему совершать такое путешествие ради жареной трески, если у тебя будет возможность попробовать сквеффа? Или нет, есть еще одно блюдо, которое я тебе закажу. Это рыбка под названием угичи. Она почти такая же крошечная, как джепа, и живет в желудке другой рыбы.

– Самоубийственный трюк.

– Подожди, это еще не все. Эту вторую рыбу частенько пожирает один хрюндель по имени колиацик. С виду он страшен, как смертный грех, но мясо просто тает во рту. Так что, если повезет, тебе зажарят на вертеле сразу всех троих, прямо так, как их поймали...

– Одну внутри другой?

– С головой и хвостом, всю честную компанию.

– Это просто отвратительно.

– А если уж тебе совсем повезет...

– Пай...

– ...угичи окажется самкой, и ты обнаружишь, когда разрежешь все три слоя...

– ...полный живот икры.

– Угадал. Разве это звучит не соблазнительно?

– Я бы все-таки предпочел шоколадный мусс и мороженое.

– Почему же ты тогда до сих пор не растолстел?

– Ванесса частенько говорила, что у меня вкусовые рецепторы ребенка, либидо подростка и... ну, остальное ты можешь угадать сам. Короче, весь жир у меня выходит вместе с потом, когда я занимаюсь любовью. Во всяком случае, так было в прошлом.

Они подошли уже довольно близко к леднику, и их разговор о рыбе и шоколаде смолк, уступив место мрачному молчанию, когда стало понятно, что это за черные точки вмерзли в лед. Это были человеческие трупы, дюжина или даже больше. Вокруг них во льду виднелись разные предметы: кусочки голубого камня, огромные чаши из кованого металла, обрывки одежд, пятна крови на которых до сих пор не утратили яркости. Миляга заполз на верхушку ледника и стал медленно съезжать оттуда, пока трупы не оказались прямо против него. Некоторые были захоронены слишком глубоко, чтобы их можно было рассмотреть, но те, что находились близко к поверхности – с отчаянно запрокинутыми лицами, с руками, вскинутыми в мольбе, – были видны даже слишком хорошо. Все они были женщинами: самая младшая из них была почти ребенком, самая старшая – голой каргой с несколькими грудями, которая умерла с открытыми глазами, сохранив свой взгляд на тысячелетия. Какая-то резня произошла здесь или там, на горе, а оставшиеся вещественные доказательства были сброшены в реку, когда вода в ней еще текла. Потом, судя по всему, она замерзла, сковав жертв и их имущество.

– Кто эти люди? – опросил Миляга. – У тебя есть какие-нибудь догадки? – Хотя они и были мертвы, прошедшее время не подходило к столь хорошо сохранившимся трупам.

– Когда Незримый проходил по Доминионам, Он уничтожил все культы, которые показались Ему недостойными. Большинство из них было посвящено Богиням. Их оракулами и приверженцами были женщины.

– Так ты думаешь, это дело рук Хапексамендиоса?

– Если и не Его Самого, то Его агентов, Его Праведных Воинов. Хотя, если припомнить, он ведь проходил здесь в одиночку, так что, может быть, он сделал это сам.

– Раз так, то кто бы он ни был, – сказал Миляга, глядя на вмерзшего в лед ребенка, – Он – убийца. Ничуть не лучше, чем ты или я.

– Я бы не стал говорить об этом так громко, – посоветовал Пай.

– Почему? Его же здесь нет?

– Если это действительно Его рук дело, тогда Он мог оставить здесь духов охранять это место.

Миляга огляделся. Более чистый воздух и представить себе было трудно. Ни на вершинах, ни на сверкающих внизу снежных полях не было ни малейшего признака движения. – Если они и здесь, то мне их не видно, – сказал он.

– Те, которых не видно, и есть самые опасные, – ответил Пай. – Ну что, вернемся к костру?

2

Обратно они несли с собой тяжелую ношу увиденного, и поэтому возвращение заняло у них больше времени, чем путь к леднику. К тому времени, когда они вернулись в свою безопасную нишу между скалами, встреченные приветливым хрюканьем оставшегося в живых доки, зеленый блеск неба уже ослабел, и надвигались сумерки. Они поспорили, стоит ли идти в темноте, и в конце концов решили, что не стоит. Хотя вокруг было тихо, по прошлому опыту они знали, что погода на этих высотах меняется непредсказуемо. Если они попробуют двинуться в путь ночью, а с высоты на них обрушится снежная буря, то они будут вдвойне слепы и запросто могут потерять дорогу. Когда до Великого Перевала осталось так мало и появилась надежда на то, что, когда они минуют его, путешествие станет легче, вряд ли стоило рисковать.

Использовав весь запас древесины, который они собрали перед тем как пересечь границу снежного покрова, они были вынуждены развести костер из седла и упряжки мертвого доки. Пламя получилось дымным, вонючим и неровным, но это было все-таки лучше, чем ничего. Они приготовили немного свежего мяса, и, пережевывая его, Миляга заметил, что угрызения совести по поводу пожирания нареченного им животного мучают его не так уж сильно. Также они приготовили небольшую порцию пастушьего ликера из мочи. Пока они пили, Миляга вновь завел разговор о женщинах во льду.

– Зачем такому могущественному Богу, как Хапексамендиос, было убивать беспомощных женщин?

– А кто сказал, что они были беспомощны? – ответил Пай. – Я лично думаю, что они обладали очень большой силой. Их оракулы наверняка почувствовали надвигающуюся опасность, так что они держали свои армии наготове...

– Армии женщин?

– Конечно. У них были десятки тысяч воинов. К северу от Постного Пути есть места, где примерно раз в пятьдесят лет случаются оползни, открывающие их боевые могилы.

– Так что же, все они погибли? Армии, оракулы...

– Или спрятались в такие укромные места, что через несколько поколений просто забыли, кто они. Не смотри на меня так удивленно. В этом нет ничего странного.

– Скольким Богиням нанес поражение один Бог? Десяти, двадцати...

– Бесчисленному количеству.

– Как Ему это удалось?

– Он был един. А их было много, и они были разными.

– В единстве – сила...

– Во всяком случае, на определенный срок. От кого ты услышал эту фразу?

– Пытаюсь вспомнить. Кто-то, кого я не особенно любил. Может быть, Клейн.

– Кто бы это ни сказал, это правда. Хапексамендиос пришел в Доминионы с соблазнительной идеей: куда бы ты ни шел, какое бы несчастье с тобой ни приключилось, тебе достаточно произнести всего лишь одно имя, всего лишь одну молитву, тебе нужен лишь один алтарь, и Он позаботится о тебе. И Он принес с собой вид, который должен был поддерживать установленный Им порядок. Это был твой вид.