Кир Булычев - Через тернии к звездам

• Название: Через тернии к звездам
• Автор: Кир Булычев
• Жанр: Научная Фантастика

Сценарий, по которому был снят КУЛЬТОВЕЙШИЙ научно-фантастический фильм нашей страны. Сценарий, в котором все было "немножко не так", как в итоге получилось в фильме. А - КАК было? Прочитайте - и узнаете!

---

И вот, окончив университет, Ричард поступает во ВГИК. Поступает не только как дипломированный педагог, но и как учитель, осознавший уже окончательно и бесповоротно, что кинематография - самое реальное и могущественное средство педагогики - возможность донести свое слово до миллионов людей.

Ричард всегда оставался учителем. В манере общения с людьми, в поведении, в отношении к тому, что несет мир. Мне как-то пришлось работать с крупным нашим режиссером. Мы бились над сценой, и мне казалось, что она не нужна в фильме. И я вспомнил, как для Ричарда был важен не столько процесс создания фильма, сколько его конечный воспитательный результат. Бывало работаем, все вроде сделали. И вдруг Ричард замирает, смотрит на меня внимательно и даже вроде с некоторым осуждением и спрашивает: "А что мы этим хотим сказать?". И пока не сформулирует для себя глубинный смысл работы, не успокоится. Поэтому, наученный опытом работы с Викторовым, я спросил тогда режиссера: "А что мы этим хотим сказать?". И тот, ни минуты не сомневаясь, ответил: "Что мы хотим сказать - за нас разъяснит критика. А мы должны сделать кино". Для того режиссера важнее всего было эстетическое воздействие фильма. Для Ричарда такой подход к фильму был немыслим. Даже еретичен. Он пришел в кино, чтобы учить, и не намерен был рассчитывать на помощь критиков.

Люди, на мой взгляд, делятся на дневниковых и антидневниковых. Одни от внутренней тяги к писанию, от сознания собственной исключительности исписывают за жизнь много тетрадей - клад для биографов. Правда, таких осталось немного. Другие, может, и рады бы писать дневники, им даже хочется зафиксировать то, что обязательно вываливается из памяти. Но времени не хватает. Викторов относился ко второй категории. Дневников, как положено классику, он не оставил. Нашлись лишь короткие записи, скорее деловые напоминания самому себе, что надо сделать, несколько страниц заметок о поездке в Триест и фразы в записных книжках, которым он доверял взрывы негодования, связанные с очередным раундом борьбы с бюрократией. Среди них встречаются упоминания типа: "Надо позвонить Ане. Она плохо готовится к политэкономии" или "Звонил домой. Коля перешел во второй класс".

Эти звонки я помню. Прошел невероятно трудный съемочный день. Ричард еле живой. Жара градусов тридцать. Это могло быть в Крыму, под Кривым Рогом, в Средней Азии. Тут бы рухнуть на койку или, если есть возможность, пойти купаться. Но Ричард первым делом дозванивался домой. У Кольки контрольная! Аня не хочет учить философию! Есть телефон в гостинице - хорошо. Нет Ричард соберет себя в кулак и поплетется на почту. Но в Москву обязательно пробьется. И будет долго говорить со своими детьми - они должны всегда чувствовать его присутствие.

Ричард не только следил за их успехами и переживал неудачи. Он учил их всегда, впрочем, ненавязчиво, стараясь вжиться в их интересы и понять их желания. Это был как бы первый слой его учительства. Та маленькая лаборатория педагога, который несет светоч человечеству, светоч абстрактный, если не обратить его к конкретным воспитанникам. Мне порой казалось, что Ричард перегибает палку. Он обязательно должен был знать, что сейчас происходит с его детьми, видеть, как они растут, умнеют, как трудятся. Куда бы ни уносила его судьба, как плохо бы ему ни было, каждый день или почти каждый день дома на Маломосковской раздавался звонок из какой-нибудь очередной дали, и начинался разговор о школьных либо институтских делах. Долго, чуть ли не до последней болезни Ричарда, в доме даже не было телевизора, потому что Ричард полагал, что телевизор - великий отвлекатель от Дела. Мне в этом виделся элемент тирании, но, пожалуй, я был не прав: дом был дружным, участие Ричарда во всех делах было естественной частью его существования. И никто не ощущал излишней опеки.

Это качество Ричарда проявлялось и в следующем слое общения с людьми. В группе.

Любой, кто работал в кино, знает странный, но почти незыблемый закон: какой режиссер, такая и группа. Казалось бы, группа собирается почти случайно, как команда корабля перед дальним рейсом. Кто свободен в данный момент, тот и попадает в ту или иную группу. Но это не совсем так. Если ты оператор, художник, то можешь до какой-то степени распределять свое будущее и договариваешься с режиссером заранее. Технические работники - ассистенты, администраторы, монтажеры, реквизиторы, гримеры - тоже стараются угадать (спланировать) свою работу так, чтобы освободиться к моменту формирования более привлекательной для себя группы. Но это далеко не всегда удается сделать, и за пределами предусмотрительности начинают действовать силы почти мистические. Как-то мы с Ричардом вышли из гостиницы в Ялте, и от группы оживленных джинсовых мальчиков разного возраста к нам бросился один из них. Это был режиссер, остальные - киногруппа. Бурно и оживленно режиссер поздоровался, и все они, словно игроки одной футбольной команды, умчались к морю. Вечером того же дня часть этой группы попала в какую-то историю, угодила в драку...

Такой группы у Ричарда быть не могло. Во-первых, принцип подгадывания к Викторову всегда работал весьма очевидно. Из картины в картину переходили вслед за ним не только оператор и звукооператор, но и гримеры, монтажеры, художники, декораторы и ассистенты. Никакой материальной выгоды в этой верности Викторову не было. Он был даже требовательнее многих других, дотошнее и придирчивей. Это всегда была семейная, солидная группа, причем ее семейственность выражалась не в официальном статусе членов, а в том, что Ричард, задавая тон и не требуя от остальных открытого подражания, был настолько очевидным и постоянным примером, что, поработав с ним единожды, люди, даже теряя в зарплате, уходя в простой, старались дождаться именно его картины. Жизнь Ричарда в группе - продолжение его педагогической миссии, следующий воспитательный слой. Любой в группе мог рассчитывать на заботу Ричарда, на его полную осведомленность о твоем положении, твоих трудностях и проблемах. А если уж удавалось заполучить на воспитание конкретного ученика, то Ричард, хоть и получал дополнительные заботы, был искренне рад.

Я приехал в Ялту на несколько дней, Ричард снимал там "Через тернии к звездам". Чтобы следить за тем, как питается, хорошо ли спит, здоров ли молодой актер Дима Ледогоров, Ричард поселил его в своей квартире. Вечером после съемки кое-кто из членов группы (Дима Ледогоров в их числе) пришли ко мне в гостиницу, мы засиделись, не заметили, как нагрянула ночь, такси не было... в общем, мы добрались до студийного дома далеко за полночь.

На балконе третьего этажа стоял, облокотившись на перила, Ричард. Он не спал. Увидев нас, он повернулся и ушел в комнату. Он ничего не сказал нам ни тогда, ни на следующий день. Но мы-то знали, как у него паршиво с сердцем, как трудно идет работа, и мы знали, что любая дополнительная ответственность воспринимается им только очень серьезно. Такой уж у него был принцип.

И еще хочется сказать о важной детали. По отношению к группе. Шестьдесят человек. Есть и работяги, и лентяи, люди организованные и распущенные. Но хоть перевороши все записи и заметки Ричарда, ты можешь отыскать в них сетования на руководство студии или Госкино, упоминания о трудностях работы с художниками и невозможности построить тот или иной объект. Но никогда ни единого слова упрека или раздражения в адрес тех людей, с кем работал, кто от него зависел.

Я столь долго пишу о человеческом, художническом и учительском таланте, о призвании Ричарда Викторова не потому, что эти мои рассуждения направлены на создание его портрета. Все это - попытка понять суть и эволюцию викторовского творчества. Семья, группа. Каков следующий виток приложения сил? Это все те люди, юные и взрослые, растущие вместе с его детьми, обогнавшие их или догоняющие, которых объединяет название "зрители". Есть режиссеры самовыражающиеся, порой очень талантливо. Викторов никогда не ставил этой задачи - он выполнял миссию. Это не означает, что проблемы искусства его не волновали. Весьма волновали. Но все же главное было: что сказать. Лишь затем: как сказать.

В поисках наиболее эффективного способа донести до людей свое слово, свое понимание мира и доброты Ричард шел в кино несколькими путями. Хотя все это колеи одного и того же пути.

Первое, что его интересовало, - проблема формирования человека. Тот порог, за которым наступает зрелость. Те проблемы, от которых принято было в те годы отворачиваться или делать вид, что их не существует. Три фильма о подростках, три попытки передать собственный жизненный опыт. Попытки честные как по исполнению, по искренности воплощения, так и по той простой причине, что здесь Ричард чувствовал себя вправе разговаривать с младшими братьями и сестрами - он сам был молод. И характерно, что в этих фильмах, пожалуй, более всего ощущаешь именно педагога, пришедшего в старшие классы, вставшего спиной к доске и настойчиво вглядывающегося в лица юношей и девушек.