Владислав Крапивин - Возвращение клипера "Кречет" (с иллюстрациями)

• Название: Возвращение клипера "Кречет" (с иллюстрациями)
• Автор: Владислав Крапивин
• Жанр: Сказка

Корабельного гнома Гошу отправили на пенсию и пришлось ему жить не на старой шхуне, а перебираться на жительство на берег. Но однажды Гоша выпал и своей мансарды и умер, точнее растворился, ушел в небытие.

Счастье, что гномы не умирают, как люди и Гоша может вернуться, если будут созданы благоприятные условия. И Владик, друг гнома Гоши, готов расшибиться в лепешку, чтобы все стало хорошо…

---

Бородатый тоже сказал:

— Оставь.

— Ах, «оставь»! Ну, оставлю… А что делать?

— А что случилось? — морщась, проговорил Владик.

— Что… — сумрачно сказал бородатый мужчина. — Не видел, что ли? Вон… — Задрав бороду, он показал на верхушку мачты.

Верхушка — очень белая на фоне облаков — летала туда-сюда. Словно кто-то писал в небе тонкой пластмассовой авторучкой. Там, у самого клотика, на ветру бился флажок. Желто-красный, как зонт Владика. Только на нем были не зубцы, а косые полосы.

Владик смущенно засопел: он ничего не понял.

— Эх ты, — вздохнул бородатый. — Живешь у моря, а сигналов не знаешь.

— Я же не моряк, — пробормотал Владик. И в этот момент так швырнуло и дунуло, что пена пронеслась над палубой и застряла у всех в волосах, а яхта провалилась между волнами чуть не на самое дно бухты. Владик одной рукой вцепился в зонт, а другой — в узенький латунный поручень на рубке.

Так он и сидел — цепляясь и морщась. А трое стояли перед ним на летающей палубе, расставив ноги и глядя сверху вниз. Ветер бешено трепал штормовки.

Девушка сказала:

— Этот сигнал означает: «Нас дрейфует на якоре». Якорь не держит на песке, и нас тащит на тот берег…

— Минут через пятнадцать брякнет о камни, и будет не яхта, а воспоминание, — объяснил смуглый Зуриф.

Все посмотрели на берег, куда не долетел Владик. Там у желтых угловатых глыб вставали белые взрывы прибоя.

— Мы вчера пришли из похода, а свободных бочек нет. Встали на якорь, тихо было, — объяснила девушка. — А с ночи вон что поднялось…

Якорь не держит! Владик знал, чем это кончается. Гоша рассказывал про такие случаи. Именно так погибла шхуна «Предприятие», на которой он плавал после «Кречета». Разбилась о скалы у норвежского берега.

Владик сел прямее и посмотрел на бородатого. Тот, судя по всему, был капитаном. Владик сказал:

— Я, конечно, не моряк. Но, по-моему, в таких случаях ставят паруса и уходят подальше от берега. Или что? Слишком сильно дует?

Это была его маленькая месть за упрек насчет сигнала.

Капитан не рассердился. Только глянул на Владика повнимательней и ответил с короткой усмешкой:

— Паруса на берег свезли для ремонта. И двигатель разобран…

— Может, зацепились? — с надеждой спросила девушка и глянула на нос яхты. Оттуда уходил в пляшущие волны тонкий белый трос.

— Ползем, — сказал Зуриф.

— А почему никого на берегу нет? — спросил Владик.

— Сегодня в клубе выходной, — сказал Зуриф. — Там один вахтенный. Он дует в кубрике вкусный чай или читает толстый роман «Король и Анжелика». Или дрыхнет… И не видит сигнала, что героические мореходы медленно, но неотвратимо движутся к трагической гибели…

— Хватит трепаться, — сказал капитан.

— Я ведь к чему это, — негромко разъяснил Зуриф. — Если бы надеть на мальчика спасательный жилет да если бы он опять на своем парашюте…

— Я запрещаю, — сказал капитан.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — уныло сказал Зуриф.

«Правильно запрещает, — подумал Владик. — Если со мной что случится, ему отвечать… А Зуриф — совсем глупый. Жилет! Это же лишняя тяжесть. А если упадешь и вынесет на те камни, жилет не помешает волнам сделать из человека котлету… А если туда вынесет яхту?»

Скоро ее вынесет.

Движение яхты не было заметным, но берег с камнями и большими фонтанами пены стал гораздо ближе. До него оставалось метров семьдесят. Прибой грохотал.

— Скоро тюкнемся фальшкилем о дно, — ровным голосом сказала девушка. — Держитесь, мальчики.

Владик встал, снял с плеча широкий ремень и протянул ей сумку.

— Зачем? — не поняла она.

«Затем, что без сумки легче», — мысленно ответил Владик. И двинулся по метавшейся палубе на нос. Ветер нес навстречу охапки соленых брызг. Они совсем промочили рубашку.

— Эй, ты что? — сказал капитан.

Владик встал на ныряющем носу. Спиной к ветру. Мокрая рубашка вырвалась из-под ремешка, облепила спину, а впереди затрепетала. Владик вспомнил недавний полет.

Теперь он ощущал его даже сильнее, чем тогда, в воздухе. Как его крутило и носило по спирали в воздушном вихре! Как мотало под зонтом, будто легкий маятник под взбесившимися часами! Как шквалистые удары дергали зонт, как немели на рукояти пальцы и ныли суставы в плечах…

И сейчас ноют…

Но он все равно может!

Такие отчаянные струнки запели во Владике! Так бывало с ним иногда, в самые решительные минуты. Например, когда приказал себе прыгнуть в море с трехметровой скалы (все мальчишки смотрели и ждали). Или когда набрался храбрости и сказал маме и папе, что пускай хоть режут, а в музыкальную школу больше не пойдет. Или когда племянник Игнатии Львовны балбес Борька Понтон запрягал в детскую коляску ничейного голодного щенка и пришлось заорать прямо в круглую Борькину рожу: «Ты что делаешь, живодер!» (В тот раз пострадали вторые за лето очки.)

И вот сейчас!.. Если такие струнки звенят, значит, пора решаться!

Владик поймал миг, когда палуба замерла между двумя волнами, и нажал запор зонта. Зонт как бы взорвался желто-красным огнем. Ветер обрадованно рванул вспухший купол. Владик стремительно заскользил на сандалиях вдоль правого борта и на корме резким толчком швырнул себя вверх.

5

Амбразура была заделана досками. В них прорезали и застеклили небольшое окно — как в кубрике. Под сводчатым потолком каземата горела яркая лампа. На каменных стенах висели судовые фонари, мотки тросов, связки блоков, штурманские карты. А еще — большая фотография той самой яхты, которая чуть не разбилась на камнях. На фотографии она была со всеми парусами: гротом, стакселем и похожим на полосатый парашют спинакером. На белом борту чернело крупное название: «Таврида».

Владик сидел на дощатом рундуке. Капитан дядя Миша налил ему из термоса в глиняную кружку горячего какао. Владик, обжигаясь, прихлебывал. Кружка грела руки, будто маленькая печка.

Звонко тикали круглые корабельные часы. Они показывали половину десятого.

— В школу, я совершенно опоздал, — слегка виновато сказал Владик.

— Мы тебе справку выпишем: так и так, задержался ввиду геройского поступка, — пообещал Зуриф.

— Не надо такую справку, — вздохнул Владик. — Мама перепугается. А потом еще мне же и влетит.

— Может быть, и правильно влетит, — заметил капитан дядя Миша. — Когда такое геройство видишь, не знаешь, как и быть. То ли о награде хлопотать, то ли надрать уши. Вот грохнулся бы о камни…

— Победителей не судят, — сказал Зуриф.

— Молчи уж… — хмыкнула девушка, которую звали Лариса. А Владику сказала — Рубашка вся мокрая. Сейчас я тебе свитер принесу. — И ушла. Зуриф пошел за ней.

Дядя Миша сел напротив Владика. На шлюпочный бочонок — анкерок. Подпер кулаками бородку. Посмотрел в упор. У него были очень голубые глаза на строгом, озабоченном лице. Будто клочки чистого неба среди сумрачных облаков. Он хорошо так смотрел, но Владик все равно засмущался и уткнулся в кружку.

— Насчет того, что уши драть, это я для порядка, — сказал дядя Миша.

— Я понял, — прошептал Владик.

— А не страшно было лететь?

— Когда у камней, здорово страшно, — признался Владик.

…Его пронесло над гребнями, которые захлестывали ноги. Потом стремительно надвинулась грязно-желтая скала, и Владик зажмурился: «Все!»

Но ветер взметнул его вместе с языками прибоя, перебросил через каменный барьер, закрутил над кустами дрока. Владик рывком нагнул зонт и упал с ним на упругую подушку жестких мелких листьев.

Потом он отчаянно боролся с зонтом и наконец закрыл его, повернув макушкой к ветру. Потом бежал вокруг бухты, через колючую траву, которой уже не боялся, мимо старых, вытащенных на берег катеров и шлюпок, мимо каких-то красных бочек и полосатых деревянных домиков…

Даже не бежал, а ломился сквозь встречный ветер.

Потом — гулкие крепостные коридоры, лампочка над дверью, пожилой помятый дядька в старой морской фуражке.

— Вы что, спите?! Там яхту несет на камни! Скорее! Дядька осоловело мигал и топтался. Затем глянул в окно, охнул.

— Конец надо завести… Ах, черт, ялик зальет сразу… Катер? — Он потянулся к телефону.

Какой катер? Смеется он, что ли? Когда этот катер доберется до бухты? Да и сунется ли он в море при такой волне?

— Фал давайте!..

Один конец тонкого фала — на берегу. Обмотать его вокруг старинной пушки, которая впаяна в бетонный пирс и служит причальной тумбой. Хорошо, что стены форта закрывают пирс от ветра, — можно раскинуть шнур свободными кольцами на причале.

Метров двести… Хватит? Второй конец — вокруг пояса!

И разбег!

Ух как высоко сразу кинуло! Не промазать бы мимо палубы…

Владика поймали сразу в три охапки…