Чабуа Амирэджиби - Гора Мборгали

• Название: Гора Мборгали
• Автор: Чабуа Амирэджиби
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0335-9

Бывший политзаключенный, полжизни проведший в лагерях, в шестой раз бежит из мест не столь отдаленных. Кто он, с детства носящий кличку "Гора Мборгали" (Егор Непоседа), - герой или жертва?

---

Прав был Эрекле Каргаретели: революция - агония отжившего, разрушение того, что должно быть разрушено. Вождем революции становится тот, кто по природе своей лишен тяги к созиданию или потерпел на этом поприще неудачу, зато умеет поднимать и увлекать за собой массы, политизировать их. Созидание нового - талант. Разрушение старого - стихия, животный инстинкт использования обстоятельств. Жажда самоутверждения неодолимо влечет людей несостоявшихся на революционное поприще, потому как их человеческие качества и возможности исчерпываются способностью разрушать. Им под силу свершить революцию, то есть смести отжившее, старое, но они не могут построить систему, государство, поскольку созидание нового - это творчество, а они лишены этой благодати. Едва ли в истории сыщутся примеры, когда вождь революции, уничтожив старую систему, сам воздвиг новую. Это удел тех, кто приходит вслед за разрушителями. Вождям - Кромвелю, Марату, Дантону, Робеспьеру, Ленину и им подобным - история уготовляет иную участь. Ни одному из поименованных не дано было создать новую систему, основать государство. Пришли другие - хорошие или плохие - иной вопрос, но новые системы и государства основали они. Взявшись строить государство, меньшевистское правительство освобожденной Грузки обратилось к революционной методологии - посулам, лжи, трепу, пропаганде идей. Результаты не замедлили сказаться: грузинские большевики ввели русские войска, торжественно вернули собственную родину все тому же поработителю и свое предательство сочли геройством. Тут уже большевики взялись за "строительство социализма" на свой лад, собственными, неповторимыми революционными методами. Они поедом ели друг друга: с захвата Грузии, во времена Сталина и потом... Впрочем, на отсутствие аппетита они и нынче не жалуются, но от физического уничтожения отказались. Что ни говори, а двадцатые годы отмечены особой жестокостью и кровопролитиями... Странное дело, сначала большевики - те, что жили в Грузии, и те, что укрывались у русских, - с обоюдного согласия ввели русские войска, подмяв под себя страну, потом сцепились друг с другом... Владений не поделили. Напридумывали слов, стали называться уклонистами, троцкистами... Допустим, мой старик грузин в прошлом какой-нибудь уклонист... А тебе так и хочется, чтобы он оказался грузином... Даже если окажется, тебе что с того? Интересно, всегда ли так было, что революционеры после победы начинают охоту друг на друга? Научного анализа этого явления или не существует, или я не встречал... Тут вступают в действие закономерности. Какие?! Как ты думаешь, кого они больше поубивали: друг друга или тех, кого объявили врагами революции? Конечно, своих они больше щадили, что тут говорить... Гнев Господний навлекли на Грузию... Трагедии начались намного раньше. Разве не с первой мировой войны поселились в стране смерть и скорбь?..

Два десятка лет, предшествовавшие революции, были периодом политической борьбы, нелегальной работы, резкого обострения противостояний между партиями и различными группировками, социальной вражды и в основном насилия. Для того чтобы самоутвердиться, молодежь идет на все. Она и в мирное время агрессивна, а о смуте и говорить не приходится. Каждый едва оперившийся птенец твердо убежден, что держит в кармане панацею освобождения человечества. Неудивительно, что при таком раскладе инициативу берет в свои руки насилие! Вахтанг Амилахвари и Симонина Цхведадзе росли и мужали именно в такую пору. Друзья - водой не разольешь. Детство провели в драках, защищая свою дружбу, в юности терпели нападки: что может быть общего у князя с крестьянином! Понадобилось два-три года, прежде чем к друзьям перестали цепляться, а все потому, что ни один из обидчиков не избежал трепки. Мужественные, рослые парни, они сами никого зазря не задевали и другим спуску не давали. Обычно, когда личность утверждает себя, какая-нибудь серость, притязающая на лидерство, рвется в драку со сверстниками-верховодами. В случае победы середняка ждет почтение и боязнь окружающих, а в случае поражения он все равно не остается внакладе, обретает славу человека бесстрашного, о таком будут говорить - ты погляди, на кого он руку поднял! Кстати, помимо прочего, парням сильным и мужественным нет покоя от таких честолюбцев. Приходится порой вразумлять какого-нибудь задиру, даже если на это нет никакой охоты. Когда разговор заходил о Вахтанге Амилахвари и Симонике Цхведадзе, дед Гора рассказывал такую историю.

В канун нового тысяча девятьсот двадцать первого года Вахтанга с несколькими друзьями по юнкерскому училищу отпустили на побывку домой. Семья Амилахвари занимала квартиру в бельэтаже. Пир был в самом разгаре, когда Вахтанг выглянул в окошко и увидел, что мимо идет Иагор Каргаретели. Вахтанг взмолился: "Дядя Гора, пожалуйста, поднимись, не то обидишь!" Дед принял приглашение и присоединился к застолью. И все было бы славно, если бы вдруг под окнами не взревел невесть откуда взявшийся духовой оркестр. В гвалте застольцы не только собеседников, но и собственных голосов не слышали. Вахтанг Амилахвари, высунувшись из окна, попросил оркестрантов переместиться куда-нибудь подальше. Музыканты, разгоряченные вином, только жару наддали в ответ. Вахтанг велел им убираться, пригрозив спуститься и намылить шеи. "Спустишься и выкусишь", - нагло отпарировал капельмейстер! Вахтанг выскочил на улицу, а застольцы в ожидании потехи сгрудились у окна. Вахтанг еще раз, крайне вежливо, попросил оркестрантов уйти и нарвался на грубость. Вопрос разрешился всего за пару минут. Полиция сгребла всех: того, кто бил, и тех, кого били. Прервавшееся было застолье возобновилось, а Иагор Каргаретели, выждав время, отправился в полицию выручать Вахтанга Амилахвари. К его приходу фельдшеры уже отвозились с пострадавшими. В углу помещения грудой лежали расплющенные инструменты, а Вахтанг Амилахвари беседовал с дежурным полицейским. Прибывшему вскоре начальнику уже в дверях ударил в нос запах йода, а глазам предстала странная картина: сборище людей с перебинтованными головами, с руками на перевязи - словом, изумлению его не было границ. Тем не менее начальник был человеком воспитанным, сначала поздравил Иагора Каргаретели с Новым годом, а потом стал осматриваться, точнее, изучать обстановку. Пострадали двадцать два человека, а цел-невредим был один "злоумышленник". Начальник рассвирепел: до чего измельчал род людской, если одному парню удалось так лихо расправиться с двадцатью двумя, - ярость его была так велика, что он самолично вышвырнул на улицу все инструменты, а вслед за ними и оркестрантов, одного за другим... Иагор и Вахтанг возвратились к столу.

И никто не ведал тогда, что спустя месяц и двадцать пять дней никого из них, исключая Иагора Каргаретели, не будет в живых! Они погибли на Коджорской возвышенности, все семеро. Прервались жизни, подобные натянутой тетиве. Было много погибших с обеих сторон. Вырыли братские могилы. В одну опустили тех, кто приехал сюда, за тридевять земель, сражаться за "социальную справедливость", в другую - тех, кто несколько иначе смотрел на насаждаемую врагом справедливость. Полегли в землю отважные юноши, и даже памяти о них не осталось в сердцах людей.

Так некогда оплакивала Грузия своих сыновей, захлебнувшихся в крови прежних войн. История повторялась. В который раз! Победители почти всегда погребают воинов побежденной страны на месте гибели. Большевики грузинские поводыри русских войск - разрешили скорбящим перевезти трупы и захоронить их по собственному усмотрению. Позволением почти никто не воспользовался. Тогда двести трупов перевезли в Тбилиси и погребли их во дворе русского военного собора на Головинском проспекте. Это был приказ властей, в нем крылся злой умысел. Жители Тбилиси сначала открыто, а после запрета тайком приносили цветы на могилы юнкеров. Порой скорбь выливалась в стихийные траурные митинги. Это шло вразрез с устремлениями большевиков. И когда взмыла волна атеистической пропаганды, круша церкви, снесли и русский военный собор. Могилы юнкеров сровняли с землей. Собор этот в народе звался собором русских и почитался символом их владычества. Так, собственно, и было. А посему, когда снесли его, ликование было всеобщим. И в этом скрытом ликовании как-то растворилась память об отважных юношах.

Трудно сказать, что для новых властей имело большее значение проведенная антирелигиозная кампания или то, что удалось заглушить в людях скорбь по утраченной независимости, которую большевики считали проявлением оголтелого национализма. Скорее, второй фактор. От собора остался один фундамент, простоявший несколько лет... В его подвалах находили себе убежище пацаны, осиротевшие в войнах и революциях. Двор был просторным, нашлись и оборотистые парни, обучавшие за плату ребятишек из окрестных школ кататься на велосипеде. Круг - гривенник. Многие из нас там и научились ездить на велосипеде. Сам я в этом дворе набил руку, выучившись играть в бабки. Радость игр и развлечений временами омрачалась печалью по погибшим юнкерам, у меня сердце сжималось от тоски, я чувствовал себя виноватым оттого, что не лежу вместе с ними под этой толщей тщательно разровненной и утоптанной грузинской земли.