Хольм Ван Зайчик - Дело жадного варвара

• Название: Дело жадного варвара
• Автор: Хольм Ван Зайчик
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-352-00338-8

Даже в цветущем государстве Ордусь иногда совершаются преступления... Роман «Дело жадного варвара» рассказывает о первом совместном расследовании двух замечательных сыщиков – Багатура Лобо и Богдана Руховича Оуянцева-Сю. В великом городе Александрии Невской, перекинувшем высокие мосты через реку Нева-хэ, похищена святыня – наперсный крест святителя и великомученика Сысоя, в миру Елдай-Бурдай нойона, просветителя валонов...

---

И, натурально, это опять заметила Фирузе.

– Определенно, милый, эта гостья произвела на тебя впечатление, – мягко сказала она.

Богдан не без усилий отвернулся от Всадника и взглянул в лицо жене.

– М-м-м… – неубедительно ответил он.

– Время поджимает, – проговорила Фирузе. – Я сама с нею поговорю.

– Не надо, Христом Богом прошу… – обескураженно сказал Богдан.

– Надо, – мягко, но жестко отрезала Фирузе, глядя на мужа лучистым ласковым взглядом.

– Мне не нужен никто, кроме тебя, – беспомощно сказал Богдан.

– В том-то и дело, – отозвалась Фирузе. – А теперь, в последний момент, приходится хвататься за соломинку.

Когда Богдан снова обернулся к Всаднику, девушки там не оказалось. Она была уже далеко впереди и танцующим шагом направлялась к Сладкозвучному залу.

– Мне ее не догнать, – озабоченно произнесла Фирузе, складывая широкие рукава вечернего халата на животе. – Беги за ней.

– Ни за что! – ответил Богдан.

Фирюзе лишь поджала губы на миг – и со вздохом сказала:

– Какой ты непрактичный…

– Вот же варварское слово, – буркнул Богдан, и они медленно двинулись девушке вслед. – В наших языках даже корня этого не было никогда. Прак… прак… Ровно лягушки квакают.

Фирузе мягко улыбнулась. Она очень любила мужа, и ей нравилось в нем все. Даже его непрактичность. Даже его периодическая склонность к занудству. Рохлей и брюзгой он становился лишь от безделья. Стоило ему бросить отдых и вернуться к делам – трудно было найти человека напористей и остроумней.

Это было очень по-мужски, и потому тоже нравилось Фирузе донельзя. Мужчины не созданы для отдыха. Мужчина, которому нравится отдыхать – не мужчина, мужчины созданы для трудов и побед.

И потому все, что у них не получается, женщинам нужно тактично и незаметно делать за них. Ведь не зря в двадцать второй главе «Лунь юя» Учитель сказал: «Женщина – друг человека». Вести себя иначе – себе дороже. Рискуешь даже в постели, вместо того, чтобы получать Великую радость, из ночи в ночь слушать унылые причитания о том, как неправильно устроен мир, как заела суета…

Для мужчин все, что не подвиг, то суета. Хотя на самом деле это и есть просто жизнь.

А от подвигов, наоборот, частенько умирают.

Сколько их, Богдановых подвигов, кануло, хвала Аллаху, в прошлое, не нанеся вреда!

А сколько еще предстоит…

Словом, девушка мужу явно приглянулась, и этот случай Фирузе никак не могла упустить. Похоже, ее Богдана тянуло на крайние случаи экзотики. Несколько лет назад он безумно влюбился в нее, случайно встреченную во время дальней служебной поездки утонченную дочь ургенчского бека. Теперь разволновался, едва заметив юную европейскую варварку…

– Сколько я помню твои же рассказы о развитии мировой законотворческой мысли, любимый, – сказала она, – в Цветущей Средине[15] еще во времена Враждующих Царств философ Шэнь Бу-хай ввел понятие «умения пользоваться обстоятельствами».

– Только для чиновников государевых исполнительных органов, – буркнул Богдан.

– Шэнь Бу-хай по долгу философа заботился о государевых органах, – мягко сказала Фирузе и взяла мужа под руку, – а я по долгу жены не могу не позаботиться о твоих.

Богдан вспыхнул, как маков цвет. Все-таки женщины в некоторых вопросах бывают нестерпимо откровенны, что ни попадя готовы ляпнуть в полный голос. Благородному мужу, да еще истово православному по вероисповеданию, слушать их подчас просто страшно. Просто страшно. Если даже лучшая из них, и даже с мужем, высказывается вот так – каких же невообразимо чудовищных вещей они, вероятно, касаются, беседуя друг с другом наедине, без мужчин?

– Мне кажется, и она пришла слушать музыку, – заключила Фирузе.

Александрийский сладкозвучный зал,

23 день шестого месяца, пятница,

чуть позже

Богдан в душе и сам опасался того же. Похоже, сцены не избежать, уныло думал он, когда они, по-прежнему рука об руку, медленно поднимались по сверкающей мраморной лестнице, устланной длинным, словно дракон, шемаханским ковром.

Хотя девушка и впрямь очень милая. И взгляд такой серьезный, осмысленный… Богдан был бы отнюдь не прочь поговорить с нею после кончерто и обсудить прелести Вивальди. Она, несомненно, с Запада, и ее восприятие западной музыки, безусловно, может очень сильно отличаться от здешнего, привычного Богдану. Тем интереснее было бы.

Но Фирузе…

Она, вероятно, убеждена, что его привлекли только стройные, длинные, упругие даже на вид и открытые едва ли не во всю длину проворные ножки. Или высокая юная грудь. Или большой рот с пухлыми, яркими, цветущими губами. Или… Да женщина уж придумает, что могло его привлечь – такое что-нибудь, что ему и голову не придет.

Толпа ценителей, вполголоса гудя разговорами, медленно втягивалась в зал. Кто-то в изящном западном платье, кто-то в хламидах наподобие византийских, кто-то в как бы обрезанных халатах с шароварами, модных в этом сезоне в Цветущей Средине…

Богдан, как обычно, предпочитал старославянский стиль: немного укороченная, чтобы не мешала садиться в повозку, чиновничья шапка-гуань с поперечной нефритовой заколкой, благостно богатая карманами летняя варяжская куртка на шнуровке, так называемая ветровка, легкие, в тон ветровке, серые порты и мягкие сафьяновые сапожки.

Они нашли свои места. Фирузе, не садясь, оперлась обеими руками на спинку кресла впереди, чуть прищурилась и принялась целеустремленно вертеть головой, явно ища в зале варварку из «феррари». Богдан съежился в мягком кресле, опустил лицо – и сам не знал, чего больше жаждет: найти девушку или потерять и забыть.

Но чтоб Фирузе искала да не отыскала – такого быть не могло.

– Вон она, – сказала Фирузе. Удовлетворенно спрятав руки в рукава халата, она сложила их на животе и медленно, осторожно уселась. – В пяти рядах от нас. Одна. Сейчас уже начнется первое отделение, а в перерыве я к ней подойду. Она тебе понравилась, я чувствую. Я этого так не оставлю.

– Любимая… – безнадежно начал Богдан.

– Все, все, давай слушать. Вон махатель идет, с палочкой…

– Дирижер они это называют… – машинально поправил Богдан.

– А я называю махатель, – мягко ответила Фирузе.

Богдан послушно умолк и ушел в себя. Фирузе, размышлял он, вероятно, не вполне представляет себе, как может отреагировать на ее слова девушка из Европы. Все рассуждения о тонких цивилизационных различиях для его супруги – звук пустой. Есть хорошие люди и есть плохие люди, есть мужчины и есть женщины, есть плохие и хорошие мужчины и есть плохие и хорошие женщины. Мужчин примерно столько же, сколько женщин. Хороших людей не в пример больше, чем плохих. Вот и все ее представления на сей счет.

Ох, что будет…

Все, все, давай слушать, повторил он сам себе слова жены. Кончерто гроссо… Беллиссимо кончерто!

Музыка отвлекла Богдана от тревожных раздумий о предстоящем. Музыка была великолепна. Странными мирами веяло от нее, странными, иными – миром чужой, но бесспорной красоты, миром утопающих в кипарисах и пиниях мраморных дворцов над теплым сверкающим морем; миром изысканных, ироничных людей в напудренных париках; миром бесчисленных чванливых королей и президентов, кишмя кишащих на территории, на которую и треть Александрийского улуса не удалось бы втиснуть; миром гениальных изобретателей, измышляющих прибор за прибором, машину за машиной, сами не ведая зачем, из детского любопытства; миром людей, всю жизнь только и знающих, что всяк на свой лад, кто мускулами или деньгами, кто мозгами или бюстом кричать: я, я, я! Миром так называемой моногамной, по-ватикански священной семьи – и озлобленных, алчных, ревнивых любовниц, которых надо таить, и держать поодаль, и тут же нелепо подманивать и улещивать, и врать, врать; и так называемых незаконных детей…

О, скрипки, скрипки, мосты между мирами!

Перерыв накатил так быстро, что Богдан, расслабленный божественными звуками, не успел к нему морально подготовиться. И когда восхищенные слушатели, сдержанно гомоня, начали вставать, когда заполнился проход между креслами, он только втянул голову в плечи и отвернулся.

– Ты не хочешь в буфет, любимый? – со значением спросила Фирузе.

– Нет, – буркнул Богдан.

– А я прогуляюсь, – сказала она и грузно воздвиглась из кресла. Подождала, что-то якобы отыскивая в сумочке. И втиснулась в битком забитый проход как раз тогда, когда медлительный, черепашьим шагом ползущий на выход поток людей пронес европейскую девушку мимо них.

– О, простите! – сказала Фирузе, словно бы на миг потеряв равновесие и довольно сильно толкнув девушку в тесноте толпы. Та обернулась, запнулась на миг, оглядывая Фирузе, и виновато улыбнулась.

– Что вы! – с едва ощутимым акцентом проговорила она.

И голосок миленький, подумала Фирузе.

– Это я виновата… Вам нужно быть осторожнее, в вашем положении…