Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

• Название: Орден куртуазных маньеристов (Сборник)
• Автор: Вадим Степанцов
• Жанр: Поэзия

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».

---

* * *

Малый по прозванью Игоряха
На концерте подбежал ко мне.
Радостью его светилась ряха,
Словно побывал он на Луне.

Он кричал:"Все было офигенно,
Хорошо, что взяли мы девчат.
Где еще услышишь, как со сцены
Матюки так запросто звучат!"

Ну а я затрепетал от страха,
Ощутив дыханье Сатаны.
Ты куда ж толкаешь, Игоряха,
Лучших сочинителей страны?!

Нынче матюки, а завтра пьянка,
Послезавтра - взломанный ларек,
А потом СИЗо, чифир, Таганка
И этап на Северо-Восток.

А потом лет восемь на баланде
И наколки всюду, вплоть до лбов,
Жизнь лишь по пинку и по команде,
Норма в день - десятка три кубов,

Мандовошек полная рубаха,
Потому что в бане нет тепла...
Зря ты веселишься, Игоряха,-
Плачет по тебе бензопила.

Плачет по тебе все остальное,
Созданное Богом для братков,
И тому поэзия виною,
Полная никчемных матюков.

Мы изгоним выраженья эти,-
Понял, ты, мудак, ебена мать? -
Чтоб отныне маленькие дети
И старушки нас могли читать.

Извини, мы лес валить не будем,
Больше к нам с советами не лезь.
Здесь, в Москве, нужны мы русским людям,
И нужны нерусским тоже здесь.

* * *

Дорог немало было мною пройдено,
Прибавили мне опыта года.
В горячих точках бился я за Родину,
В холодных - газ качал из-подо льда;

В московской синагоге проповедовал,
В газете "Завтра" сионистов крыл;
Подпольным абортарием заведовал;
У президента консультантом был...

Короче говоря, едва оглянешься
На весь проделанный нелегкий путь,
То поневоле к телефону тянешься,
Чтоб позвонить в бордель какой-нибудь.

Придется мне опять свою мошну трясти,
Поскольку против факта не попрешь:
Никак не хочет выстраданной мудрости
Внимать бесплатно наша молодежь.

Пускай девчонки выпьют и покушают -
Не жалко денег, чтобы их принять,
А между тем пускай меня послушают
И даже постараются понять.

В мои года не стоит ждать эрекции,
Но два часа оплачены сполна,
И проституткам я читаю лекции
О том, как люто бедствует страна.

И пусть меня чиновники третируют,
Пусть на меня редакторы плюют,
Зато девчонки что-то конспектируют,
А иногда вопросы задают.

Не пропадет мой опыт для истории,
Хотя вокруг завистников не счесть;
Я не останусь без аудитории,
Пока в Москве еще бордели есть.

* * *

Возле моря москвич отдыхающий жил,
С отдыхающей девушкой тесно дружил.

Много раз под луной с ней ходил на утес,
Много раз всесторонне ее ублажил.

Но из их санатория врач-армянин,
Как стервятник, над девушкой вдруг закружил.

Бриллианты дарил ей, водил в ресторан,
И соперник нисколько его не страшил.

И откуда врачи столько денег берут?
Вскоре девушке доктор головку вскружил.

Был большим сладострастником тот армянин,
В плане нравственном девушку он разложил.

Каждый вечер с ней доктор в уколы играл,
Ну а наш отдыхающий горько тужил.

Он подумал:"Не нужен мне отдых такой!" -
И за ворот для храбрости он заложил.

По тропе он взошел на приморский утес,
Где с возлюбленной прежде интимно дружил,

И оттуда решительно ринулся вниз -
Досадить он изменнице этим решил.

Он катился, подскакивая и кряхтя,
И, естественно, череп себе размозжил.

Нелегко было тело его разглядеть
За большим валуном, где разросся кизил.

Кровь сочилась из носа, из глаз, из ушей,
Изо рта, из камнями распоротых жил.

И вбуравились мухи в глазницы его
Миллионом гудящих теснящихся шил.

Муравейник ближайший к открытому рту
Постепенно дорожку свою проложил.

Дикий кот появился неслышно затем
И покойника за уши затормошил.

Он отъел у несчастного обе губы
И под солнцем оскал черепной обнажил.

Съел все то, что помягче, с урчанием кот,
Основную же часть на потом отложил.

* * *

Быстро портится туша на южной жаре -
Раздуваясь, живот заурчал, заблажил.

Облепили покойника сотни клопов -
Продовольственным складом им труп послужил.

Липкий, мыльный над берегом запах повис
И случайных прохожих нещадно душил.

Так смердело, что самый матерый турист
Там метание харча немедля вершил.

Объясняли туристы стоявшую вонь
Тем, что голову там дельфиненок сложил.

"Да, такое бывает",- кивал головой
Постоянно нетрезвый один старожил.

Обманулся, увы, отдыхающий наш -
Разыскать его тело никто не спешил.

Все сочли, что он просто был вызван в Москву
Той компьютерной фирмой, в которой служил.

Совершенно забыла подруга о нем
И весь мир на него как бы хрен положил.

К сожалению, наш неразумный герой
Слишком сильно любовью своей дорожил.

А когда бы он трезво смотрел на нее -
Посмеялся бы просто и жил бы как жил.

* * *

Юля, знай, что последние несколько лет
Постоянно мне видится твой силуэт -
Ты, как юная фея, по небу летишь,
Разливая повсюду ласкающий свет.

Я хотел бы тебе нашептать на ушко:
Это ложь, что поэт забывает легко.
Я увидел тебя - и забыть не могу.
Как ужасно, что ты от меня далеко!

Наподобие солнцем пронизанных лоз
Завитки золотистых пушистых волос.
Где они?! Только вспомню - и плачу опять,
И брожу по квартире, распухший от слез.

"Он все шутит",- ты можешь подумать в ответ,
Но, махая руками, воскликну я:"Нет!" -
Я такими вещами вовек не шутил,
Хоть на свете живу уже тысячу лет.

Было время - дружил с мушкетерами я
И красотку-миледи любили друзья,
Но миледи - уродина рядом с тобой,
А по складу характера - просто змея.

По сравненью с тобою мадам Бонасье
Оценил бы я максимум в десять у.е.
Королеву - и ту ты затмишь без труда,
И ее не спасет дорогое колье.

Я считал, что легко через вечность пройду,
Но, увы, в девяносто девятом году
Я увидел тебя и покой потерял,
И с тех пор я покоя никак не найду.

Сквозь века пролегает поэта тропа,
Но условье одно выдвигает судьба:
Я живу лишь надеждой на встречу с тобой,
А отнимешь надежду - и всё, и труба.

* * *

Как приятно в Доме журналиста
Кофе пить и просто выпивать!
В ресторане там светло и чисто,
А в подсобке - мягкая кровать.

Там три куртуазных маньериста,
Нализавшись, любят почивать,
А потом приводят им таксиста,
Сообщают, что пора вставать.

Им же хочется продолжить пьянку;
На худой конец - официантку
Требуют они на полчаса.
Что поделать - им ее приводят.
Через полчаса они выходят,
Мутным взором ресторан обводят,
Силятся пригладить волоса,
А в подсобке чистоту наводит
Плачущая девица-краса.

* * *

Мне ведомо, что в Доме журналиста
Есть коридоры вроде катакомб.
Их не найдут вовек криминалисты,
Хоть проявляют чванство и апломб.

Там в кабинетиках капиталисты
Ласкают восхитительных секс-бомб,
И женщины смеются серебристо,
И их зрачки напоминают ромб.

А если закупорит сердце тромб
У пылкого не в меру мазохиста -
Здесь все дела обделывают чисто:
Его несут на шум далеких помп,

Что гонят воду прочь из подземелья,
И голова любителя веселья
Мотается в пути туда-сюда.
Промолвит некто:"Ну, прощай, болезный",-
И заскрежещет ржавый люк железный,
И далеко внизу плеснет вода.

* * *