Борис Четвериков - Котовский (Книга 2, Эстафета жизни)

• Название: Котовский (Книга 2, Эстафета жизни)
• Автор: Борис Четвериков
• Жанр: История

---

- А как же иначе, Сонечка? Ведь животрепещущее!

И пояснил Орешникову и Котовскому:

- Она по-своему права, все заботится, чтобы я не утомлялся. А не получается. Нельзя, не можем мы с прохладцей действовать, не такое время!

- Я сейчас особенно остро чувствую, что остался недоучкой, признался Орешников.

- Все мы учимся, наверстываем упущенное. Взять Григория Ивановича. С корпусом работы невпроворот, хватает дел и по общественной линии. Ведь Григорий Иванович, учтите, государственный деятель, без него не проходит ни одной конференции на Украине, ни одного совещания. А он - заочник Военной академии. Тоже не шуточки. Кстати, как идет учеба, Григорий Иванович?

- Идет! - вздохнул Котовский. - Если бы не моя закалка, не гимнастика по утрам, ни за что бы не выдержал. Сейчас начал прорабатывать "Капитал". А без этого как? Легче без весел по океану плавать.

Орешников слушал их и все наматывал на ус.

Фрунзе лукаво посмотрел на жену:

- Софья Алексеевна не ошиблась, о единоначалии я не могу не заговорить. Казалось бы, дело очевидное, а сколько споров, сколько шумихи вокруг этого вопроса, и все под маркой блюстителей революционности!

- Троцкий, конечно? - спросил Котовский отрывисто и хмурясь.

- Да, и он. Все норовят Ленина подправить и свои куцые идейки протащить! Приглядишься - и что же видишь? Оказывается, с кем эта публика солидаризируется - с реакционерами, выступавшими на страницах покойного журнала "Военное дело"! Ведь и они, как Троцкий, утверждали, что мы плохо воевали, то есть не по тем правилам, которые преподавали в Академии генерального штаба при царе.

- Плохо воевали, а морду всем набили, и баронам и адмиралам, проворчал Котовский.

- Дореволюционным военным кругам, - напомнил Орешников, - было присуще поклонение иностранным образчикам, особенно немецким. Только лучшая часть русского офицерства училась военному делу у Суворова и Кутузова, у Румянцева и Петра Первого.

Орешников затронул вопрос, волновавший Михаила Васильевича.

- Я изучал постановку военного дела за рубежом. Основа германской военной доктрины - ярко выраженный наступательный дух. Это хищническое государство готовит армию для захвата, для грызни с конкурентами. В упоении германская военщина утрачивает чувство реальности. Клаузевиц полагал, что военный успех зависит исключительно от разума полководца. Но ведь есть еще экономика, техника - тоже немаловажные факторы! А народ?! Недооценка противника, преувеличение роли внезапности, излишний апломб вот порочная сердцевина германской доктрины. А для Франции характерны неуверенность в своих силах, неспособность смело искать решения боя. Надо отметить переобременение французской армии новой формации элементами техники. Батальонам придаются танковые взводы, ротам - огромное количество пулеметов... И это не случайно: капиталисты больше надеются на мертвую технику, чем на живых людей, - кто их знает, этих людей, каковы их чаяния и надежды! По тем же соображениям французскую армию намечают в значительной мере укомплектовать африканцами. Только призадумались бы господа капиталисты: а вдруг и чернокожие начнут кое в чем разбираться? Очень своеобразно решает военный вопрос Англия. У нее установка - иметь флот, равный соединенным флотам двух сильнейших морских держав. С появлением на мировой арене такого соперника, как Соединенные Штаты, Англии придется придумывать что-нибудь новое.

- Если будет перечислена еще одна держава, - вмешалась в разговор Софья Алексеевна, - то твои гости умрут с голоду, а ты будешь за это отвечать.

- В самом деле, товарищи, - спохватился Фрунзе, - чего это мы стоим? Идемте к столу!

И тут же стал оправдываться и доказывать свою правоту:

- Но это же естественно, Соня! Если повстречаются, скажем, любители природы... Разве им наскучит говорить о грибах, о том, будет ли дождливым лето... Музыканты, собравшись вместе, поведут свои разговоры... А мы о своем. У кого чего болит, тот о том и говорит. Вопросы боеготовности волнуют каждого, не только военных. Пока есть хоть одно жерло пушки, наведенное на нас, мы обязаны заботиться, чтобы все было наготове. И по-моему, нет почетнее воинского звания! Ведь если некому охранять наш дом, наш мирный труд, наши богатства, тогда бессмысленно и огород городить!

- О единоначалии, Софья Алексеевна, мы действительно поговорили, рассмеялся Котовский.

- Мало! Не надейтесь, что это все! Михаил Васильеевич на эти темы может говорить часами. Продолжение, вероятно, еще следует!

Предсказание Софьи Алексеевны сбылось: Михаил Васильевич вернулся к этому разговору. Он рассказал о том, что еще в 1920 году Ленин решительно высказывался за переход армии к единоначалию, как единственно правильной постановке работы. Коснулся Михаил Васильевич и споров с оппозиционерами. Наконец сообщил, что единоначалие в Красной Армии - вопрос решенный.

- Ведение боя, - говорил он с убеждением человека, выносившего свои идеи, - есть в конце концов творческий акт, который только тогда наиболее продуктивен, когда командиру, получившему приказ вышестоящего начальника, обеспечено единство командования, полнота власти над подчиненными.

- А если командир беспартийный? Как же быть с политическим руководством? - настойчиво спрашивал Орешников, имея в виду, конечно, себя.

Фрунзе ответил не сразу. Видимо, взвешивал, насколько серьезно отнесется Орешников к такому пояснению.

- Партия играла и будет играть руководящую роль во всей нашей военной политике, - медленно начал он. - Кто как не Коммунистическая партия является организатором наших побед? Кто вносил элементы порядка и дисциплины в ряды красных полков? Кто поддерживал мужество и бодрость бойцов? Кто налаживал тыл армии, создавая там советский порядок? Кто разлагал ряды врага? Это делали политические органы партии, и делали блестяще. Политическая работа в армии и впредь сохранит свое первостепенное значение. В этом и сила и отличительная особенность нашей армии.

Фрунзе внимательно посмотрел на Орешникова.

- Вы спрашиваете о беспартийных командирах? Но ведь советских? Но ведь наших? Но ведь пополняющих знания и, значит, изучающих марксизм?

- Да! - искренне рассмеялся Орешников. - Вы очень хорошо ответили на мой вопрос! А вот о военной доктрине почти ни слова, хотя Софья Алексеевна предупреждала, что без этого не обойдется.

- Представьте, Николай Лаврентьевич, выступаешь иной раз на совещании, присутствует исключительно командный и комиссарский состав, а приходится защищать, казалось бы, бесспорное положение: что для командного состава необходимо единство взглядов. А ведь это и есть единая военная доктрина.

- Понятно!

- Некоторым слово "доктрина" не нравится. Но дело-то не в названии? Как вы думаете?

- Как же назовешь иначе? Я под единой военной доктриной подразумеваю определенный выработанный взгляд на весь комплекс порядков, методов, задач армии, принятый в том или ином государстве.

Сказал это Орешников и смутился.

- Как? Как вы сказали? - оживился Фрунзе. - Чуточку скомкали, но в основном, кажется, верно. У Германии свои установки, у Франции свои. А наша единая военная доктрина тем более должна существенно отличаться от других, ведь и Советская держава - государственное образование совершенно нового типа!

Фрунзе рассказал, какие споры поднимались по этому поводу, как некоторые люди договаривались до того, что никаких доктрин нам не надо и что вообще военной науки не существует...

- Да уж, не существует! - проворчал Котовский. - Я вот корплю иногда целыми ночами, хотя всего лишь заочник... Легче легкого безответственные фразы запускать!

Беседа перекинулась на другие темы. И вдруг, без всякой видимой связи, Фрунзе обернулся к Орешникову и спросил:

- Вы бы не возражали, Николай Лаврентьевич, против перевода вас в Петроград? Тем более что и семья у вас там...

Орешников даже вспыхнул от столь неожиданного и лестного предложения, особенно когда Фрунзе назвал при этом довольно высокий пост.

- Но ведь я беспартийный...

- Об этом мы, по-моему, уже толковали. У нас сейчас очень высокий процент партийных среди командного состава. Но о многих беспартийных, которые работают с нами, смело можно сказать: хорошо было бы иметь побольше таких партийцев, как эти беспартийные!

И в эту минуту Орешников понял, что - помимо общих рассуждений о военной доктрине, о кадрах - между Котовским и Фрунзе шел еще другой разговор. Котовский "между строк" рассказал о всех переживаниях Орешникова и дал свою рекомендацию, а Фрунзе тотчас прикинул, где и как можно использовать толкового и приемлемого идеологически офицера. Орешников был восхищен и этим тактом и этой оперативностью.

4

Под большим впечатлением от всего виденного и слышанного покидал Орешников гостеприимный дом Фрунзе. Все ему понравилось: и бойкие ребятишки, и душевная Софья Алексеевна. Но особенно - Фрунзе.