Борис Чичибабин - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Борис Чичибабин
• Жанр: Поэзия

---

Как больно стать навеки виноватым, неискупимо и невозмещенно, перед сестрою или перед братом,к ним не дойдет и стон из бездны черной.

И все ж клянусь, что вся отвага Данта в часы тоски, прильнувшей к изголовью, не так надежна и не благодатна, как свет вины, усиленный любовью.

Все вглубь и ввысь! А не дойду до цели на то и жизнь, на то и воля Божья. Мне это все открылось в Коктебеле под шорох волн у черного подножья.

1984

СИЯНИЕ СНЕГОВ

Как зимой завершена обида темных лет! Какая в мире тишина! Какой на свете свет!

Сон мира сладок и глубок, с лицом, склоненным в снег, и тот, кто в мире одинок, в сей миг блаженней всех.

О, стыдно в эти дни роптать, отчаиваться, клясть, когда почиет благодать на чаявших упасть!

В морозной сини белый дым, деревья и дома,благословением святым прощает нас зима.

За все зловещие века, за всю беду и грусть младенческие облака сошли с небес на Русь.

В них радость - тернии купать рождественской звезде. И я люблю ее опять, как в детстве и в беде.

Земля простила всех иуд, и пир любви не скуп, и в небе ангелы поют, не разжимая губ.

Их свечи блестками парят, и я мою зажгу, чтоб бедный Галич был бы рад упавшему снежку.

О, сколько в мире мертвецов, а снег живее нас. А все ж и нам, в конце концов, пробьет последний час.

Молюсь небесности земной за то, что так щедра, а кто помолится со мной, те - брат мне и сестра.

И в жизни не было разлук, и в мире смерти нет, и серебреет в слове звук, преображенный в свет.

Приснись вам, люди, снег во сне, и я вам жизнь отдам глубинной вашей белизне, сияющим снегам.

1979

x x x

Сколько вы меня терпели!.. Я ж не зря поэтом прозван, как мальчишка Гекльберри, никогда не ставший взрослым.

Дар, что был неждан, непрошен, у меня в крови сиял он. Как родился, так и прожил дураком-провинциалом.

Не командовать, не драться, не учить, помилуй Боже,водку дул заради братства, книгам радовался больше.

Детство в людях не хранится, обстоятельства сильней нас,кто подался в заграницы, кто в работу, кто в семейность.

Я ж гонялся не за этим, я и жил, как будто не был, одержим и незаметен, между родиной и небом.

Убежденный, что в отчизне все напасти от нее же, я, наверно, в этой жизни лишь на смерть души не ?жил.

Кем-то проклят, всеми руган, скрючен, согнут и потаскан, доживаю с кротким другом в одиночестве бунтарском.

Сотня строчек обветшалых разве дело, разве радость? Бог назначил, я вещал их,дальше сами разбирайтесь.

Не о том, что за стеною, я писал, от горя горбясь, и горел передо мною обреченный Лилин образ...

Вас, избравших мерой сумрак, вас, обретших душу в деле, я люблю вас, неразумных, но не так, как вы хотели.

В чинном шелесте читален или так, для разговорца, глухо имя Чичибабин, нет такого стихотворца.

Поменяться сердцем не с кем, приотверзлась преисподня,все вы с Блоком, с Достоевским,я уйду от вас сегодня.

А когда настанет завтра, прозвенит ли мое слово в светлом царстве Александра Пушкина и Льва Толстого?

1986

x x x

Кто - в панике, кто - в ярости, а главная беда, что были мы товарищи, а стали господа.

Ох, господа и дамы! Рассыпался наш дом Бог весть теперь куда мы несемся и бредем.

Боюсь при свете свечек смотреть на образа: на лицах человечьих звериные глаза.

В сердцах не сохранится братающая высь, коль русский с украинцем спасаться разошлись.

Но злом налиты чаши и смерть уже в крови, а все спасенье наше в согласье и любви,

Не стану бить поклоны ни трону, ни рублю в любимую влюбленный все сущее люблю.

Спешу сказать всем людям, кто в смуте не оглох, что если мы полюбим, то в нас воскреснет Бог.

Сойдет тогда легко с нас проклятие времен, и исцеленный космос мы в жизнь свою вернем.

Попробуйте - влюбитесь,иного не дано,и станете как витязь, кем зло побеждено.

С души спадет дремота, остепенится прыть. Нельзя, любя кого-то, весь мир не полюбить.

1991

x x x

В лесу соловьином, где сон травяной, где доброе утро нам кто-то пропинькал, счастливые нашей небесной виной, мы бродим сегодня вчерашней тропинкой.

Доверившись чуду и слов лишены и вслушавшись сердцам в древесные думы, две темные нити в шитье тишины, светлеем и тихнем, свиваясь в одну, мы.

Без крова, без комнат венчальный наш дом, и нет нас печальней, и нет нас блаженней. Мы были когда-то и будем потом, пока не искупим земных прегрешений...

Присутствием близких в любви стеснена, но пальцев ласкающих не разжимая, ты помнишь, какая была тишина, молитвосклоненная и кружевная?

Нас высь одарила сорочьим пером, а мир был и зелен, и синь, и оранжев. Давай же,- я думал,- скорее умрем, чтоб встретиться снова как можно пораньше.

Умрем поскорей, чтоб родиться опять и с первой зарей ухватиться за руки и в кружеве утра друг друга обнять в той жизни, где нет ни вины, ни разлуки.

1989

x x x

Когда я был счастливый там, где с тобой я жил, росли большие ивы, и топали ежи.

Всходили в мире зори из сердца моего, и были мы и море и больше никого.

С тех пор, где берег плоский и синий тамариск, в душе осели блестки солоноватых брызг.

Дано ль душе из тела уйти на полчаса в ту сторону, где Белосарайская коса?

От греческого солнца в полуденном бреду над прозою японца там дух переведу.

Там ласточки - все гейши обжили - добрый знак при Александр Сергейче построенный маяк.

Там я смотрю на чаек, потом иду домой, и никакой начальник не властен надо мной.

И жизнь моя - как праздник у доброго огня... Теперь в журналах разных печатают меня.

Все мнят во мне поэта и видят в этом суть, а я для роли этой не подхожу ничуть.

Лета в меня по капле выдавливают яд. А там в лиманах цапли на цыпочках стоят.

О, ветер Приазовья! О, стихотворный зов! Откликнулся б на зов я, да нету парусов,..

За то, что в порах кожи песчинки золоты, избави меня. Боже, от лжи и суеты.

Меняю призрак славы всех премий и корон на том Акутагавы и море с трех сторон!

1988

x x x

В лесу, где веет Бог, идти с тобой неспешно... Вот утро ткет паук - смотри, не оборви... А слышишь, как звучит медлительно и нежно в мелодии листвы мелодия любви?

По утренней траве как путь наш тих и долог! Идти бы так всю жизнь - куда, не знаю сам. Давно пора начать поклажу книжных полок и в этом ты права - раздаривать друзьям.

Нет в книгах ничего о вечности, о сини, как жук попал на лист и весь в луче горит, как совести в ответ вибрируют осины, что белка в нашу честь с орешником творит.

А где была любовь, когда деревья пахли и сразу за шоссе кончались времена? Она была везде, кругом и вся до капли в богослуженье рос и трав растворена.

Какое счастье знать, что мне дано во имя твое в лесу твоем лишь верить и молчать! Чем истинней любовь, тем непреодолимей на любящих устах безмолвия печать.

1990

x x x

Мы с тобой проснулись дома. Где-то лес качает кроной. Без движенья, без желанья мы лежим, обнажены. То ли ласковая дрема, то ли зов молитвоклонный, то ли нежное касанье невесомой тишины.

Уплывают сновиденья, брезжут светы, брызжут звуки, добрый мир гудит как улей, наполняясь бытием, и, как до грехопаденья, нет ни смерти, ни разлуки мы проснулись, как уснули, на диванчике вдвоем.

Льются капельки на землю, пьют воробышки из лужи, вяжет свежесть в бездне синей золотые кружева. Я, не вслушиваясь, внемлю: на рассвете наши души вырастают безусильно, как деревья и трава.

То ли небо, то ли море нас качают, обнимая, Обвенчав благословеньем высоты и глубины. Мы звучим в безмолвном хоре, как мелодия немая, заворожены мгновеньем, Друг во друга влюблены.

В нескончаемое утро мы плывем на лодке утлой, и хранит нас голубое, оттого что ты со мной, и, ложась зарей на лица, возникает и творится созидаемый любовью мир небесный и земной.

1989

ПЛАЧ ПО УТРАЧЕННОЙ РОДИНЕ

Судьбе не крикнешь: Чур-чура, не мне держать ответ! Что было родиной вчера, того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той, которую не зря назвали, споря с немотой, империею зла,

но о другой, стовековой, чей звон в душе снежист, всегда грядущей, за кого мы отдавали жизнь,

С мороза душу в адский жар впихнули голышом: я с родины не уезжал за что ж ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн и мы-то кто при нем? Но в мире нет ее пространств и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли тайком в один из дней, а мы, как надо, не смогли и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять живому не дано: ведь родина - она как мать, она и мы - одно...

В ее снегах смеялась смерть с косою за плечом и, отобрав руду и нефть, поила первачом.

Ее судили стар и мал, и барды, и князья, но, проклиная, каждый знал, что без нее нельзя.

И тот, кто клял, душою креп и прозревал вину, и рад был украинский хлеб молдавскому вину.

Она глумилась надо мной, но, как вела любовь, я приезжал к себе домой в ее конец любой.

В ней были думами близки Баку и Ереван, где я вверял свои виски пахучим деревам.

Ее просторов широта была спиртов пьяней... Теперь я круглый сирота по маме и по ней.