Игорь Можейко - Конан Дойл и Джек-Потрошитель

• Название: Конан Дойл и Джек-Потрошитель
• Автор: Игорь Можейко
• Издательство: Современник
• Жанр: История
• Год: 1996
• ISBN: ISBN 5-270-01935-3

Известный историк и писатель на основе документов и свидетельств создал две увлекательные повести о преступниках и преступлениях прошлого. В них нет ни слова выдумки, но правда порой бывает страшнее и неожиданней любой фантазии. На страницах этих произведений читатель встретится с десятками монстров и невинных жертв, заговорщиков и сыщиков.

---

Правда, взять на себя честь разоблачения и поимки этой отравительницы не имел права ни один из сыщиков того времени, потому что заслуга принадлежала только миссис Люсинде Килпатрик.

А теперь по порядку.

Мэри Энн Эвардс Райф была дьявольски хороша собой. В газетах потом писали, что она была высока ростом, стройна, сероглаза. Ее пышные золотые волосы были убраны в большой пучок на затылке. Мужчины сразу попадали под ее тихое обаяние, женщины чувствовали опасность и сторонились ее.

Мэри Энн появилась в столице Миннесоты Сент-Поле летом 1858 года, совершенно неожиданно, покинув, по ее словам, богатый родительский дом в Северной Каролине ради того, чтобы ухаживать за заболевшим Джоном Уокером, ее родным племянником. Тете было тридцать восемь лет, племяннику чуть больше двадцати, он был столяром, имел небольшой домик, где тетя и поселилась, чтобы вести несложное хозяйство молодого человека.

Злые языки… а они развязались далеко не сразу, потому что тетя Мэри Энн была скромна, тиха и скорее старалась затаить свою красоту, нежели ее демонстрировать, и заботилась о Джоне, как санитарка, сестра милосердия, родная сестра, наконец! Она трогательно рассказывала о том, что Джон остался без матери еще в нежном детском возрасте и она поклялась своей старшей сестре, что заменит мальчику родителей.

Положение одинокой тети при выздоровевшем племяннике превратило Мэри Энн в потенциальную невесту, а красивых и домовитых дам в быстро растущем на берегу Миссисипи городе Сент-Поле не хватало.

Чувствовал их дефицит и Станислав Билянский, приехавший в юности из Польши, прошедший на берегах Миссисипи славный путь от чернорабочего и матроса до содержателя салуна и богатого землевладельца. Станислав был четырежды женат, но жены либо умерли, либо покинули его, дети выросли и разлетелись, и он уже подумывал, не возвратиться ли в Польшу, но одолела лень к перемене мест и привычка к жизни на Миссисипи. Окончательное решение приняла за него судьба в лице прекрасной Мэри Энн, которую он встретил на улице, затем, узнав о ее одиночестве, смог сблизиться с красивым, курчавым, могучим, но недалеким Джоном Уокером и именно через посредство племянника принялся штурмовать сердце Мэри Энн.

Станислав всегда добивался того, чего хотел. Добился он и согласия Мэри Энн выйти за него замуж. Хоть женщина и не скрывала холодности и равнодушия к пятидесятилетнему вдовцу. Приятели Уокера утверждали, что главным аргументом в пользу ее брака с поляком было желание Джона бросить столярное мастерство и пожить в славном богатом безделье при новом дядюшке.

Так и случилось.

Сыграли скромную свадьбу, и троица поселилась в просторном, выходящем широкими окнами многочисленных комнат на Миссисипи особняке Станислава.

Но ничего хорошего из этого брака не вышло.

Как рассказывала потом Роза, горничная хозяйки, Мэри Энн, которую Станислав называл Анной, признавалась, что не может заставить себя спать с «этим старым козлом». А однажды Роза подсмотрела, как тетя у себя в спальне целовалась с племянником, причем вовсе не по-родственному.

Некоторое время пан Станислав находился в состоянии блаженного неведения, он боготворил свою новую жену, он любовался ею, был готов выполнить любой ее каприз, но так как желаний такого рода не поступало, Станислав проводил всё свое время в салуне, где поглощал виски в огромных количествах.

Госпоже Билянской, очевидно, следовало бы примириться и оставить мужа в покое. Но, следуя старым добрым католическим традициям, муж желал проводить ночи в одной постели с женой и даже не отказывался от надежды получить от нее еще одного отпрыска.

А вот это Анне было отвратительно.

Отвращение ее было столь велико, что она решила отделаться от мужа, но сделать это так, чтобы ее дорогой племянник унаследовал вместе с ней всё его состояние.

И тогда ранней весной 1859 года Станислав занемог.

Пить он меньше не стал, но после каждой выпивки его буквально выворачивало, а на следующий день он не мог подняться с постели от жуткой головной боли и слабости. Анна не скрывала от своей соседки Люсинды Килпатрик, что ждет не дождется, когда ее благоверный отправится на тот свет, и рада бы найти для этого нужные таблетки. Люсинда ужасалась и умоляла подругу выкинуть из головы такие греховные мысли.

Что касается племянника, то он перестал скрывать свои нежные отношения с потенциальной вдовой. А так как страдающего мужа отселили, он часто проводил всю ночь в супружеской спальне.

Наконец, в марте пану Станиславу стало совсем плохо и он умер в конвульсиях.

Было проведено формальное расследование обстоятельств смерти пана Станислава.

Соседи, подруга Люсинда и племянник Джон утверждали, что более преданной и самоотверженной жены, чем Анна, пану Станиславу не отыскать. Так что следствие решило, что причиной смерти послужило неумеренное употребление алкоголя. Дело было закрыто. Буквально на следующий день после похорон Джон и Анна, ставшая снова свободной Мэри Энн, устроили веселый праздник, который был слышен всем соседям. Соседи переглядывались и ворчали. Миссис Люсинда Килпатрик неожиданно ударилась в слезы. Муж пытался утешить ее, остановить истерику, но тщетно. Люсинда призналась ему в страшной тайне, которую носила в сердце уже третью неделю. Оказывается, в феврале Анна послала подругу в аптеку купить мышьяка, чтобы избавиться, по ее словам, от расплодившихся в доме крыс. Но Люсинду насторожило, как Анна просила ее об этом, и она отказалась. Тогда, как ей стало известно, Анна сама пошла в аптеку мистера Дженкинса и купила целый пакет мышьяка. Более того, в дружеской беседе через несколько дней Анна вдруг призналась, что боится, не будет ли обнаружен мышьяк, если тело решат вскрыть. Когда перепуганная Люсинда стала спрашивать, чье тело имеет в виду подруга, та приказала ей забыть о случайно вырвавшихся словах. А когда полицейский пришел к Люсинде, чтобы допросить ее о том, что она знает о смерти Станислава, Анна прибежала к ней, спряталась за портьеру и подслушивала весь разговор Люсинды с полицейским, поэтому она и молчала.

Она молчала бы о них и дальше, если бы не этот наглый праздник, который позволила себе Анна, потерявшая от радости голову.

Далее начал действовать мистер Килпатрик. Он посетил шефа полиции Сент-Пола, и на следующий день — 12 марта — три доктора в сопровождении свидетелей провели эксгумацию тела и обнаружили в желудке покойного пана Станислава немалую дозу мышьяка.

Пожалуй, этот случай — один из первых примеров научного криминалистического вскрытия с целью обнаружения яда через несколько дней после смерти жертвы.

Анна и Джон Уокер были тут же арестованы и препровождены в тюрьму. Джон, который, как оказалось, вовсе не был племянником Анны, а лишь молодым любовником, встреченным ею во время его поездки в Северную Каролину, категорически отрицал свою причастность к преступлению. Он клялся, что и не подозревал о намерении Анны убить мужа. Когда стали допрашивать Анну, ее беспокоило более всего, как бы подозрение не пало на Джона. Она под присягой поклялась, что молодой столяр совершенно невинен и судить нужно только ее одну. Что и было сделано. Джон вышел сухим из грязной воды и больше в этой истории вообще не возникал. Анна взяла на себя всю тяжесть обвинения и 3 июня, как раз когда младенца Конан Дойла окрестили Артуром, она была приговорена к смерти через повешение — это была первая женщина, приговоренная к смерти в штате Миннесота.

Анна подавала на помилование, но помилования не получила и 23 марта 1860 года при большом стечении народа взошла на помост у виселицы на центральной площади Сент-Пола. Америка любит острые зрелища, и если к тому времени в Европе повсеместно публичные казни были отменены, так как к этому относились отрицательно не только умеренные политики, но и церковь, полагавшая, что подобные зрелища аморальны, то в Штатах демократия всё еще зачастую воспринималась как коллективное действо любого, даже самого жестокого типа.

Анна, которая все месяцы в тюрьме провела в полном молчании, отказываясь с кем бы то ни было общаться, неожиданно кинулась к краю помоста и произнесла такую речь:

— Я не дождалась от вас ни правосудия, ни пощады! Я умираю за свои страдания, а не за то, что совершила. Пусть вы наживетесь на моей смерти, но знайте, что ваш суд неправедный. А правду я буду искать на небесах! Я виновна, да, я виновата во многом, но я никогда никого не убивала, и если кто убил моего мужа, то не я! И когда до вас дойдет очередь и вы предстанете перед Высшим судом, пусть вам достанется судья, а не палач. Я иду к Богу…

Палач подошел к ней и опустил петлю ей на шею… Анна отшатнулась, но руки ее были связаны за спиной, и она была бессильна воспрепятствовать палачу.

— Неужели в вас не шевельнулась жалость… или хотя бы трепет от того, что вы опускаете удавку на женскую шею? Вы же убийца!