Федор Абрамов - Безотцовщина

• Название: Безотцовщина
• Автор: Федор Абрамов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-08-001951-4

В этот выпуск вошли широкоизвестные повести: В. Астафьев "Кража", В. Богомолов "Иван", Н. Дубов "Сирота" и Ф. Абрамов "Безотцовщина".

---

– Сведи лошадей. Да Налетку на веревку – понял? А то уйдет – бедовая кобыленка.

И все, Володька, приготовившийся было сорвать свою злость на Кузьме, с удивлением и нескрываемым презрением усмехнулся, а затем не спеша, наречно подчеркивая свою независимость, отвязал от косилки лошадей и повел вниз, на луг.

Когда он вернулся к избе, люди уже. сидели за столом – кто, обжигаясь, ел кашу-огневицу, кто подкреплялся похлебкой, а кто по привычке северянина нажимал на чай.

Володька прошел в сенцы, отсыпал из своих пожитков муки в миску и, пройдя к огню, начал приготовлять еду для Пухи.

– Вот как хозяин-то настоящий, – усмехнулась Параня и кивнула Кузьме, сперва собаку, а потом уж сам.

– Да не в собаку корм, – лениво поморщился Никита: – Ну что Пуха – Пуха и есть. Осенью шкуру содрать – рукавицы не выйдут.

Володька отлично понимал, куда гнет Никита. Обычное дело-как вечер, так и потеха над Пухой. И ему, конечно, лучше бы промолчать, но разве стерпишь такую обиду?

– Ты своего Лыска обдирай, он весь в лишаях, а я осенью охотиться буду.

– Это с Пухой-то охотиться? Нет, парень, с котом и то больше толку. По крайности мышь какую добудешь.

Все захохотали.

Колька, подлаживаясь к начальству, съязвил:

– Твоя Пуха только сорок гонять.

– А белку не при тебе облаяла?

– Белку? – Колька вытаращил глаза. – Это когда же?

Эх, и влепил бы ему Володька, будь они наедине, – небось сразу бы вспомнил!

– Ешь! – прикрикнул он на Пуху.

Пуха, как нарочно, вся перемокла в росе, когда они водили лошадей на луг, и теперь, мокрая, со свалявшейся на спине и боках шерстью, с пугливо поджатым хвостом, казалась еще меньше. И начала она лакать похлебку тоже не по-собачьи: с краешка миски, неуверенно, то и дело поглядывая своими черными блестящими глазами то на Володьку, то на людей.

– Он пять раз на дню ее кормит, – завела опять Параня, – все думает откормить.

– Балда ты, Володька, – сказал Никита, – маленькая собачка до старости щенок. Вишь ведь, глаз-то у нее хитрый, старый.

– А сколько этой Пухе? – спросил Кузьма.

– Беспачпортная, – услужливо разъяснил Колька. – Умные люди на улицу такое добро выбрасывают, а дураки подбирают.

Пуха, видимо, догадываясь, что разговор идет о пей, все чаще отрывалась от еды, вопросительно посматривала на Володьку и наконец тихонько скрылась с людских глаз.

– Да, парень, – сказал Кузьма, вставая из-за стола, – ежели ты всерьез охотиться думаешь, собаку надо искать не на улице.

– А я говорю, что она белку и сейчас берет!..

Но Володьку уже никто не слушал. На землю незаметно спустилась ночь-короткая, страдная, и надо было отходить ко сну. Женщины начали наспех споласкивать посуду. Из открытых дверей повалил дым: каждый раз на ночь-для воздуха-в избе курили сеном.

Володька, допивая остывший чай, морщился от дыма и нет-нет да и поглядывал на Кузьму и Никиту, уединившихся в стороне у косилки. О чем они толкуют? И почему Колька вертится как на угольях? В руках газета для маскировки, а сам шею вытянул, глазами ест бригадира. Ага, понятно, Кузьма помощника себе просит.

И Володька со злорадством посмотрел на Кольку. Поезжай-поезжай! Девчонки на Шопотки не приедут. Живи вдвоем, как в берлоге.

Но черт бы побрал этого тугодума! Ни да ни нет.

И за что только в бригадирах держат?

– Ежели такая сушь, мне без Николая тоже не управиться…

Володька, не допив, выплеснул из кружки чай.

В этот вечер долго не спали. Никита в который раз начал рассказывать, как он впервые увидел спутник на небе.

Потом оказалось, что спутник видели и Параня, и Колька, и даже кривой Игнат. Брешут, конечно. Небось ежели бы видели, рот на замке не держали. А то будто специально Кузьмы дожидались.

– А вы, Кузьма Васильевич, видели? – Это Колька.

На вы, по-культурному.

Володька, лежа па полу недалеко от дверей, приподнял голову. Кузьму послушать интересно – в городе человек жил, по партийной мобилизации, говорят, в колхоз прислали.

– Нет, не приходилось.

Слава богу, нашелся хоть один человек, который, как и он, Володька, не видел спутника! Но зато, как выяснилось, Кузьма досконально знал, что за звезды вокруг Земли и сколько до, них расстояния.

– А правда, что скоро на Лупу полетят? – спросила Параня.

– Скоро не скоро, а полетят. А пока собак в космос запускают.

На нарах заворочался Никита:

– Володька, ты бы свою Пуху пожертвовал, а то хороших собак переводят.

– Для науки… – захихикал Колька.

Нет, не вышел номер. Кривой Игнат давно уже раздувал свои старые мехи-тяжко, старательно, словно и во сне продолжал махать косой. Тихо, невнятно что-то бормотал себе под нос вечно молчаливый Егор, – людей послушать, так это он разговаривать учится. Кто его знает, может, перед смертью и разговорится. Вскоре сон подкатил и к остальным.

Володька встал тихонько, вышел на волю.

Густой туман заволок вес кругом. От росы щиплет босые ноги. На огневище чуть-чуть тлеют головешки.

Заслышав шаги хозяина, из-за угла тотчас же выпорхнула Пуха, теплая, с былинками сена в шерсти. Она лизнула Володькины ноги и робко и заискивающе подняла к нему лисью мордочку с черным пятачком.

Володька долго разглядывал се. Потом он достал из кармана веревочку, присел на корточки.

Пуха съежилась.

– Стой как следует, – с угрозой прошипел Володька.

Подросла ли сколько-нибудь? Не поймешь. Вроде и подросла, а вроде и нет. Во всяком случае, узелок на веревочке, как и три дня назад, по-прежнему тонул в Пухиной шерсти.

Утром проспали – обычная история, когда к избе приезжает свежий человек. Пока умывались внизу, на речке, кипятили чайники, солнце съело росу. Чаи пили второпях-вот-вот, с минуты на минуту, подгонит лошадей Володька. Но напились чаю, прибрали посуду, а Володька не появлялся. Где Володька?

Стали кричать на разные голоса: "Володька, Володька!" – ответа не было.

– Порядочки, – покачал головой Кузьма.

Всем понятно было, почему нервничает Кузьма. Другим только спуститься под гору, перейти речку, и пожня, а ему надо попадать на Шопотки, куда и без машины не каждый заедет.

– Николай, – сообразил наконец Никита, – бежи за лошадями.

Колька вскоре вернулся верхом на гнедухе.

– Нету лошадей – ушли! – весело, точно радуясь, отрапортовал он.

Кузьма побагровел:

– Как нету? Я же ему что сказал? Связать?

– Ну да, там и веревками-то не пахло.

– Ах, сукин сын, сукин сын! Навязали мне ирода на шею. Николай, выручи…

– Ладно, – Колька покровительственно кивнул бригадиру. – Лошади сейчас будут.

Но что это? Бах, бах…

– Вот он, дьяволенок, – торжествующе сказал Никита, указывая рукой на лес. – Ружьичишком забавляется, а мы жди…

Поднялась страшная ругань: сколько еще терпеть? До каких пор этот прохвост будет измываться над ними!

В трудколонию его-там живо шелковым сделают… Да, многое прощали Володьке: сирота, без отца растет. Но должен же быть предел!

…Сначала, как и положено, появилась Пуха, а потом уже следом за ней, раздвигая кусты, вышел охотник. На минуту он остановился, победно оглядывая людей, затем высоко поднял правую руку, и все увидели в ней рыжего зверька с белым окровавленным брюшком. Володька шел не спеша, вперевалку, в такт шагам покачивая светлой взлохмаченной головой. За плечом ружье, вокруг пояса широкий брезентовый патронташ-самый заправский охотник.

А Пуха? Что творилось с Пухой? Она юлой кружилась вокруг своего хозяина, забегала вперед, на секунду останавливалась, глядя на него своими маленькими блестящими глазами, затем поворачивала ласковую, торжествующую мордочку к людям: да посмотрите же, посмотрите на него! Ведь это Володька, Володька…

Сияло солнце, птицы пели на каждом кусте…

И вдруг все померкло. Большой, громадный человек тучей надвинулся на Володьку, выхватил у него белку и – раз, раз-прямо по лицу. На скулах у Володьки показалась кровь.

Пуха завыла.

Никто не ожидал такой развязки. Бабы зароптали:

– С ума сошел! Свет перевернется – на час опоздал.

– Нехорошо, Кузьма Васильевич! Не своего бьешь – сироту.

Кузьма отбросил белку в сторону, круто обернулся к бабам:

– Какой он, к черту, сирота! Меня отец в его годы драл как Сидорову козу.

– Дак то отец…

– А мой отец, ежели напакостил, одинаково драл и своих, и чужих. И мне наказывал. Понятно? – и Кузьма широким, размашистым шагом пошагал к косилке.

Внизу, за избой, раздался топот, веселый захлебывающийся крик, – это Колька поскакал за лошадьми.

Володька, бледный, закусив губу, водил зелеными округлившимися от злости глазами вокруг себя. Он одинаково ненавидел сейчас и тех, кто ему сочувствовал, и того, кто так жестоко обидел его. Возле него виновато терлась Пуха со злополучной белкой в зубах. Володька в ярости отбросил ее пинком. Пуха перевернулась в воздухе и, жалобно взвизгивая, покатилась по выкошенной пожне.