Федор Абрамов - Вокруг да около

• Название: Вокруг да около
• Автор: Федор Абрамов
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 19898
• ISBN: 5-265-00512-9

В книгу выдающегося советского писателя, лауреата Государственной премии СССР Федора Александровича Абрамова вошли хорошо известные читателям повести "Деревянные кони", "Пелагея", "Алька", "Вокруг да около", "Безотцовщина", "Мамониха", "Жила-была Семужка".

---

Вороннцын – так звали краснолицего мужчину – лениво отмахнулся:

– Не нужай. Пуганый.

– Он у немцев под расстрелом стоял, забыл? – крикнули от порога.

После того как наконец удалось выпроводить людей из конторы, Исаков схватился за голову:

– Ты понимаешь, что наделал, товарищ Мысовский?

Выборы сорвал. Да, да! Раньше мы завсегда к восьми рапортовали, а вдруг завтра никто не придет?

Выборы прошли нормально. Но ох и попереживал же в ту ночь Ананий Егорович! Он даже денег раздобылвзял под отчет у председателя сельпо. Черт с ними, если припрет, раздаст, обежит всю деревню.

А на другой день, в понедельников контору с утра заявился Вороницын и долго, усмехаясь, приглядывался к нему.

– А мы, пожалуй, поладим с тобой, председатель, – сказал он, как бы подводя итог их ссоре.

Слово Вороницына оказалось надежно, как его рука, тяжелая, короткопалая, которая с одинаковым умением играет и топором, и кузнечным молотом. За первый год с бригадой плотников он поднял новый сруб скотного двора, а на второй год обложил еще один.

И вот этот-то самый нужный человек в колхозе, можно сказать – главная опора председателя, запил. Ананий Егорович и так, и этак пытался подойти к нему: "Говори, чем недоволен?" Молчит, слова не добьешься, а завершение скотных дворов – под угрозой срыва. Раз бригадир ульнул носом в бутылке, то что же с остальных спрашивать?

В маленькой кухне накурено. Белый дым густым слоем висит под низким потолком. На столе самовар, тарелка с ржаным хлебом и пестрыми ячменными сухарями, крынка с топленым молоком. Штук пять ребятишек – один меньше другого – чинно сидят справа в простенке между дверью, открытой в переднюю комнату, и окном с белой занавеской, из которого видна деревенская улица. Сидят и макают хлебом в песок, маленькими кучками насыпанный прямо на столе перед каждым. Место хозяина – табуретка у окна слева – пустовало. Тонкий стакан с чаем недопит. На подносе, вокруг ножек самовара, куча окурков.

– Хозяина нет? – спросил Ананий Егорович.

От печи, из – за розовой занавески, выглянула Полина – жена Вороницына, высокая сухопарая женщина, в домашней стеганой безрукавке, с разогретым от печи лицом и злыми блестящими глазами.

– Был. Целый час тут сидел да охал.

– Заболел?

– Черт ему деется! Пьет – жрет котору уж неделю.

Ананий Егорович, как бы оправдываясь, спросил:

– А ка какие деньги? Я ему не давал.

Полина фыркнула:

– На какие деньги! Они, пьяницы проклятые, давно по коммунизму живут. Вот те бог! Придут в лавку: "Манька, дай пол – литра на карандаш". А Манька – месяц к концу подойдет – и пошла собирать по деревне из дома в дом. "С тебя, Полина, десять рублей пятьдесят копеек". – Тут Полина, вытянув худую длинную шею, показала, как Маиька разговаривает с ней. – "За что? Когда я тебе задолжала?" – "Мужик твой вино на карандаш брал". – "Ну, брал, дак с него и получай. Не торгуй по коммунизму". – Полина метнула взгляд в сторону стола. – Видишь, у меня сколько хлебных токарей?

Ребятишки, внимательно наблюдавшие за матерью, которая всегда театрально, в лицах разговаривала с людьми, снова принялись макать хлебом в песок.

– Проваливайте! – вдруг обрушилась и на них Полина. – Сколько еще будете сидеть? Весь день из дому не выхолят. Надоели, дьяволята.

Дети нехотя вылезли из – за стола и, хмуро посматривая на Анания Егоровича, удалились в переднюю.

– Полина Архиповна, – Апаиий Егорович прикрыл дверь в переднюю, – ну, а ты-то знаешь, что с ним творится? С чего он запил?

Полина вздохнула:

– А лешак его знает. После города всё. Раньше выпивал – не без того же, да хоть дело знал. А тут приехал из города – скажи, как подменили мужика. Чего вы-то, хозяева, смотрите?

– Ладно, – сказал Ананий Егорович. – Пойду обратно – приверну. Пусть никуда не уходит.

IV Не те времена…

На дворе все так же – дождит, ветер треплет мокрое белье, развешенное на веревке…

Прикуривая от спички, Ананий Егорович повернулся к ветру спиной и вдруг выпрямился. По задворкам, мимо усадьбы Вороницыных, топали три бабы. С коробьямп.

Согнувшись пополам.

– Стой! – закричал Ананий Егорович и тут же схватился за щеку: в рот попало холодного воздуха.

Бабы юркнули за угол бани.

Не разбирая дороги, мокрым картофельннком он кинулся им наперерез, перемахнул изгородь.

– Трудимся? – он задыхался от бега и ярости.

Бабы – ни слова. Мокрые, посинелые, будто распятые, они стояли, привалясь спиной к стене бани, и тупо глядели на него. Большие плетеные корзины, доверху наполненные красной и желтой сыроегой, громоздились у их ног.

– Трудимся, говорю? – повторил Ананпй Егорович.

– Что, не мы одни.

– Кабы в колхозе копейкой побогаче, – плаксивым голосом заговорила Аграфена, – кто бы пошел в лес, Ананий Егорович?

– А копейка-то откуда возьмется? С неба упадет?

Женщины осмелели:

– Пятнадцатый год это слышим. Я все летичко на пожне выжила – сколько заробила?

– А у меня ребятам в школу скоро идти – ни обуть, ни одеть. Думаешь, сладко в лесу-то бродить? Зуб на зуб не попадает, нитки сухой на тебе нету. А бродишь. Короб грибов в сельпо сдашь – все какая ни на есть копейка в доме.

– А самим-то жрать надо? – вдруг грубо, нахраписто вломилась в разговор Олена Рогалева. – Я второй год без коровы маюсь. Нынче, думала, сена навалило – заведу коровушку. Черта с два заведешь!

И, считая, видимо, дальнейший разговор зряшным, Олена подхватила на руки коробья-только ручки взвизгнули – и пошагала, пригибаясь под ношей.

За ней, неуверенно переставляя ноги, потянулись ее товарки.

Ананий Егорович в нерешительности закусил нижнюю губу. Догнать, опрокинуть эти проклятые коробья, а самих баб за шиворот и прямо на поле?

Да, лет восемь назад он бы, наверно, так и сделал.

Образцы для подражания были и в жизни, и в литературе.

В одной из книг, например, рассказывалось, как председатель колхоза ловит строптивых колхозников за деревней, а другой председатель действует еще круче: врывается утром в избу и заливает печь водой. Книги эти в районе взяты были на вооружение. "Вот как надо работать, – наставлял председателей колхозов секретарь райкома, при всяком случае ссылаясь на литературные примеры. – А вы, растяпы, с бабами справиться не можете".

Да, лет восемь назад Ананий Егорович нагнал бы страху па этих грибниц. А сейчас…

Он взялся рукой за мокрый козырек кепки, резко надернул его на глаза и пошел – в обход вороницынской усадьбы – на переднюю улицу.

V Вирусный грипп

Слева, через дорогу от Вороницыных, на горочках – так называют половину – пустырь вдоль косогора, – живет Петр Гаврилович Худяков.

Лет тридцать назад этого пустыря не было и в помине. Тут был околок штук десять домов, плотно, почти впритык стоявших друг к другу. Теперь от околка осталось два дома: дом Петра Гавриловича да слева от него, метрах в двухстах, высокий громадина – пятистенок – без крыши, без окон, с черными стропилами, как старческие руки, воздетыми к небу.

Ананий Егорович, проходя мимо пустыря, часто задумывался над судьбой одичалого дома. Он помнит этот дом еще молодым. Стены из отборного сосняка, со звоном, как говорят, углы просмолены (навечно!) – вставляй только рамы да справляй новоселье. Но дом так и состарился, не дождавшись новоселья. Кто его хозяева? Где они теперь? Живы ли еще? И что их обидело так, что они бросили новый дом да так ни разу и не проведали его?

Торчит старый дом на взгорье, день и ночь ждет своих хозяев. А хозяев все нет и нет…

Ананию Егоровичу не пришлось заходить на усадьбу.

Петр Гаврилович – ему недавно перевалило за шестой десяток – сидел в крытом дровнике и что-то постукивал топором. Завидев председателя, он встал, подошел к калитке. Петр Гаврилович был в валенках с красными галошами, в ватных штанах, в фуфайке, в старой опрелой ушанке без завязок – в общем, одет был тепло, по погоде.

А во рту у него, обметанном редким желтым пушком, торчал неизменный окурок.

– Далеко правишь? – осведомился он и подал руку.

Петр Гаврилович с начальством разговаривал свободно, на ты, хотя и без оскорбительной фамильярности.

– Да вот насчет силоса хлопочу. Видишь, что делается?

– Надо, надо, – поощряющим тоном сказал Петр Гаврилович. – Влипли мы с этим силосом, товарищ Мысовский. – Он поднял голову кверху. – Подвел старик.

– Не говори.

– Ничего, парень. Погода-то кабыть на ясень поворачивает. Этим ветром уже разнесет сырость.

Ананий Егорович посмотрел вслед за Петром Гавриловичем на небо. Там и в самом деле кое-где прорвало серый облажник. И дождь как будто пошел на убыль.

– Разнесет, разнесет, – с еще большей определенностью подтвердил свой прогноз Петр Гаврилович.