Сергей Солоух - Самая мерзкая часть тела

• Название: Самая мерзкая часть тела
• Автор: Сергей Солоух
• Жанр: Современная проза

---

Но этого не требовалось. О сущей чепухе, невинном одолжении попросил его Виктор Михайлович.

— Поскольку вы, Анатолий, человек чистый, в центре этой провокации оказавшийся случайно, соответственно незапятнанный и непредвзятый, с вами многие будут очень откровенны. Знаете ли, потребность излить душу заложена в человеке, и лучший друг на самом деле тот, кто никогда не перебивает. Конечно, не следует ожидать настоящих признаний, но если вы будете внимательны и, главное, не станете чураться компании товарищей, прежде всего из состава членов комитета ВЛКСМ, я полагаю, я не сомневаюсь, что вы не только нам поможете, но и в перспективе с вашим клубом можете рассчитывать не на одну лишь поездку в Москву или на БАМ.

Так! Но это в принципе, в общем. Конкретно же медноглазый лейтенант Макунько очень хотел узнать, что точно делали накануне злополучного собрания отличников и именных стипендиатов ЮГИ, примерно с семнадцати ноль-ноль до двадцати одного, два других основателя "Тридцати трех и одной трети". Как, имея устойчивый иммунитет к гриппу, провела трудный понедельник 21 апреля неразлучная пара — бывший заместитель секретаря комсомольской организации Василий Закс и действующий командир институтской молодежной дружины Игорь Ким?

А очень просто. Пили!

Есть за общежитием номер три, за гаражами и карагачами, детский садик. В нем сторожем ночным работает, под лампочкой кемарит и в кухне тибрит хлеб, Толин одногруппник Гера Марков. Вот он-то и запомнил в ограде дошкольного учреждения петергофской выразительной силы скульптурную группу. Васька Закс, с непредсказуемыми интервалами, словно шутиха, селедкой фонтанировал, а цепкий Игореха Ким его держал. Ловко. Одной рукой не позволяя другу лечь, свободной направлял тугую самоварную струю из собственных штанов в песочек под грибком.

И так они красиво отдыхали именно вечером двадцать первого. Ведь Герман Марков не в форточку пускал дымок, а на крылечко вышел покурить как раз из-за того, что телик второй час транслировал икру совпартактива. Собрание в огромной банке зала и центнер цифирьки 110 над бесконечным рядом членов президиума.

Это уж потом, умывшись и переодевшись, два героя, Ким и Закс, подняли по тревоге бойцов студенческой дружины и до рассвета занимались любимым делом. Боролись за здоровый быт. Ногами открывали двери, бесцеремонно врывались в комнаты, устраивали дознания и обыски без протокола на всех восьми этажах студенческой общаги номер три.

Собственно, рассказ об этом чудовищном злоупотреблении общественным доверием, неприкрытом самодурстве, самоуправстве, невиданном, но регулярном и принес Толян на встречу с куратором в горсад. Без применения спецсредств и спецмероприятий, как чижик, поклевав в буфете бублик, узнал всю правду и оперу пересказал. Смог восстановить доверие к себе, которое чуть было не утратил после невнятных объяснений. Недостойных добровольного помощника органов. Ах, домашнее недоразумение, пустяки, не опоздание, а чешуя, ошибка измерения времени и пространства…

— Так, так, — сошлись над переносицей две чайные гусеницы бровей, посовещались и на исходные позиции вернулись — значит, находились в нетрезвом состоянии?

— Да, — подтвердил Кузнец. — Вне всякого сомнения.

Красота, а еще говорят чудес не бывает. Между тем, все это время невысокий Толя поспевал. Шагал геройски с рослым лейтенантом в ногу. Словно не по зеленой аллейке городского сада, а по брусчатке к посту номер один.

— Отлично, отлично, — сказал сам себе товарищ Макунько и без команды выполнил кру-гом. Мгновенно развернулся. Всю красоту парадно-показательную смазал. Смахнул. Заставил Толю, как час тому назад на шумном пешеходном переходе, позорно дергаться, воздух ловить руками и прыгать зайчиком. Но, слава Богу, не упал. Просто не слишком плавно развернулся и увидел под синей кепкой-восьмиклинкой шею. Крепкую и цилиндрическую, как поршень на стенде в лаборатории гидравлических установок.

Конечно, Виктор Михайлович — гвоздь, не человек, но и ему, оказывается, эмоции теплокровных не чужды. Шутка ли, просматривалось безответственное, если не преступное вообще, пособничество подонкам и негодяям. Причем не только со стороны отдельных отщепенцев, целые группы и коллективы молодых людей не понимали серьезности поставленной задачи.

Ведь сколько уже раз он об этом показательном рейде слышал. Скольких людей расспрашивал о нем. Каких только подробностей не сообщали, а вот о главном, центральном, никто и не заикнулся. Ну, что же, на том, как говорится, и попались. Теперь не важно даже, имел ли место умысел или всех сбило с толку неправильно понимаемое чувство локтя. Скрываемое говорило само за себя. Расслабились, приняли белой, пивной пеной занюхнули, а вот стеклопосуду сдать забыли.

— Хорошо, — сказал товарищ Макунько и выполнил раз-два на месте стой. Толян, вновь выбившись из ритма, пытался было неуклюжесть компенсировать жалким равняйсь налево, но сделал все равно топ-топ. Два лишних шага. Когда Кузнец остановился и развернулся, лейтенант уже полностью владел собой.

— Неплохо, Анатолий, — резюмировал Виктор Михайлович, и рыжие иголки его усов опали слово разрядившись, — ваши сведения в общем и целом совпадают с моими, но есть и заслуживающие внимание различия. Их изучением мы и займемся.

Мама! Сладкое чувство сопричастности, да еще с устатка, чуть не лишило Толю разума. Бедному и впрямь почудилось, что вслед за этим невероятным «мы» должно последовать немедленное приглашение в суровый зеленый дом на площади Советов. Предложение в темной секретной келье за шторой, решеткой и специальной мелкой сеткой-радиоэкраном побыть немного в почетной роли Ватсона. Петьки и Анки.

Но нет. Уполномоченный в гражданском пыльнике с кокеткой не сомневался, что с этим делом он справится самостоятельно.

— Сейчас в институт? — осведомился он дежурно с обычной деловитостью.

— Но я не тороплюсь… — все еще не хотел, не мог с надеждою расстаться диск-жокей, любимец молодежи, красавец с волосами.

— Никаких проблем с зачетами, экзаменами? — был внимателен, но холоден, как маленькие звезды на погонах, товарищ Макунько.

— Вроде бы никаких.

— Ну, что ж, тогда счастливо.

На прощанье предстояло снова пожать руку. Боевая, походной ржавчиной тронутая кисть сверкала белым острием.

И этот тест на мужество прошел Кузнец. Последний тайм гляделок свел в ничью. Ладонь хоть и была помята, но форму сохранила. Короче, сдюжил. Сбацает еще однажды сонату номер восемь до-минор.

Впрочем не сегодня, и не завтра. Толя уже второй год не прикасался к клавишам и струнам. Его любили и без этого. Такое время — электрических моторчиков. Аппаратуры звуковоспроизводящей, а не звукоизвлекающей.

Собственно о ней и задумался Анатолий после того, как рабоче-крестьянская восьмиклинка его недавнего собеседника помелькала и рассосалась в зеленой ряби молодых листочков. Свернув на короткую просеку, Толя скоро оказался на главной аллее городского сада. Быстро оставив позади себя еще невспаханные клумбы, миновав полукруглый портик парадного входа, он сразу же нырнул в бензиновую радугу асфальтовых испарений. Лавируя между катками и самосвалами, перебежал улицу писателя-трудармейца Островского и дунул в институт. Кузницу сибирских инженерных кадров.

Что и говорить, ясности никакой не было. То ли проявят снисхождение и в Москву пошлют, то ли со всей суровостью отнимут призовую «Илеть» и крест поставят. В архив уйдет название красивое, как правильный ответ экзаменационной задачки, — "33 и 1/3". Время покажет.

В одном не приходилось сомневаться — линия поведения выбрана правильная и, может быть, единственно верная. Линия на доверие. Всего лишь неделю тому назад Родина приняла в лоно своего сына. Впустила в райвоенкомат, а затем выпустила. И что же? Тут же, не мелочась, выдала щедрый аванс.

Обратился президент дискоклуба за разрешением вывезти из запечатанной каморки клубную технику и без долгой волокиты получил его. Андрей Евстафьевич Светопуло, студент-заочник института культуры, режиссер институтского СТЭМа, просил, умолял хотя бы на время защиты диплома выдать ему какие-то папки, сценарии, эскизы реквизита. Нет, нельзя, сами понимаете, вещдоки. А Анатолий Кузнецов дежурное заявление в комиссию написал, и все. Дня через два его останавливает в коридоре главного корпуса председатель и тихо шепчет.

"Ты давай, там барахло свое утаскивай. Но только быстро. Быстро и молниеносно, чтоб ни одна собака не увидела".

Бу-зде. Вопросов нет. И, действительно, все ясно. Как только Толик с улицы Сибиряков-Гвардейцев нырнул в арку ворот между третьим и четвертым корпусами, так сразу и увидел. Тупорылый институтский ПАЗик, прижавшийся квадратным задом к крылечку запасного входа. Отлично, значит, уже разгружают.