Журнал Современник - Наш Современник 2006 #1

• Название: Наш Современник 2006 #1
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Предположение его подтвердилось. Девушки, посмеявшись, защелкали каблуками по скользкому склону, а поэты их провожать не пошли. Через минуту к Алексею ввалился Лупанарэ.

— Мочалки! — вопил он. — Мы думали, что это скучающие ялтинские красотки, не знающие, куда деть себя в “мертвый сезон”! А это валютные проститутки! Представляешь, Алеха? А мы им — бутылку водки! Они так смеялись!

Звонарев тоже засмеялся. Лупанарэ укоризненно смотрел на него, моргая.

— Что ты ржешь? Нет, чтобы посочувствовать чужому горю! Денег-то у нас кот наплакал!

— Да где вы их умудрились подцепить?

— В баре… Здесь, на первом этаже. Мы думали, сюда интеллигентная публика ходит! А это такие прожженные б…! У них на руках куча повесток в суд и милицию! Одна другой говорит: “Ты завтра что делаешь?” А она: “Завтра? Так, в десять у меня суд, а в час — к следователю. Давай встретимся что-нибудь около трех”. Суды эти, как я понял, им до лампочки!

— Они что, сюда, на гору, клиентов цеплять ходят? Разве здесь появляются иностранцы с валютой?

— Нет, иностранцы — в “Ореанде”, в “Тавриде”, но их сейчас почти нет, только моряки, да и тех мало. Штормит, суда не причаливают. А сюда местные “крутые” ходят. У Артура и Валентины, которые в баре работают, какие-то делишки с ними. Они “мочалкам” клиентов находят, получают процент. “Травкой” приторговывают…

— Да-а. Вот тебе и Дом творчества!

— Алеха, какое творчество? Писатели для них — безденежные “папики”. Денежные-то только летом появляются.

— А что там за мужик в темноте стоял? В “аляске”. Я с балкона видел. Этих баб, что ли, стерег? Сутенер, или, как там… “кот”?

— Какой мужик? Никакого мужика в “аляске” в баре не было. Где ты его видел? Может, правда, стерег?

— Показалось, наверное.

— Хорошо отделались, если не показалось! Время-то они на нас потратили! Ну ладно, спи. Я пошел. Ну, мочалки! — восклицал Лупанарэ уже в коридоре.

* * *

Утром Звонарев отнес администратору путевку, получил талон на питание и пошел в столовую. Она была в новом корпусе, на втором этаже. Большой зал был заполнен едва ли на четверть. Алексея, по его просьбе, посадили к Лупанарэ и Хачатряну. Они весело позавтракали и пошли гулять по заснеженной Ялте. Вечером отправились в пивную.

На следующий день у них появился новый сотрапезник — высокий человек с черной ассирийской бородой.

— Семен Кубанский, режиссер! — представился он. — Прибыл на выбор натуры. С кем имею честь?

Ребята представились. Кубанский оживился, когда узнал, что Звонарев — прозаик.

— А я ведь, если честно, здесь поселился, втайне надеясь завербовать какого-нибудь прозаика или драматурга в соавторы сценария. Есть отличная идея фильма, но нет приличного сценария. Вгиковские сценаристы — дерьмо. Пытался с ними работать, понял — бесполезно. Все детальками пробавляются! Думают, насобирают десятка два деталек, и получится, как у Тонино Гуэрры. А Тонино Гуэрра творческий человек, каждая деталь у него работает на основную идею. — Словоохотливый режиссер так увлекся, что забыл про манную кашу. — Хотел привлечь кого-нибудь из маститых, да они все при деле. Тогда написал сам сценарий, его даже утвердили — здесь, на Ялтинской киностудии, но чувствую: не то! Предполагается психологический детектив с широкими историческими и философскими обобщениями, а я не владею фабулой, искусством сюжетных поворотов. Тут прозаик нужен. Вот вы — какую прозу пишете?

Звонарев пожал плечами.

— Стараюсь — острую.

— Вам повезло! — воскликнул экспансивный Лупанарэ. — Алеха — именно тот, кто вам нужен. У него есть рассказы из жизни ночной Москвы — там такие детективные повороты!

— Правда? — Кубанский схватил Алексея за рукав. — А у вас есть при себе эти рассказы?

— Кое-что есть.

— Не откажете в любезности дать почитать? Поверьте, я не из праздности спрашиваю. Затевается серьезное дело. Если я увижу, что это то, что нужно, у вас появится возможность стать самым молодым сценаристом Советского Союза. Задача не из легких, но и работать придется не с чистого листа: ведь болванка сценария уже есть.

— Алеха, соглашайся, “бабки” будешь грести лопатой! — радовался непосредственный Лупанарэ. Была у него такая симпатичная черта — умение радоваться за друзей.

— Лопатой — это в Голливуде, — тонко улыбнулся Кубанский. — У нас — лопаточкой. Но на жизнь хватит, если все сладится. А историческую прозу вы, случайно, не пишете?

— Случайно нет. И неслучайно тоже.

— Жаль. Ну да ладно. Не это главное. Главное — владеть фактурой.

Кубанский без интереса поковырял принесенную ему яичницу, осторожно отведал жидкого кофе с молоком и отставил стакан в сторону, тщательно вытер салфеткой бороду.

— Что ж, пойдемте к вам, за рассказами?

Людей, интересовавшихся творчеством Звонарева, было не так уж много (редакции, как правило, возвращали его рассказы), поэтому, конечно, ему польстило такое внимание Кубанского, независимо от того, чем закончилась бы история с его неожиданным и сногсшибательным предложением. Из столовой направились в старый корпус, поднялись в номер Звонарева. Кубанский с интересом осмотрелся.

— Сталинский стиль. Фактура! А так — поскромнее, чем в новом корпусе, где я живу. И холодильника нет? Впрочем, зачем он вам, вы же сюда не есть приехали. Алексей, я попрошу вас дать мне рассказы не только с детективной фабулой, но и, как вы выразились, острые. Такие вещи интересуют меня не меньше, а даже, может быть, больше. Наш фильм будет острым.

Звонарев предложил ему присесть и стал рыться в папке. Отобрал полдюжины рассказов — с “детективными поворотами” и “острых”.

Кубанский рассыпался в благодарностях.

— Обещаю долго не задерживать. Это в моих же интересах.

На том и расстались. Звонарев после ухода режиссера пошел в город. Денек был пасмурный, не холодный, хотя снег все еще не таял. Порывами налетал ветер. Море сверху напоминало помятое листовое железо. Извилистой Морской улицей Алексей спустился к набережной. Здоровенные волны, перепрыгивая через дамбу, били в парапет с грохотом пушечного выстрела, а потом, усмиренные, бесшумно и плоско заливали плиты. Пальмы раскачивались на ветру. Над морем, словно соревнуясь с волнами, шибко бежали облака, а под ними носились стремительные треугольники чаек. Затянутый туманной дымкой город карабкался вверх по горам. Верхние дома тонули в ползущих с Никитской яйлы облаках.

У сувенирного магазина за столиком с табличкой “Экскурсии” сидел на раскладном стуле человек с растрепанной шкиперской бородкой. Он был закутан в длинный овчинный тулуп, какой носят часовые и сторожа. Если бы не эта доха, можно было подумать, что он торчит здесь с прошлого лета — в темных пляжных очках, в лопоухой войлочной панаме, с пижонской желто-голубой косынкой на шее. Желающих совершать экскурсии не было, поэтому чудак, вытянув ноги в резиновых сапогах, безмятежно читал книгу с названием на обложке: “Прокопий Кесарийский. Тайная история”.

Звонарев поглазел на витрину с амфорами, кувшинчиками, дракончиками, яшмовыми сердечками, макетами Ласточкина гнезда и собрался было идти дальше, как человек в панаме тихо спросил:

— Не желаете ли взглянуть на готские сувениры?

Он приподнял крышку лежащего перед ним кейса. Внутри, как в витрине ювелирного магазина, рядочками лежали на черном бархате серебряные и бронзовые украшения: пряжки с орлиными головами и ромбовидной формы, какие-то застежки, внешне напоминающие арбалеты, серьги в виде колец, молоточков и граненых гирек и многое другое. В центре экспозиции красовалась прямоугольная бляха с греческой надписью: “OYCTINIAN AYTOPATC”*.

“Подпольная ювелирная лавочка, — догадался Алексей. — Хорошую “крышу” себе устроил! “Экскурсии”!”.

— Сами делаете? — осведомился он.

— Нет, — ответил незнакомец и опустил крышку чемоданчика. — Один хороший знакомый. Самородок! А в магазины его изделия не принимают: нужен членский билет Союза художников или диплом ювелира. Помаленьку помогаю ему реализовывать. Все равно ведь торчу здесь. Всем подряд, конечно, не предлагаю, но вы, я вижу, человек порядочный… не донесете…

— Естественно, — пожал плечами Звонарев. — А почему эти сувениры называются готскими?

— Но мы же в Крыму.

— Ну и что?

Незнакомец покачал головой, улыбаясь.

— Нужно знать свою историю, молодой человек. Известно ли вам, как прежде назывался Крым?

— Крым? Тавридой, кажется, — пробормотал Алексей.

— Что ж, это уже кое-что, — кивнул странный продавец. — А еще он назывался Киммерией, Скифией, Климбтами, Ператейей… Вы, простите, кто будете по образованию?

— По первому — медик, сейчас получаю второе, литературное, — ответил, почему-то конфузясь, Звонарев.

— Писатель, стало быть? Тогда охотно вас просвещу. С раннего средневековья и вплоть до восемнадцатого века Крым в Европе называли Готией, а местную православную епархию — Готской. Не знаете, почему?