Журнал Современник - Наш Современник 2006 #1

• Название: Наш Современник 2006 #1
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Написав протокол, он дал подписать его Звонареву.

— Копию протокола я направлю в КГБ вместе с официальным запросом, — заявил он, пряча лист в папку. — Запрос будет подписан главным военным прокурором города Москвы. Отделаться устным ответом им уже не удастся. Потом будем действовать дальше, в зависимости от ответа.

— А не может случиться так, что КГБ просто заберет дело к себе, не дав вам никакого документа?

— Вполне может. Но на каком-то этапе мы все равно подключимся, ведь дело уже под контролем военной прокуратуры.

— А покуда я попаду в руки к очередному Немировскому? Ну а если полковник прав? Насчет шпионов в КГБ? Они же меня сгноят, обвинят во всех смертных грехах! Это уже начинается, неужели вы не видите?

— Вы полагаете, что в КГБ все шпионы?

— А зачем мне все? На меня одного-двух хватит! Невелика птица!

— Ну-ну, не малодушничайте. Вы же мужчина. Говорю вам ответственно: в КГБ очень много порядочных людей, настоящих профессионалов. С некоторыми я знаком, могу похлопотать за вас, если дело заберет КГБ.

На том и расстались. Выйдя за ворота, на освещенную вечерними огнями Пушкинскую, Алексей подумал: “Мягко стелет, да жестко спать! Что ему: он соблюдет все формальности и будет считать, что совесть его чиста. А я вернусь к тому же, с чего все начиналось. В худшем случае военная прокуратура сдаст меня в КГБ, а в лучшем… эти конторы будут тянуть меня в разные стороны, на разрыв. Попал, как кур в ощип! А вдруг Черепанов заодно с Немировским? — обожгла его мысль. — И я ему, такому круглому и приятному, поведал то, о чем и Немировскому не говорил!”.

Звонарев затосковал. Он стоял под “Тремя слепыми” — барельефными портретами Маркса, Энгельса и Ленина — и думал, что ему теперь делать. Взгляд его упал на очередь у “Ямы”. “А ведь наши наверняка еще там, и Кузов с ними. Вот у кого надо спросить совета! Он в каких только передрягах не бывал”.

Поэт Андрей Кузовков по прозвищу Кузов воевал в Афганистане, учился полгода в МГИМО, три месяца сидел в тюрьме, точнее, в спецприемнике для бродяг, служил милиционером, мыл золото в Якутии, печатался в журнале для слепых, работал страховым агентом и женским цирюльником в роддоме — сам он, впрочем, называл эту профессию другим, неприличным словом. Кузовков был непревзойденным мастером попадать в абсолютно безвыходные ситуации и чудесным образом из них выбираться. Он утверждал, что под Сургутом, где он трудился нормировщиком на строящемся газопроводе, “химики”, недовольные тем, как Кузов закрывал им наряды, заварили его в газовую трубу у самой заслонки, и он полз по ней несколько километров к компрессорной станции, причем ногами вперед, пока не утомился и не уснул. Во сне он якобы так храпел, что бригада обходчиков издалека ощутила вибрацию в магистрали и стала искать источник паранормального явления, пока не добралась до инородного тела в трубе — Кузовкова. Трудно сказать, было ли так на самом деле, но однажды Звонарев убедился, что кузовковские истории возникают не на пустом месте. Встречали Новый год в одной московской квартире, на пятом этаже. Кузовков вышел освежиться на балкон, дверь которого находилась как раз напротив праздничного стола. Минут через десять раздался звонок в дверь. Открыли: на пороге стоял слегка припорошенный снегом Кузов. Все ахнули, а Кузовков как ни в чем не бывало подошел к столу и молодецки тяпнул водочки. Но на этот раз он не мог рассказать, что с ним произошло: ходил, мол, подышать, а больше ничего не знает.

Звонарев вклинился в очередь и громко сказал, похлопывая по кейсу:

— Мужики, я к своим! Меня за вином послали.

Очередь послушно расступилась, сочтя, видимо, это вполне уважительной причиной. Вслед за Алексеем, в его кильватере, захотел пролезть еще один человек в собачьей шапке, идущий за Звонаревым от самых ворот прокуратуры, но ему решительно загородили путь. Человек не сказал ни слова и тут же покинул очередь. Он быстрым шагом завернул за угол и вошел в воняющий кислым пивом, захламленный битой тарой двор, где был служебный вход в “Яму”. Здесь он решительно постучал в обитую железом дверь, а когда ему открыли, показал работнику в грязном халате какое-то удостоверение и нырнул внутрь.

Звонарев не ошибся: литинститутовцы все еще были в “Яме”. Уже от входа он услышал их гул, который невозможно спутать ни с каким другим, — все говорили одновременно, не слушая друг друга.

— Леха! — заорали они, завидев Звонарева. — Ты уже на свободе? Подписка о невыезде? Кружку зэку! За освобождение!

Тотчас же перед ним появилась запотевшая кружка “Ячменного колоса” с оседающей шапкой пены, которую он жадно, не отрываясь, выпил до дна.

— Мучили жаждой, — прокомментировал кто-то. — Сатрапы! Кузов, добавь ему в “нагрузку”. Он, гад, нагрузок не любит! А ты полюби!

Из-под полы кузовковского полушубка сверкнуло водочное горло, в кружку Звонарева, журча, полилась прозрачная струя.

— Засади.

— За нас с вами, — провозгласил охмелевший уже от одного запаха водки Алексей. — И за х… с ними!

Ребята заржали. Он выпил, закусил сыром сулугуни.

— Ну, рассказывай, — сурово сказал Кузовков. — Генеральная прокуратура, ни фига себе! Ты чего сотворил?

— Я не в Генеральную ходил, а в военную. Один “важняк” армейский самоубийством покончил, а я перед этим к нему на вызов ездил. Теперь таскают.

— Ну, Леха, без вопросов — на тебя все спишут. Скажут: ты его цианистым калием уколол. Убийца в белом халате!

— Мужики, вы извините, мне по этому поводу надо с Кузовковым потолковать.

— Толкуй здесь!

— Нет, я знаю, вы будете все время прикалываться, а мне-то нужен серьезный совет.

— Ну, давай! Долго не советуйся! А то водка стынет.

Звонарев с Кузовковым взяли свои кружки и перешли за маленький столик в углу, где местный завсегдатай бомж Коля сливал из нескольких кружек в одну остатки пива.

— Колян, на тебе сорок копеек и исчезни, — распорядился Андрей.

— Будет сделано! — Коля схватил трясущейся рукой мелочь и побежал, звеня кружками, к автоматам.

— Налей мне, Андрюха, чтобы у меня в голове прояснилось, — попросил Звонарев.

Кузовков набулькал прямо в пиво. Чокнулись, хлебнули забористого “ерша”.

— Вот какое дело, — заговорил, собравшись с мыслями, Алексей. — Слушай. Только учти: если разболтаешь — мне тюрьма светит.

Он рассказал обо всем Кузовкову, опустив, правда, содержание разговора с полковником и вообще не упомянув про разведку и шпионов. Кузовков же, к удивлению Звонарева, проявил деликатность и ничего по этому поводу не спросил.

— Получается, — подвел итог Алексей, — я кругом крайний, и к кому бы дело ни попало, мне будет только хуже. А КГБ, прокуратура и милиция могут спокойно перебрасываться бумажками. Скажи: как мне выбраться из этого круга?

— Делай ноги, — без раздумий посоветовал Кузовков.

— Как это — делай ноги?

— А так — беги, исчезай. А они пусть разбираются друг с другом напрямую. Ты подписку о невыезде давал?

— Нет.

— Так что же ты время теряешь? Как это у Апдайка: “Кролик, беги!”

— Я не кролик. Прошу тебя, отнесись серьезней. Все не так просто. Черепанов этот улыбается, но я чувствую, что он мне тоже не очень-то верит. И вот я исчезну — что он подумает? Что я все врал? А если врал — значит, причастен к смерти того “важняка”?

— Алеха! — с чувством воскликнул Кузовков. — Все просто! Сложности придумываем мы сами. На то ты и писатель, чтобы искать простые объяснения так называемым сложным вещам. Мужик, тебе чего надо? — вдруг обратился Кузовков к человеку в собачьей шапке, бочком стоявшему у их столика.

— Жду, когда кружка освободится, — глухо ответил тот, забегав глазами.

— А почему ты решил, что у нас она освободится? Иди на мойку, там тебе дадут кружку! Или вон у Коляна спроси. А сюда больше не приходи: что-то мне твоя шайба не очень нравится. Могу случайно попортить.

Человек в собачьей шапке злобно улыбнулся и отошел к мойке.

— Зачем ты с ним так? — удивился Звонарев.

— Лучше так, чем потом тебя кое-кто фак, — загадочно объяснил Кузовков. — Так вот: найди заранее простую причину своему отъезду — и все.

— Да куда мне ехать-то? И на что мне жить там, куда я поеду?

— Куда? Да хоть в Ялту! Ты же записался!

Речь шла о двухнедельной путевке в ялтинский Дом творчества: Литфонд иногда бесплатно выделял их студентам-литераторам на зимние каникулы. Звонарев получил путевку еще до злополучной аттестации, и никто ее у него не отбирал.

— Да какая мне теперь Ялта? — вяло отмахнулся Алексей.

— Самая Ялта теперь! Законная, заметь, Ялта! Вот тебе и причина отъезда! Вот тебе и житье-прожитье! А за эти две недели КГБ, военная прокуратура и менты наверняка договорятся и закроют на хрен это дело. Ты им только мешаешь.

— Может быть, — задумчиво сказал Звонарев. — Но ведь есть еще второстепенные нюансы, которые нельзя не учитывать. Вот, например, Черепанов дал мне на прощание свой телефон и сказал: звоните, если что. Как же я могу ему не позвонить перед внезапным отъездом? А если я позвоню, то и он, и гэбэшники через него будут знать, куда я поехал. Какой же смысл тогда в этом отъезде?