Анна Муратова - Беглая книга

• Название: Беглая книга
• Автор: Анна Муратова
• Жанр: Детектив

Анна Муратова Беглая книга Одна-единственная книга, никогда не изданная, неожиданно объединила таких разных людей: французского священника XVIII столетия, немецкого офицера и русского солдата времен второй мировой войны, московских и питерских студентов начала XXI века. Эту книгу похищали, теряли и находили, из-за нее совершались кражи, обман, убийства. И никто бы так и не узнал, что это за книга и почему вокруг нее кипят такие страсти, если бы не скромный научный сотрудник Маргарита Надежкина, которая не побоялась подергать за хвост самого дьявола. Детективный роман под названием "Беглая Книга" был написан в 2004 году. В 2005 от издательства Форум поступило предложение издать его в серии приклоченческо-фантастичнской литературы "другая сторона". В настоящий момент роман находится в типографии, и в ближайщее время появится в продаже. Первоначально планировалось, что он станет первым из серии романов о тайнах, которые раскрывает Маргарита Надежкина, скромный научный сотрудник, у котрого внезапно открывается тяга к опасным приключениям. Началось все банально – с убийства. Да и не убийства даже, а несчастного случая. Отравился алкаш паленой водкой, ну с кем не бывает? В милиции даже дело не открыли, и только сын погибшего сомневается в официальной версии. Завязка для очередного криминального романа, скажете вы. Причем тут фантастика? А дело в том, что алкоголик был не из простых пролетариев, а потомок обнищавших французских дворян, и в доме у него хранился весь рукописный семейный архив и библиотека раритетов, за которыми охотятся не только любители древности, но даже потусторонние силы. Набирая сюжетного мяса, повествование становится интереснее с каждой прочитанной страницей. Этому весьма способствует живая картинка, рисуемая Анной. Экскурсы в прошлое сухи, и автор, чувствуя свою неуверенность в материале, стремится распрощаться с ними, как только будут сделаны необходимые пояснения. Совсем другое дело современность. За счет введения в текст бытовых подробностей, жаргонизмов и ненавязчивого юмора, оттеняющих основную линию, история преображается, обретает объем, осязаемость. И когда такой родной и знакомый тебе район становится местом столкновения темных и светлых сил, поневоле начинаешь сопереживать. Перелом наступает незаметно. Кажущиеся поначалу полноправными героями персонажи уходят на второй и третий планы, а то и вовсе забываются автором, десяток страниц назад так скрупулезно создававшим их образ. Все так бы грустно и закончилось, но в несовершенных раковинах тоже можно найти жемчужину. И эту жемчужину, а точнее книгу надо насильно заставлять читать родителей толкиенутых, кельтанутых и прочих -нутых, считающих, что их детей втянули в какую-то секту с пока неясными, но точно далеко идущими планами. Рассказывая про одну из таких “сект”, Анна разрушает миф таинственности, придуманный родителями. Она разделяет подобное увлечение на простую жажду развлечений и истинную веру. Опасностью, но не для окружающих, а для самого индивидуума, объявляется второе. Но опасностью не большей, чем любая другая “слепая” любовь. Например, материнская. Писательница в хорошем стиле доказывает, что умеет сочинять увлекательные истории, вот только в цельный роман они так и не складываются. Получается зарисовка, этюд, обрывающийся на пике своих возможностей. Да, вероятно, все задуманное к тому моменту уже сказано, но не нужно путать раскрытие внутренней идеи с логическим завершением сюжетной линии. Они вовсе не обязаны оканчиваться одновременно.

---

– А я вот к чаю принесла.

– Спасибо, тогда посидите здесь, я заварю чаю.

– Давайте я Вас помогу!

– Не трудитесь, я сам справлюсь. Уж чай-то заварить я вполне способен.

Я покорно опустилась в "коришневое" плюшевое кресло и утонула в нем. В соседней комнате громки тикали часы. Там, наверное, тоже все загадочное и старинное. Почему-то я почувствовала себя маленькой девочкой, попавшей в сказку. Мне и раньше доводилось бывать в домах со старой мебелью, но такого сказочного впечатления не было. Может быть, потому что в других домах эта мебель выглядела осколками ушедшей эпохи и соседствовала с компьютером, факсом, музыкальным центром. Здесь же ничего не резало глаз: все было ровно так, как в пятидесятые годы, когда я только-только родилась на свет.

Сидела я так достаточно долго, пока Вениамин Григорьевич возился на кухне. Мне было неловко оттого, что я сижу и ничего не делаю, но слово хозяина – закон. Наконец снова послышались шаркающе-семенящие шаги, и в дверном проеме показался профессор с подносом. Поднос оказался простеньким и современным, но общей гармонии, в которую я успела вжиться, он не разрушил. Я настояла-таки на том, чтобы сама себе налить чаю.

– Допьете чай, сможете ознакомиться с моей библиотекой, – неспешно произнес Вениамин Григорьевич.

– 33 -

Чаепитие было для мена мукой мученической. Да еще вспомнился эпизод из раннего детства, когда мы с мамой жили в коммуналке у Пречистенских Ворот. Мне было пять лет. К нам приехал погостить мамин брат, дядя Толя, который всю жизнь прожил в деревне под Тулой.

– Ритка! Какая огромная выросла! – закричал он и поднял меня на руки. – А я тебе гостинец привез.

Он сказал это и тут же забыл, потому что они с мамой пошли на кухню. Мама заварила чай, а дядя Толя смеялся: "Чай – не водка, много не выпьешь!". И достал из своей сумки бутылку. Мама все-таки пила чай, а дядя Толя чаем не особенно баловался, а наливал из своей бутылки.

– Толя, может, хватит, а? – встревожено спрашивала мама.

– Да ну тебя, интеллигентная какая! – отмахивался он и снова наливал.

– Дядя Толя, а где мой подарок? – спросила я после долгой борьбы с собственным стеснением.

– Будет, будет тебе подарок, – странно растягивая слова, произнес дядя. И снова налил себе. Они еще какое-то время посидели с мамой, потом дядя Толя сказал, что очень устал с дороги и ему надо поспать. А я все ждала свой гостинец. Но побоялась спросить у мамы, когда же мне его выдадут. Тем более, что мама была чем-то очень недовольна.

И только на следующий день дядя Толя, который с утра все-таки снизошел до крепкого чая, сунул руку в сумку и вынул оттуда грубовато раскрашенную матрешку. Саму матрешку я плохо помню, а вот это ожидание подарка забыть не смогла.

И теперь переживала то, что принято называть эффектом "дежа вю": я сидела в коришневом кресле, пила уже третью чашку чая и слушала, как Вениамин Георгиевич рассказывает мне о своих беседах со Стеблин-Каменским. В другое время я бы пожалела, что не могу записать слова патриарха филологии: когда еще будет возможность услышать подобное! Но сейчас я сидела как на иголках: ну когда же мы начнем говорить о Книге?

– Мы ведь с Михаилом Ивановичем разругались однажды в пух и в прах из-за "Саги об исландцах", – неспешно, смакуя каждое слово, вещал Вениамин Георгиевич, – Это было в Ленинграде. Как сейчас помню, стоим на лестнице в Академии наук, там, где мозаика Ломоносова, может, знаете…

Я начинала клевать носом. Как под гипнозом, я ушла из окружающей меня действительности, увидела и послевоенный Ленинград, и здание Академии, и мозаику Ломоносова, и ученых мужей, причем все это – в черно-белом варианте, как будто смотрела старый фильм. Ровные интонации рассказчика убаюкивали меня. За окнами сгущалась темнота, и весь мир суживался до размеров той части комнаты, которую освещал матерчатый абажур. Постепенно я теряла нить его рассказа, и голос профессора доносился до меня как сквозь вату:

– … Ведь я родился еще при царе! Семья у нас была скромная, но интеллигентная. Поскольку мы из разночинцев, в Революцию нас с матерью не трогали. Нас – это, между прочим, пятерых детей. А отец погиб на гражданской войне.

И снова провал, я ничего не слышала и не видела. Мелькнула только одна мысль "А вдруг он заметит, что я сплю? Совсем неприлично…"

– …А двадцатые годы вспомнить, самое начало, до НЭПа – это же грандиозная разруха была! Вот недавно совсем, в девяносто первом году все за голову хватались и говорили, что никогда еще наша страна такого ужаса не знала. А мне было даже смешно: они не видели, что после гражданской войны творилось! Все только и думали, как раздобыть хлеба да керосина. Уверяю Вас, других потребностей у людей почти что не было! А я был тогда без ума от классической филологии. Однажды помню, стою в длинной-предлинной очереди за керосином, голодный, одет – сами можете представить как. Очередь двигается медленно, мне скучно, а люди вокруг озлобленные, что вполне естественно… И вот я, чтобы хоть как-то скрасить ожидание, читаю Илиаду… разумеется, на древнегреческом. Люди в очереди бросили ругаться, заинтересовались моим необычным поведением. Подошел милиционер и спрашивает очень, надо сказать, вежливо: "А что это Вы, молодой человек читаете?" Я объяснил ему про Илиаду, рассказал про Гомера – милиционер был человек простой, недавно из деревни, и, разумеется, ничего об этом не слышал. Он послушал меня внимательно, а потом громко сказал: "Граждане! Уступите очередь душевнобольному человеку!" И что Вы думаете? Пропустили…

И снова – провал, снова коришневное плюшевое кресло обхватывает меня своими мягкими, но цепкими лапами, я лечу неизвестно куда. Проваливаюсь в колодец, как Алиса в стране чудес, вижу какие-то силуэты: чертей, ангелов, которые сражаются между собой. Потом из колодца вылетаю на открытое пространство. Пейзаж какой-то нездешний, сказочный… маленькие поля, деревья, каменные приземистые домики. И огромное серо-сизое небо от горизонта. Этот странный пейзаж был населен какими-то не менее странными персонажами, невесть как попавшими сюда с картин Босха. Причем лица у этих причудливых созданий были очень знакомые. Мелькнула физиономия моего Рыжика на длинной тонкой шее, из раковины улитки выглянуло бледное лицо Димочки, захохотал какой-то сумасшедший утконос в нацистской форме, из дачного туалета вышел суровый священник, а высоко в небе ангелы теснили чертей за линию горизонта. Бой был долгим и утомительным. С неба рушились те, кто пал смертью храбрых. Две армии сходились все плотнее, и постепенно удалялись, и вот я уже видела стаю голубей, теснящую стаю черных воронов. И вдруг кто-то из воронов выронил из когтей книгу. Она раскрыла свои страницы, как крылья и, отделившись от птичьей стаи, отправилась в самостоятельный полет по небу. Черные и белые птицы ринулись за ней, но она улетала от них изо всех своих книжных сил. Войска прекратили сражение и, смешавшись, в шахматном порядке полетели догонять беглянку. Книга спешила, на ходу теряя обрывки страниц, хлопала переплетом, задыхалась от безумной гонки…

– Я не очень утомил Вас рассказом о своей жизни? Я проснулась как раз вовремя, чтобы заверить Вениамина Георгиевича в том, что его рассказ был очень интересен.

– Еще чаю?

– Нет, спасибо. Вениамин Георгиевич, а можно все-таки взглянуть на бретонскую Библию?

– А, сейчас, она лежит у меня в соседней комнате, я ее специально для Вас приготовил.

Профессор поднялся со своего кресла и прошаркал в коридор. Сон слетел с меня, и я приготовилась к тому, что сейчас свершится то, о чем.. Неужели?

Вениамин Георгиевич протянул мне книгу в мягкой белой обложке. AR BIBL SANTEL – "Святая Библия". Издательство Al Liamm, год 1971. У меня была такое чувство, будто я собиралась нырнуть в глубину, а дно оказалось под самой кромкой воды.

Неужели я все это время искала то, что давно существует? Кто-то уже прочел искомый манускрипт, более того, успел издать его аж тридцать лет назад! А мы-то тут все как взбесились… Ломимся в закрытую дверь.

Наверное, мое разочарование настолько бросалось в глаза, что Вениамин Георгиевич по-отечески склонился надо мной и поинтересовался:

– Вы не это ожидали увидеть? Впрочем, я говорил, что книга не представляет особенного интереса для исследователя.

Я помотала головой: говорить почему-то не могла. Открыла книгу и на титульной странице увидела имя переводчика… Стоп! Это же один из деятелей бретонского возрождения двадцатого века! Пробежалась глазами по выбранной наугад странице текста. Да, так и есть! Неплохой, почти дословный перевод с латинского, но современный перевод! Глянув на предисловие, я еще раз удостоверилась в этом. Да, переводчик опирался на какие-то более старые версии, но что из этого? Все равно это новодел.

– Вениамин Георгиевич, ради всего святого, извините, но мы с Вами говорили о разных переводах. О том, что существует эта современная версия, я и не знала… но я все равно ее куплю, почитаю дома интереса ради.