Вера Крыжановская - Эликсир жизни

• Название: Эликсир жизни
• Автор: Вера Крыжановская
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Что представляет собой мир, в котором мы живем? Кто есть мы и каков смысл бытия? Эти вопросы всегда волновали и будут волновать людей, потому что наши знания об окружающем нас мире и о нас самих ограничены. Это Тайна, которую мы, люди, пытаемся разгадать.Книги Веры Крыжановской («Эликсир жизни», «Маги», «Гнев Божий», «Смерть планеты» и «Законодатели» ) являются тем волшебным зеркалом, через которое мы можем заглянуть в невидимый для нас мир Тайны, существующий рядом с нами, узнать некоторые фундаментальные законы бытия и ответить на многие вопросы. Автор книг, Вера Ивановна Крыжановская (псевдоним – Рочестер) записала эти книги на рубеже XIX-XX веков через некий волшебный канал информации. Ее творческий талант облек полученную информацию в захватывающую художественную форму, увлекающую нас в прекрасное путешествие в мир Тайн, которые могут превратиться, как это случилось с героями книг, в фактическую действительность.В первой книге «Эликсир жизни» мы знакомимся с молодым доктором Ральфом Морганом, который в силу определенных обстоятельств становится принцем Супрамати и членом братства Круглого стола вечности, то есть бессмертным. Новые друзья Супрамати – Нара и Дахир, Эбрамар и Нарайяна – вводят молодого врача в новый, неизвестный ему до селе, мир. Во второй книге «Маги» автор приоткрывает перед нами первую завесу Тайны Бытия.

---

Однажды вечером, когда Нара была занята с дамой, приехавшей навестить ее, Супрамати удалился в библиотеку. Перебирая один из ящиков, который был наполнен письмами, счетами и пр.

вперемешку с древними и драгоценными манускриптами, он нашел большой медальон с портретом Нарайяны на слоновой кости. Тот был изображен в богатом и изящном костюме девятнадцатого века.

С любопытством и участием Супрамати стал рассматривать это лицо классической красоты. В больших, черных, как ночь, глазах таилось что-то демоническое, что вполне соответствовало страшному образу, который мало-помалу сложился в его уме на основании всего слышанного о Нарайяне.

Сколько злоупотреблений совершил он? Сколько причинил страданий? Какую непозволительно легкомысленную игру с ужасными доверенными ему силами позволил себе этот красавец-юноша, казавшийся ожившей статуей Фидия? И что он чувствует теперь? Тяжело ли ему было умирать после такой долгой жизни? Раскаялся ли он в последний час?…

Вдруг Супрамати почувствовал странное ощущение, как будто из всего его тела исходили порывы теплого воздуха. Дыхание его сделалось горячим, как огонь, а от рук повалил красноватый пар.

В ту же минуту раскат смеха окончательно оторвал его от размышлений. От этого оглушительного хохота ледяная дрожь пробежала по телу Супрамати. Он страшно побледнел, выпрямился и боязливо оглянулся кругом.

Прямо напротив него, вдоль полок с книгами, шевелились какая-то тень. Тень эта расширялась, сгущалась и волновалась, как клуб дыма. Затем она вдруг приняла ясные контуры, – и глаза Супрамати с понятным ужасом точно приросли к высокой фигуре Нарайяны, который как живой стоял в нескольких шагах от него.

Он казался выше и худощавее прежнего; лицо его было мертвенно бледно и оживляли его только глаза, сверкавшие, как два горящих угля, и смотревшие на Супрамати ужасающим взглядом.

– Дай мне твою руку, Морган! Дай мне немного тепла! Я умираю от холода! – ясно произнес он, приближаясь и протягивая свою бледную руку с синими ногтями.

Несмотря на невольный ужас, внушаемый ему этим странным призраком, реальным и плотным, как живой человек, Супрамати поднял уже было руку; воля его была парализована устремленным на него светящимся взглядом, который давил его и подчинял себе.

Рука Супрамати прикоснулась бы к руке призрака, но в эту минуту на пороге комнаты появилась Нара.

В одной руке она держала жезл с несколькими узлами, а в другой небольшой серебряный поднос, который поспешно поставила на стол.

Она быстро встала между мужем и Нарайяной и подняла свой жезл. Призрак тотчас же зашатался и отступил назад, испустив свист, похожий на шипение змеи. Зеленоватое пламя брызнуло из его широко открытых глаз, а лицо его исказилось отвратительной судорогой.

– Не марай его своим прикосновением! – суровым тоном сказала Нара.- Ты получил только то, что заслужил. Иди и насыться!

Молодая женщина указала на принесенный ею поднос, на котором стоял большой стакан вина и лежал хлеб с куском сырой говядины.

Морган с ужасом смотрел, как Нарайяна бросился к столу, опорожнил стакан вина и с поразительной быстротой проглотил хлеб и говядину.

Едва исчезла пища, как призрак стал бледнеть и расплылся в струю дыма, которая скрылась в камине, наполнив комнату удушливым трупным запахом.

– Великий Боже! Но ведь он жив! – вскричал Супрамати, молча с удивлением смотревший на это странное зрелище.

Нара отрицательно покачала головой.

– Нет. Он сделался теперь вампирическим существом, питающимся жизненным соком других и чувствующим голод и холод. Его надо кормить известное время, иначе он станет еще опаснее. Но пойдем скорей! Надо открыть здесь окна и очистить воздух. А ты прими скорей ванну, чтобы удалить нечистые флюиды и эманации разложения, которыми ты дышал, и которые будут волновать тебя.

И действительно, Супрамати чувствовал головокружение и свинцовую тяжесть во всем теле. Бледный и расстроенный, он прислонился к стене.

– Не бойся ничего! – сказала Нара, проводя своей ароматной ручкой по влажному лбу мужа.- Тебе он не может повредить. Его приближение я чувствую издали и в силах сдержать его злобу. Когда ты примешь ванну, мы погуляем при луне, чтобы рассеять это тяжелое впечатление.

Супрамати поспешил последовать совету жены, но перенесенное им впечатление было так сильно, что в течение нескольких дней его настойчиво преследовало воспоминание об искаженном и отвратительном лице Нарайяны. Ему казалось, что он всюду видит его тень. Тем не менее ужасные последствия беспорядочной жизни его предшественника внушили ему чувство жалости и ужаса к несчастному грешнику.

Нара дружески подшучивала над его нервностью и всячески старалась развлечь его. Чтобы изгладить тяжелое впечатление, они чаще обыкновенного бывали в обществе. Когда же они оставались одни, она рассказывала ему столько интересных вещей из своей долгой жизни, что Супрамати забывал все и с восхищением слушал ее. Однако она всегда шуткой отделывалась от рассказа истории своей жизни.

Однажды вечером, когда они находились в особенно веселом расположении духа, Нара вдруг сказала с лукавой усмешкой:

– Однако ты нехорошо поступил в отношении своего друга, виконта Лормейля.

– Вовсе нет! Я дал ему большую сумму денег для уплаты его долгов.

– Эти пустяки он проиграл в клубе, а твой лукавый неожиданный отъезд причинил ему ужасные хлопоты. Смеясь от всего сердца, она подробно рассказала ему уморительную историю с убором и про рукопашный бой между Лормейлем и Пьереттой.

Супрамати хохотал, как помешанный, и объявил, что если бы он предвидел такую трагикомедию, то, конечно, помог бы виконту.

– Еще ничего не потеряно. Виконт твердо решил тебя найти и заставить заплатить за твое предательское исчезновение. Советую тебе написать ему и сообщить о твоей женитьбе и объявить, что, уезжая на несколько лет, ты хочешь в последний раз уплатить его долги, на том условии, чтобы он устроился, но в будущем не рассчитывал бы уже на твою помощь.

– Твоя мысль хороша, мой друг, и я исполню ее. Только, если ты позволишь, я пошлю виконту наши портреты.

Нара потянула его за ухо.

– Злой мальчишка! Ты хочешь поразить ревностью сердце бедной Пьеретты, которая уже заранее хвасталась, что будет принцессой,- насмешливо сказала она.

Супрамати покраснел и поцеловал руку жены.

– Я и не думал об этом глупом животном! Но скажи мне, Нара, как ты знаешь все, что делается? С досадой и стыдом думаю я о том, что ты могла бы увидеть, если бы захотела следить за моей жизнью.

– Успокойся! Я – сама скромность и никогда не злоупотребляла возможностью вызывать в магическом зеркале картины прошлого и настоящего; но знать немного, что поделывает мой ветреный муж,- это мое неоспоримое право. Полно! Не впадай в отчаяние: я забыла все, что видела. Завтра же мы пойдем к фотографу и снимемся вместе.

У виконта собрался небольшой кружок близких знакомых; в числе других была и Пьеретта, но без Меркандье. Праздновалось примирение воюющих сторон, и на актрисе был надет пресловутый убор – причина битвы. На столе был уже десерт, когда лакей подал хозяину большой пакет, полученный с почты, и виконт с удивлением вскрыл его. Пакет заключал в себе большой фотографический портрет и письмо. Едва виконт пробежал письмо и взглянул на портрет, как громко и восторженно вскрикнул:

– О, несравненный друг! Какая чудная женщина! Какая божественная красота!

Все поспешили узнать, что так восхищает виконта, но когда узнали, что Супрамати женился и что он оплатит долги своего друга, раздалось троекратное «ура» в честь новобрачных. Одна Пьеретта, с самого начала болтавшая о своем обручении с принцем и нагло лгавшая, что получила будто бы от него страстную записку, таинственно переданную ей в букете, была посрамлена.

Сначала она онемела, а затем с пронзительными криками повалилась на пол в истерическом припадке, так что ее вынуждены были отвезти домой.

На следующий день виконт с самодовольным видом выходил из банкирской конторы Ротшильда, куда явился вместе с секретарем принца, нарочно приехавшим для этого из Венеции. Лормейль назвал цифру, вдвое большую действительной суммы его долгов, и она тотчас же была ему выдана. Тем не менее, даже мысль о том, чтобы остепениться, казалась ему смешной.

Прежде всего виконт отправился к Меркандье, чтобы расплатиться с ним. Узнав же от банкира, что Пьеретта больна и никого не принимает, он немедленно поехал к ней.

Актриса действительно разыгрывала роль покинутой невесты. Если бы кто поверил ее словам, то мог подумать, что Супрамати клялся ей в вечной верности. Но виконт энергично поговорил с ней и посоветовал не приносить в жертву хорошее положение ради несбыточной мечты.

– Принц вовсе не подходил тебе и, по совести сказать, ты не можешь равняться с его женой, – сказал он. – Зато Меркандье без ума от тебя. Выходи за него замуж! Ты станешь баронессой и будешь достаточно богата, чтобы ни в чем себе не отказывать.