Эдуард Лимонов - Анатомия героя

• Название: Анатомия героя
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Современная проза

---

На практике едва ли важно, есть ли мифы закодированные мессиджи инстинкта в центральной нервной системе или наставления инструкций, протянутых нам из Года Первого.

* * *

Выше приведенный отрывок из книги английского писателя Бруса Чатвина "Песенные линии" я обнаружил в 1986 году в американском журнале «Апертюр». Случайное столкновение с этим текстом вызвало во мне крайнее возбуждение, множество мыслей, и сегодня я так же неравнодушен к нему, как и тогда. Дело в том, что я считал себя героем с возраста, когда обрел сознание, а тут вот получил на руки теоретическое подтверждение, объяснение, почему я герой.

Мой "атакующий курс" начался давным-давно, родные пенаты я покинул навсегда еще в 1964-м ("Иван-Эдуард уходит"), а первый «зов» был в Москву, куда я сбежал из Харькова в 1967 году, и взял это препятствие. "Статус Героя возрастает в пропорции к тому, чем большую часть этого атакующего курса он совершит". В 1974 году мною был совершен решающий «отъезд»: из России, в феврале 1975 года, я пересек Атлантический океан и вступил в единоборство с Монстром Америки. ("Отъезд, путешествие через море, уничтожение Монстра", если наложить мою судьбу на структуру эпоса о Беовулфе и судьбу Че Гевары). Монстра я не уничтожил, однако написал две книги, и по сей день продолжающие наносить ему раны: "Это я, Эдичка", "Дневник Неудачника". В 1980 году я опять пересек океан в обратном направлении, во Францию. Этот этап курса может называться "Уничтожение матери Монстра". Вспомним, что в Иране Америку называют "Большой Сатана", а Францию "Малый Сатана", плюс европейская Франция — одна из матерей Соединенных Штатов в прямом смысле. Во Франции я одержал множество побед: опубликовал десяток книг, журнал «Элль» назвал меня в 1986 году одним из лучших деятелей культуры года, в 1987 я победил французское правительство, вопреки их желанию, со скандалом и славой получил французское гражданство, в январе 1987 воссоединился с Наташей Медведевой после полутора лет раздельной жизни. Т. е. если наложить на классический эпос и судьбу Че, получил награду: французское гражданство, жену, славу.

Так я прожил в "поздний средний возраст", однако в самом конце восьмидесятых беспокойство вновь овладевает мною. Беспокойные ветры с востока, с родной Итаки, обжигают мою душу и воображение и Афина или Дьявол шепчут мне в ухо: "Там великолепные возможности для героя. Ты же можешь!"

В 1991-м я на фронте сербско-хорватской войны в Западной Славонии. Я в до корней разрушенном Вуковаре. Многие сотни трупов, вонь, мертвечина, человеческое мясо в различных стадиях разложения. Я мог быть застрелен на каждом из сотен блок-постов многонациональных деревень, смерть выпустил бы из дула автомата венгерский или румынский, хорватский, сербский парень со скрюченными от холода пальцами, но судьба оберегала меня для новых испытаний. Февраль 1992-го: Москва, многотысячные демонстрации. 17 марта впервые выступаю перед 500-тысячной массой патриотов на Манежной площади… Морозные, солнечные, чудовищные дни народной тревоги. Знакомство с вождями: с Жириновским, Анпиловым, Зюгановым, Алкснисом… рев толпы, битвы, репортажи из Боснии, Приднестровья, Абхазии — все это есть в моей книге "Убийство Часового".

Потом весной 93-го была война в Книнской Крайине. Я вновь и вновь доказываю свою «Годность», потому что мне предстоит сочетаться браком с Россией?

Войнуха, войнища, война…

Я не профессиональный солдат и не выдаю себя за такового. Однако душа у меня несомненно солдатская. И запах казармы пьянит меня, как отвергнутого любовника духи любимой женщины. Может быть потому, что вырос я в семье офицера, и первые шесть лет моей жизни жили мы в сменяющихся гарнизонах, «при» штабах и военных городках. И вдыхал я ребенком запах сапог, портянок и оружия?

* * * ПСЫ ВОЙНЫ

"Война есть абсолютное зло, следовательно, мир есть абсолютное добро" — гласит общепринятая мораль. Средства информации и на Западе и в России охотно демонстрируют жертв войны: трупы, раненых, беженцев, женщин, стариков, детей. Перепуганные, несчастные, плачущие — жертвы действуют угнетающе на общественное мнение. Жертв киноснимают, фотографируют, интервьюируют в изобилии. Куда реже интервьюируют тех, кто делает войну: солдат, вооруженных мужчин, молодых и не очень молодых. И если интервьюируют, то также в ролях жертв. Никогда солдату не ставят неприличный прямой вопрос: "Делать войну — есть удовольствие для тебя?"

Свидетель и участник пяти войн (в Славонии, в Приднестровье, в Боснии, в Абхазии и в Книнской Крайине), я хочу, меня жжет желание заявить: определенное количество солдат, возможно большинство, делают войну с удовольствием. И именно это неприличное удовольствие есть причина того, что войны длятся. Не единственная, но немаловажная причина. Ибо если бы война была исключительно ужасом, от которого ВСЕ страдают, то зачем жить в этом ужасе? Необходимо добавить, что современные войны, межэтнические или гражданские, есть вынужденно лимитированные войны (например, авиация не участвует, суперсовременное вооружение не применяется), и как таковые, они архаичны и более выносимы, чем Великие Бойни: 1-я и 2-я мировые.

Общество плохо понимает солдата и в России и на Западе. Тому есть множество причин. Уже через несколько лет после 1945 г. солдат скатился с пьедестала, почти полвека до наших дней солдат просуществовал персонажем и неприятным обществу, и презираемым. Потому что Армия потеряла свои наиболее важные функции в обществе. Первая — функция давателя и удержателя власти. В демократии власть приобретается и поддерживается не вооруженной силой, но есть результат всеобщих выборов, в сущности результат взаимного шантажа между избирателями и избираемыми. (В советском обществе власть также не приобреталась вооруженным путем, но, однажды захваченная, наследовалась партией). Вторая функция, потерянная Армией, — защитника населения. С изобретением ядерного оружия небольшая группка профессионалов-техников ответственна за поддержание АТОМНОГО МИРА. Имея военные звания, эти люди фактически экс-терминаторы, не солдаты. Не имея для Армии ежедневного употребления (используя ее для небольших экспедиций во вне «цивилизации»: во Вьетнаме, в Афганистане…), и власть, и население равно опасались Армии, этой наиболее мужественной институции общества. И презирали ее. Солдаты не были популярны. Тому лучшее свидетельство то, что молодые люди призывного возраста и в Москве, и в Париже равно предпочитали и предпочитают избежать Армии.

Подавленный и не поощряемый, инстинкт воина тем не менее всегда существует (и будет существовать, ибо агрессивность — фундаментальный инстинкт человека) и проявляет себя тотчас же, если образуется благоприятный климат. Этот инстинкт сегодня проявляет себя в бывшей Югославии и на территории бывшего СССР. На всех «моих» войнах я убедился, что, поставленные перед личным выбором — мир или война, — значительное количество мужчин предпочитают жизнь солдата существованию беженца, безработного, рабочего или пенсионера. Именно поэтому добровольческие армии возникают мгновенно, там, где политическая власть падает: на Кавказе, в Таджикистане, в Молдавии, повсюду в Югославии. Мужчины берут в руки оружие и вооружаются какой-нибудь несложной идеологией, чтобы оправдать факт взятия в руки оружия. Сегодня идеология — различные национализмы, точнее, этноцентризмы. Инстинкт воина предшествует идеологии или идеология предшествует взятию оружия? Я цинично придерживаюсь мнения, что инстинкт воина, солдата предшествует идеологии.

ВОЙНА — ГРЯЗНАЯ РАБОТА. Солдат — вынужденно крестьянин, так как должен, дабы обезопасить себя, вгрызаться в землю, работать с землей. В Вуковаре, в ноябре 1991-го, под постоянный глухой бит взрываемых мин, ревели мощные панцирные военные бульдозеры и группы солдат атаковали руины или грелись у костров. Руки сбитые и опухшие, в мозолях и ссадинах, темная кайма под ногтями… Война приятнее весной. Март 1993 г. в Далмации: добровольцы Республики Сербская Крайина копают землю, устанавливая в ямы белые пластиковые дома, брошенные войсками ООН. Тонкий запах первых цветков орешника и земли, согретой солнцем. Вижу нескольких розовых червей, изгибающихся в земле. Руки солдат тронуты землей. В разгар лета война даже красива. В июле 1992-го казаки в Приднестровье копают траншеи на кромке фруктового сада. Гудят пчелы.

ВОЙНА — ВОНЯЕТ. Воняют казармы, носки солдат, их обувь и их униформы. Так как солдат не может принимать душ дважды в день, как это делают непахнущие, стерильные жители европейских столиц. Ингредиенты духов войны: запах остывших сожженных домов, запах трупов, запах мочи… Ноябрь 1991 г. возле Вуковара. От оцепленного проволокой "Центра опознания трупов", едва я открываю дверцу нашей БГ-167-170, мои ноздри заполняет сладкий, сальный запах трупов. Несмотря на крепкую минусовую температуру и намеренно сжигаемую в кострах солярку, запах трупов побеждает.