Эдуард Лимонов - Моя политическая биография

• Название: Моя политическая биография
• Автор: Эдуард Лимонов
• Жанр: Современная проза

---

Чуть позже все вышеперечисленные: я, Иванов-Сухаревский (красочная по-своему личность, кинорежиссёр, актёр, человек в белых перчатках и красном джемпере, демагог, антисемит и психопат), глава московской организации НРПР (тот же толстый и высокий, блин, как же его?), ещё один типчик с восточными чертами лица, руководитель неясной организации, все мы собрались у меня в кабинете в Бункере и образовали организацию под названием Координационный Совет Радикальных Националистических Партий (сокращенно КСРНП). Случилось это в начале 1996 года. Таким образом, я второй раз сделался руководителем политического блока, если считать Национал-большевистский фронт, созданный в мае 1993 года, — первым. (Я понимаю, что для «нормального» смертного, не для политического маньяка, каковым я являюсь, вся эта социальная возня с людьми очевидно представляется безумием.)

В феврале 1996 года состоялось и публичное, как бы это выразиться, «обмывание», что ли, нашего координационного совета — Юрий Беляев, толстяк-мент (он был ментом во всяком случае до 1993 года) созвал в Санкт-Петербурге съезд националистов. Какой-то по счёту. Вообще, было такое впечатление, что платили за съезд менты. На этот съезд мы все и отправились: Иванов-Сухаревский, человек с восточными чертами лица и даже Дугин. В первый день должен был состояться съезд Национал-республиканской партии, а во второй — съезд националистов России.

В первый день ничего интересного не произошло. Звучала музыка, носили знамёна. Изрядно поредевшие партийцы НРПР произносили речи. Зал был полон всяких людей. Я присутствовал на 1-м съезде НРПР в 1992 году. Там были известные члены российской нацтусовки: среди них Безверхий — тощий старикан с красным носом — лидер организации венедов. Ну были мы, грешные, — весь КСРНП во главе со вдохновенным байроновским блондином Ивановым-Сухаревским, его помощником Шаропаевым (уже знакомым читателю по ФНРД — бывшего коллективным членом НБФ за три года до этого). Был Олег Бахтияров, хороший мужик, психиатр и боевик, участник войны в Приднестровье и взятия мэрии в 93-м году, киевлянин, один из лидеров организации «Славянское Единство». Был Дугин, сидел чинно рядом со мной в первом отделении, но в перерыве (его шурин Сережа Меленьев стоял в фойе и продавал книги) Дугин исчез, и я нашёл его уже вечером в штабе НБП. Ещё часть зала состояла из того человеческого материала, который по аналогии с «дем. шизой» — можно было назвать «нац. шизой». А на старом журналистском жаргоне такую публику называют «чайниками». Это завсегдатаи, яростные тётки и дядьки, крикуны и кликуши, благим матом орущие с мест во всех эмоциональных моментах. В самом начале в зале сидела группа не то сонных, не то уже пьяных скинов, человек 30. В перерыве они выпили и бродили там в фойе меж лотков с правой литературой, время от времени возвращались в зал. Было большое количество старых, хромых и косых, с дефектами, и просто бедных людей. Я уже знал эту толпу. Их не следовало принимать за людей национальных убеждений, хотя некоторые из них были примитивными, фольклорного типа националистами. Не следовало их принимать и за электорат, ибо их было ничтожное количество, от 200 до 300 человек всего-то. Их не следовало покорять, — то есть аплодируют они или свистят, не имело значения. Их следовало воспринимать как не очень приятных людей, набившихся в зал съезда. Так я и делал.

Беляев предложил встретиться вечером, ближе к ночи, дабы обсудить, что будем делать завтра на съезде националистов России. Договорились встретиться у нас в штабе ближе к ночи. В штабе я застал уже нездоровую атмосферу. Партийцы, бывшие на съезде, уже все перекочевали в штаб и теперь бродили там с веселыми лицами людей, собравшихся на вечеринку. Я не стал портить им настроение. То был период кризиса, когда первый состав питерских нацболов деградировал (не все, разумеется), а сколько-нибудь выдающегося лидера не существовало. (К середине года я уговорил Диму Жвания — лидера «Рабочей борьбы» — стать лидером НБП в Питере, а в декабре его будет уже оспаривать юный Андрей Гребнев.) Беляев приехал, приехали ещё несколько лидеров партий, присутствовал Бахтияров, мы позвали Дугина. Тот нехотя явился. История следующего дня съезда сводилась к вот какой проблеме. Завтра на съезде должен был председательствовать Владимир Безверхий, глава общества венедов-язычников. Он считался патриархом правого движения в России, Беляев относился к нему как к учителю, о чём он не преминул объявить ещё в первый день на съезде НРПР. Но проблема состояла в том, что съезд националистов России должен был выдвинуть кандидата в президенты от националистов. И вот Безверхий по заданию КПРФ должен был сманипулировать нашим съездом так, чтобы мы объявили кандидатом красного Зюганова. А Беляев хотел Ельцина. Почему Ельцина? Была такая национальная вера, что пусть уж будет хуже некуда с Президентом Ельциным, чем народ надолго успокоится с Президентом Зюгановым. Уже выпивший и, как всегда, парадоксальный Дугин также высказался за Ельцина… Бахтияров сказал, что мы безумны, если говорим такое, что народ нас не поймёт. И Бахтияров оказался прав. Я? Я выслушал их всех и решил, что приму сторону большинства. Но для начала я предложил выйти за рамки двух кандидатур. Почему только Зюганов и только Ельцин? Давайте выдвинем кого-то из своих. Присутствующие, оказалось, своих не хотят. Самыми известными тогда национальными лидерами России были Николай Лысенко и Александр Баркашов. Лысенко они все дружно отвергли. Для Беляева он был бывший соперник — бывший лидер НРПР, побежденный, выпихнутый с места лидера ещё в 1994 году Беляевым. Лысенко сидел тогда в тюрьме (до этого он пробыл два года депутатом Госдумы, кстати, единственный из радикальных националистов, кто был депутатом). О Лысенко никто и слышать не хотел. Для Беляева — бывший соперник, для всех остальных не авторитет. «Давайте Баркашова?» — предложил я. «Этот тип наслал на меня киллеров, они угрожали моей жене…» — взорвался Иванов-Сухаревский. Дело в том, что на его квартиру было совершено нападение, и Иванов-Сухаревский считал, что организовал его Баркашов. «Нет, только не Баркаш, — закричал Беляев, — к тому же его организация разваливается… завтра увидите, три группы от имени РНЕ собираются участвовать». Беляев довольно закряхтел, и заколыхался в стуле. Как холодец.

Я не утрирую и не пишу сатирические заметки. Баркашова не любили как самого удачливого, как самого раскрученного, его организации доставалось все внимание СМИ. Сам Баркашов обладал высокомерием выскочки-пролетария, был хамоват и недружелюбен, что не прибавляло любви к нему. Но он был руководителем самой массовой на тот период организации националистов России. И по справедливости следовало бы выдвинуть его. Хотя я его тоже не любил, и Беляев был прав, с РНЕ у Баркашова начались проблемы и в Питере, и в других регионах. Но у Баркашова они начались, у других же националистических партий они существовали давно, и тот же Сухаревский знал, что в сравнении с организацией Баркашова его организация всего лишь секта.

«Ельцина! Только его! Чем хуёвей, тем отличней! Нужно поддержать эту образину Ельцина!» — внятно и с выражением вещал Дугин. К нему прислушивались, побаиваясь его эрудиции. Я еле уломал Дугина прийти в кабинет Саши-афганца, где мы совещались. «Эдуард, я пошёл в партию, не давая вам обещания, что должен буду общаться со всякими полудурками», — заявил Дугин, когда я явился в штаб со съезда и пригласил его на совещание. Я уломал его, и теперь он страдал, и потому так чётко артикулировал слова и говорил злым голосом, что уже выпил и хотел выпить ещё вместе с юношами и девушками нацболами: с худеньким мальчиком Леусом, с девочкой Машей, с учеником Карагодиным, этот приехал с нами из Москвы, они ждали его в комнате зала собраний. Там слонялись ещё десятка два-три нацболов, возбуждённые приездом вождей.

Я дал им увлечь себя. Дал увлечь себя дугинскому парадоксализму. А Беляев просто расчетливо хотел стать на сторону власти и заявить об этом. Баркашов ведь также на всех углах заявлял о том, что поддерживает Ельцина. Я дал увлечь себя и потому, что был возмущён предательской позицией Зюганова и компартии по отношению к себе и к националистам. Ведь часть их электората принадлежала нам. Ведь это за них голосовали национально настроенные избиратели, потому что нас не допускали до выборов. Ведь часть наших идей Зюганов подхватил и эксплуатирует, образовав Народно-патриотический союз. «Ельцина, Ельцина, только его. Нужно поддержать эту дубину Ельцина!» — выкрикнул Дугин и улизнул.

Вскоре все лидеры удалились, решив, что завтра мы вместе переломим течение съезда и сделаем так, что съезд проголосует за Ельцина, чтобы не голосовать за Зюганова. В кабинет Саши-афганца явились Дугин и Карагодин и 17-летняя девочка Маша Забродина. «Маша давно мечтала с вами познакомиться, Эдуард Вениаминович», — язвительно сказал Дугин, и они с Карагодиным удалились. Ночь я провёл с Машей и в Маше. Утром она отвела меня на съезд. Когда я зашёл в помещение для собраний, там высоко в клубах дыма над полом левитировали Александр Дугин, мальчик Леус и мальчик Карагодин. Они говорили о мистическом фашизме. «Саша, нам пора на съезд». — напомнил я. «Вы что, совсем собрались подчинить меня своей воле, Эдуард Вениаминович?» — сказал Дугин. Мне оставалось лишь поспешить на съезд.