Ион Чобану - Мосты

• Название: Мосты
• Автор: Ион Чобану
• Жанр: Русская классическая проза

---

Но после происшествия со льдом Никэ охладел к Негарэ. Когда тот приходил к нам, смотрел на него недоверчиво, а то и просто прятался за печь.

Понятное дело, теперь подрос. Это заметно и по брюкам, купленным ему перед пасхой: за лето им стало не хватать вершка до полной длины, и по тому, как он болезненно переживал, когда мама ходила беременной.

- Ну, что ты скажешь? Опять набухла, будто копна... И лицо блестит и шелушится!

Чего греха таить, мне тоже не очень приятно было видеть мать с седыми висками и животом до подбородка. Дочери, наверно, переживают это гораздо меньше. Бывает, мать и дочь почти одновременно рожают, выкармливают младенца, заменяя друг друга во время болезни.

А я и Никэ со стыда готовы были провалиться сквозь землю. Ни за что не хотели ходить по селу рядом с матерью. Я вырывался вперед, стараясь никому не попадаться на глаза. И почему так? Вон, Ирина Негарэ вроде тех же лет, что наша мать, а с животом не ходит. Везет же мне как утопленнику!

Мы росли - и росли холмики на погосте против нашего дома: наши родственники, братья и сестры.

- О чем задумался? О воробьях на стрехе? Ступай, посмотри, на кого там собака лает! - сказал отец Никэ.

Тот вынул из лохани ноги и побежал смотреть, кого бог принес. Вернулся быстро, запыхавшись:

- Дядя Афтене пришел.

- Ну, угомони собак. А ты, - отец повернулся ко мне, - принеси кувшин вина.

Я помчался как угорелый: как бы не пропустить умное слово косноязычного Афтене.

Когда я вернулся с вином, маленький хилый человек мямлил что-то под нос, повторяя без конца: "Зима не лето, пройдет и это". Он так вытянул шею, что на ней набухли синие жилы. Казалось, сейчас отдаст богу душу. Был, видно, очень рад чему-то, взволнован и оттого говорил еще невнятней, чем обычно. Возбуждение его улеглось, когда увидел, как мать насыпает кукурузную муку в казанок и варит твердую и круглую мамалыгу - хоть перекатывай ее, как мяч. После этого заговорил разборчиво, правда, все так же повторяя: "Зима не лето..."

- Уф, избавился! Гора с плеч! Все на меня показывали пальцем - земля у тебя есть, а даже собак не прокормишь. Наконец-то перестанут глумиться, пройдет и это... Прости меня, Костаке, но продал я свою землю. Думаю: господь бог надоумит тебя, возьмешь в аренду землю у кого-нибудь, село большое, не расстраивайся. А я отмучился. Будто мельничный жернов скинул с сердца.

Отец молчал. Земля Афтене едва начала давать хорошие урожаи. Поначалу, когда мы только вскопали пустошь, рожала она плохо.

- Твоя воля, Афтене, - проговорил отец. - Земля твоя, и правда твоя... Пусть будет все в добром согласии.

- Потому я и пришел, чтобы в мире и согласии... Кажется, кто-то идет! Зима не лето...

Во дворе надрывались собаки. Цыган Илие исступленно играл на скрипке такое, что ноги сами рвались в пляс. Сынишка Илие, школьник, что есть силы бил в барабан, словно хотел разорвать его на куски.

Все они вертелись вокруг буренки, смотревшей испуганно и слезливо. Корову держала за поводок Ирина Негарэ. В другой руке у нее был пузатый штоф искристого красного вина.

Георге Негарэ и жена косноязычного Афтене, сжимая в руке по бутылке такого же вина, приплясывали, держась за хвост буренки. Конечно, они были во хмелю. Лица горели, как пионы.

- Я так люблю детей... от собственного рта отрываю! - кричал Негарэ. - Будь свидетелем, сосед... Ты человек грамотный, толковый. - Он протянул отцу бутылку. - У детей своих отнял корову. И не жалею. Пусть, в добрый час...

- Святые ваши слова! - похвалила Негарэ жена Афтене.

Но не успел договорить Негарэ, наш двор заполнила толпа. Люди как раз вышли из церкви и шли домой: кто кладбищем, кто другими тропинками. А тут на тебе, пожалуйста, вино! Без гостей разве его разопьешь? Тем более что речь идет о купле-продаже. Говорят, одна бабка продала черту кочергу и то выпила в счет задатка. А тут Негарэ, покупавший целую делянку земли! Хоть вдоль ее измерь, хоть поперек - пять гектаров!

На пожелтевшей, тронутой осенней засухой траве кладбища из всей благочестивой паствы остались одни допризывники. Они тоже вышли с молитвы во главе с шефом поста, господином Виколом, и его помощником Горей Фырнаке. Наконец-то и Фырнаке нашел себе достойное занятие. Теперь у него было кем командовать, кому подчиняться и кому отдавать честь.

- Здравия желаю, господин сержант-инструктор! Допризывник... поминай как звали... Брат Беглеца, сват Огольца, из села Кукоара, коммуна - рукой подать, уезда - ни дать ни взять! - примерно так сказал бы дедушка, если бы не последовали события, о которых сейчас расскажу.

Фырнаке Горя два месяца учился в Оргееве на курсах при призывном пункте. Теперь он обучал военному искусству наших сельских парней. Каждое воскресенье - после того как батюшка отслужит молебен.

От полноты ощущений Фырнаке Горя словно помолодел, не узнаешь его. Бывают же люди: хлебом их не корми, дай только покомандовать. Вот и Горя такой. Расстался бы он со своей политикой - жил бы да поживал во благе. А так - одни неприятности.

Засушливая осень пришла в село, осень с крепким и пьянящим недобродом - тулбурелом. Много разных происшествий случается осенью, когда выпитое вино ударяет в голову и каждый стакан требует: ну-ка, ты, разум, подвинься, уступи мне местечко. И так до тех пор, пока разуму вовсе места не остается в голове и вино делается там полным хозяином и начинает такую пляску, что чертям тошно.

После того как врачи перевязали голову Горе, можно было с полным правом утверждать, что в Кукоару пришла осень, богатая и изобильная. Честно говоря, не она виновата, что у Гори голова перевязана. Попросту ездил человек на освящение партийных флагов в церковь села Кышля, и передрались там все двадцать с лишним политических партий между собой - не на живот, а на смерть. Вот и досталось Горе Фырнаке, он был самый высокий член партии кузистов во всем Оргеевском уезде, и все камни с майдана летели ему в голову.

Теперь Горе трудно командовать допризывниками. Стоит ему раскрыть рот и выкрикнуть команду - тут же хватается за виски. Должно быть, у него жар: каждый раз к нам заходит и просит напиться.

Разумеется, не стал он уклоняться и от стакана вина, предложенного Георге Негарэ в счет задатка.

Что касается шефа жандармского поста господина Викола, не могло быть и речи, чтобы он не пришел. Такое скопление народа, - сейчас, когда в Бессарабии введено военное положение, когда строятся оборонительные валы вдоль Днестра. Худо-бедно, а он, шеф, отвечает за общественный порядок и состояние умов в Кукоаре.

И надо же было случиться беде в самый разгар веселья. Грянул ружейный выстрел, и всех баб с нашего двора словно ветром сдуло. Забыв обо всем, они визжали и, задрав юбки, лезли через забор во все четыре стороны.

Допризывники без приказа Гори Фырнаке рухнули в мягкую траву кладбища и ошалело слушали, как сыплется дробь и опадают желтые листья орешника.

Зато Никэ, мой младший братишка, назло отцу и матери бегал туда-сюда. Наконец остановился на кладбище и стал глазеть на допризывников. Церковная звонница, словно эхо, повторила звук выстрела, и Никэ, видно, подумал, что это допризывники занимаются стрельбой.

- Ни с места! - кричал тем временем господин Викол. И бежал на цыпочках, сжимая в руке деревянную рукоятку пистолета-автомата.

Но бежать шефу поста и Горе Фырнаке нужно было не слишком далеко. Добравшись до дедушкиной хатки, остановились у выбитого окна и подняли из кустов оконную крестовину. Непрошеные, вошли в дом.

Мать крестилась и благодарила бога, что дедушкино ружье никого не убило. Двор был ведь полон... Да и на кладбище столько допризывников!

- Велико счастье... - сердито проронил отец. - Теперь затаскают по судам... Время-то военное, черт побери... осадное положение!

Отец тоже побежал в дедушкину хату. Я не отставал ни на шаг. У деда творилось бог знает что. Во все горло ругался господин плутоньер, дед подпрыгивал на одной ноге и что-то громко кричал, да так, что дрожали уцелевшие стекла. Дед Андрей испуганно и виновато мигал, пытался оправдаться: он, мол, не нарочно, выронил ружье из рук, они у него дрожат от старости... Выронил проклятое, будь оно неладно. Ударилось о край лавки, курок сорвался. Ржавое ведь ружье.

Что ж, и так могло быть. Старик уже, как говорится, ждал повестки, чтобы переселиться поближе к дедушкиной хате - через дорогу, на кладбище. Это видно было не только по тому, что руки дрожали, - они-то могли дрожать и от страха. Я заметил, что в последнее время дед Андрей постоянно остегивался и, когда дед Тоадер упрекал его, с горем пополам пристегивал пуговицу от брюк к петле кацавейки.

Да, одной ногой в могиле старик, а оставил деда без ружья! И без окна. Окно, правда, можно вставить, да и ружье найдется. Но вот с плутоньером шутки плохи: сидит и строчит акт, длинный-длинный, в два локтя. Измеряет сантиметром лавку, окно. Чертыхается, никак не разберет, какой системы ружье у деда. А в акт записать надо. Дед без конца повторяет: